Малабарские вдовы - Суджата Масси
Отец, по сути, сообщал ей, что они проиграют. Первин дрожащим голосом произнесла:
– Я туда не вернусь. Лучше покончу с собой.
– Не смей такого говорить!
Она покачала головой.
– Ты же заранее знал, что написано в Законе. Зачем ты заставил меня его читать, хотя мог сразу сообщить мне все дурные новости?
– Если бы я сказал тебе, что единственный выход – постановление о раздельном жительстве, ты бы мне не поверила, – пояснил Джамшеджи. – Разумеется, я подам соответствующий иск, но полагаю, что с их стороны будет встречный иск с требованием соблюдения супружеских прав. Придется как-то добиться у Сайруса разрешения, чтобы ты жила у нас. Поэтому мне нужны твои соображения, Первин. Ты знаешь эту семью, знаешь, какие вещи для них особенно важны.
– Для них было важно одно: чтобы я рожала им детей. А еще – что я богата и могу обеспечивать их деньгами.
Джамшеджи посмотрел на дочь поверх строя книг.
– Если показать Содавалла письмо от врача, где будет сказано, что инфекция, которой ты заразилась от Сайруса, лишила тебя способности к деторождению, может, они и не потребуют твоего возвращения.
– Верно, – подтвердила Первин, которую столь смутный прогноз совсем не устраивал. – Но в этом случае и Сайрус не сможет жениться снова.
– Они в тупике. Весь ваш брак останется патовой ситуацией, пока он не совершит измены, – со слабой улыбкой сказал Джамшеджи. – Нам остается лишь уповать на то, что рано или поздно он тебе изменит с какой-нибудь глупой женщиной – и тогда у нас появятся полноценные основания для развода.
– В Британии, если брак не удался, муж отправляется в какой-нибудь отель с другой женщиной, а потом берет у служанки свидетельство о том, что они спали в одной постели. Это служит основанием для развода. – Первин помолчала. – Может, и я могу совершить то же самое с каким-нибудь джентльменом?
– Ни в коем случае! – взревел Джамшеджи. – Не только потому, что это навеки погубит нашу семейную репутацию, но и потому, что по парсийским законам женское прегрешение не служит основанием для развода.
– Ну ладно. – Первин решила изложить отцу последнее свое соображение. – У меня есть другая мысль. Бехнуш говорила подругам, что ты собираешься частично оплатить строительство их новой разливочной фабрики. Это правда?
Глаза Джамшеджи сердито блеснули.
– Они предложили, чтобы я покрыл все расходы, будто я какой-то денежный мешок, а не простой городской поверенный.
– Как ты отреагировал на их просьбу?
– Просто не ответил на письмо.
– Можно получить развод на основании того, что они нас шантажировали? – спросила Первин.
Отец ее рассмеялся.
– Смотрю, ты не упускаешь ни одного важного ракурса. Но повторяю: в парсийском брачном праве об этом ничего не сказано.
– Паршивое право. Всё в нем нечестно, юристы должны бороться за его изменение.
Отец ее фыркнул.
– Тебе не нравится парсийский Закон о браке и разводе? Обидно, что ты бросила изучать юриспруденцию. Добиться его изменения способен только юрист-парс, которому действительно небезразличны права женщин.
Она кивнула.
– Папа, скажи, а что будет дальше? Если мы будем бороться за раздельное жительство, меня будет представлять другой адвокат?
– Я подготовлю все материалы и найму барристера в Калькутте, который выступит в суде. – Джамшеджи пристально посмотрел на дочь. – Ты готова к тому, чтó это за собой повлечет? Если мы добьемся своего, ты вольна будешь жить в нашем доме даже после нашей кончины. Но ты, скорее всего, никогда больше не сможешь выйти замуж.
– Вот уж чего я совсем не хочу, так это снова выходить замуж, – с безрадостным смешком обронила Первин.
– И чем ты намерена заниматься?
Первин решила изложить отцу замысел, который постепенно сложился у нее по ходу длинной поездки на поезде из Калькутты в Бомбей:
– Несколько лет назад я успешно сдала вступительные экзамены в Оксфорд. Тогда я сказала, что не хочу ехать в Англию – боюсь морской болезни и долгого пути.
– Тогда же ты сказала, что не хочешь водиться с англичанами, – напомнил, усмехнувшись, Джамшеджи. – И это при том, что я тоже там учился, так что ты стала бы второй Мистри – выпускницей Оксфорда.
– Я пересмотрела свои взгляды. – Первин набрала полную грудь воздуха и выпалила: – Известно ли тебе, что в 1890-е годы девушка из Пуны была зачислена в колледж Сомервиль и изучала там право? Мисс Корнелия Сорабджи работает поверенным в Бенгалии и в нескольких независимых княжествах.
– Да, я что-то такое слышал, но меня больше волнует моя дочь. Почему ты решила, что изучать право в Оксфорде будет проще, чем в Бомбее? – В голосе Джамшеджи звучал скепсис.
– Мне будет тяжело. Но я помню слова дедушки Мистри: бусы моей репутации рассыпаны до последней бусинки, – хмуро произнесла Первин. – Я на три года уеду в Англию учиться. А потом вернусь в Бомбей с дипломом.
Джамшеджи долго смотрел на дочь.
– Ты прошла через страшное испытание. Нам с мамой очень хочется, чтобы ты была рядом, чтобы все у тебя наладилось. Ты действительно решила уехать?
Первин совсем не хотелось покидать родной дом. Но если она станет первой женщиной-юристом в Бомбее, она тем самым вновь нанижет бусинки на нитку – и порванное ожерелье станет бриллиантовым.
1921
21. Мужской разговор
Бомбей, февраль 1921 года
Крови и слез Первин на этот день хватило с лихвой. Ей хотелось повидаться с Элис.
В вечернем мраке высокие палладианские окна бунгало Хобсон-Джонсов приветливо светились золотистым светом. Арман подъехал к воротам, оттуда выбежало полдюжины охранников, они окружили машину. Это ничем не напоминало дружелюбный прием, которого накануне удостоилась машина губернатора.
Капрал-шотландец потребовал, чтобы Первин изложила цель своего визита. Она невозмутимо представилась и объявила, что приехала по приглашению Элис. Шотландец сверился с записной книжкой, которую ему передал другой охранник. Поднял глаза и неохотно признал:
– Здесь есть ваше имя.
Первин не удостоила его ответом. Она размышляла над тем, что накануне дом охраняло всего четыре человека. Интересно, связано ли усиление охраны с событиями по соседству? Въехать через ворота во двор Арману не позволили. Они с Первин быстро обсудили, как быть дальше, и решили: Арман поедет за отцом, а за ней вернется к девяти часам.
Подозрения Первин только укрепились, когда она вошла во двор и обнаружила, что рядом с домом стоит машина с эмблемой бомбейской полиции. Кто-то из инспекторов приехал к родителям Элис с неформальным визитом
