Ведьма на Иордане - Яков Шехтер
— Наш учитель Рашуль известен как большой мудрец и великий чудотворец. Если у вас возникнет осложнение в жизни, не улыбайтесь, всякое бывает, приезжайте к нам в Явниэль, это совсем недалеко. Я секретарь Рашуля и проведу вас к нему без очереди. Вот, — харидей вытащил из кармана портмоне, извлек визитную карточку и подал Диме. — Положите ее в кошелек. Не пренебрегайте. — Он усмехнулся, давая понять, что увидел первое движение Диминой души. А первым движением было выбросить к чертовой матери этот клочок картона. Он, Дима, поедет к какому-то важному «пингвину» советоваться, просить о помощи! Да скорее горы Галилеи обрушатся в Кинерет!
— Жизнь по-всякому оборачивается, — продолжал харидей, — пусть карточка полежит в вашем кошельке. Мало ли что. Желаю удачи и всего доброго.
Он повернулся и ушел в хвост очереди. Дима не глядя сунул визитку в кошелек и спустя десять минут позабыл про Явниэль, Рашуля, харидея и визитку. А вот шустрого мальчонку он запомнил хорошо и спустя пару недель установил на всех деревьях станции проволочные сетки, мешающие юным шалопаям карабкаться по стволам.
* * *
Минуло несколько месяцев. Одним из вечеров, закрыв скрипучие ворота станции, Дима собрался культурно отдохнуть. Отдых заключался в приготовлении мяса на огне. Культура же состояла в том, что составить компанию был приглашен Чубайс с женой и дочкой, поэтому обыкновенная обжираловка после тяжелого трудового дня обретала статус приема гостей.
К мясу, разумеется, прилагалось холодное пиво для дам и ледяная водка для мужчин. Особо страждущих поджидала фляжка хорошего виски, пусть початая, но еще вполне способная удовлетворить средних размеров запрос. Дурманяще пахло нагретой за день землей, сено для пони, недавно заведенных Димой, источало томительный аромат сухой травы. Сами лошадки, на которых в ожидании каяков без устали катались юные шалопаи, мирно переминались с ноги на ногу в своем загончике. За катание, разумеется, нужно было платить, и эта забава, придуманная для отвлечения «пингвинят» от опасных игрищ, неожиданно оказалась весьма прибыльным делом.
Глухо ворковала вода в Иордане, омывая берега, поросшие бледно-зеленой травой. Чуть ниже станции Дима соорудил купальню, выгородил часть мелководья и поставил на мостках будочку для переодевания. Теперь можно было спокойно войти в реку, медленно протискивающуюся через частокол вбитых в дно бревен, искупаться, не опасаясь быть унесенным течением на сотни метров. После купания подняться в будочку, переодеться в сухое и не спеша вернуться на станцию, каждой клеточкой ощущая полноту жизни, ее важное, доброе движение.
Ляле насыпали конфет и дали электронную игрушку. Чубайс ловко раздул мангал, и вскоре манящий запах жареного мяса заструился по станции. Света и Люда настругали салаты, разложили по одноразовым тарелочкам готовые магазинные закуски, накрыли стол прямо на берегу Иордана, и пиршество началось.
Шло хорошо. Да и как может плохо идти горячая, прямо с огня, баранина? Водка согрела сердца и развязала языки. Вечерний туман низко стелился над рекой. Хотелось говорить о чем-то важном, высоком и таинственном. И тут Дима вспомнил про спасенного мальчишку.
— Ты помнишь огольца, который навернулся с эвкалипта? — спросил он Чубайса, обтирая рот салфеткой. Дима так поступал после каждой выпитой рюмки, будто водка оставляла на губах жирный след.
— Еще бы не помнить, — отозвался Чубайс. — Ты за ним сиганул в реку, точно за родным сыном.
— А знаешь, кто его дедушка?
Чубайс равнодушно пожал плечами.
— Известный раввин и большой чудотворец. Слыхал про Рашуля из Явниэля?
— Никогда в жизни. Но одно чудо он точно совершил. Благодаря его внуку у нас появились лошадки.
Чубайс полюбил пони и много времени проводил возле их стойла. Чистил их шелковистые спинки, расчесывал гривы, подсыпал еды, а то просто гладил задумчивые мордочки с удивленными миндалевидными глазами.
— А я знаешь что думаю? — Дима опьянел и говорил с особенным чувством. — Я думаю, что никаких чудес на свете не бывает. Выдумки все это, вранье, бабушкины сказки.
— Я тоже так думал, — ответил Чубайс, закуривая сигарету, — пока сам с чертями не столкнулся.
— С кем не столкнулся?! — удивленно воскликнула Света.
— Да не слушай ты его, — рассмеялась Люда. — Ни с кем он не сталкивался. Как выпьет, так начинает эту байку травить.
— А ты не слушай, если надоел, — чуть обиженно бросил Чубайс. — Только вовсе это не байка. Я за каждое слово готов ответ держать.
— Где ж ты чертей откопал? — спросил Дима. — С перепою небось?
— Да уж, с перепою. Грамм во рту был, но весьма скудный, прямо скажу, убогий грамм. Вот как все получилось. — Чубайс разлил еще по одной, выпил, зажевал водку кусочком остывшей баранины и, уставившись в Иордан, начал рассказывать.
Он говорил, не глядя на собеседников, словно рассматривая картинку в темной воде:
— Давно это было. Еще в СССР, в Ровенской области. Калымил я тогда в деревне Голубна. Курятник строил с пятью ребятами. Каждый вечер на танцы ходили, семь километров до райцентра туда, семь обратно. Чего по молодости не отчебучишь. Уж не спрашивай, каково было утром вставать, но поднимался и пахал часов двенадцать в полную силу. И-эх, где вы, годы молодые?!
— Да ты еще вовсе не стар, — бросила Света. — Женишок хоть куда.
Чубайс, казалось, пропустил ее слова мимо ушей. Однако у них, как вскоре выяснится, оказалось весьма весомое продолжение, играющее немаловажную роль в нашей истории.
— Как-то раз поругался я на танцах с ребятами. Уж не помню, по какому поводу и с кем именно, скорее всего, просто так, алкоголь взыграл. В общем, обиделся я на приятелей и пошел домой один. Дорога знакомая, много раз хоженая, ночь лунная, да и не поздно еще было, музыка на танцплощадке гремела вовсю.
А в Голубну из райцентра две дороги вели, одна покороче, сельский такой шлях, обычная грунтовка, а вторая асфальтовая, но километров на десять длиннее. Мы всегда по короткой ходили, а тут уж не помню почему, но свернул я на длинную дорогу. И ведь не хмельной был, выпил-то чуть-чуть, так, портвешка пригубил для начала, а дальше не успел принять, засобачился и свалил.
Не знаю почему, но, как асфальт под ногами почувствовал, на часы глянул, машинально руку поднял и глянул. Как раз луна за тучкой скрылась, с трудом стрелки рассмотрел, поэтому время четко запомнил. Иду себе, иду, минут десять прошло, машины то и дело мимо пролетают, то сюда, то туда. Попутным я рукой машу, аж подпрыгиваю, да никто не подбирает. Почему, мне потом объяснили. Я еще подумал, какое крутое движение
