Что за девушка - Алисса Шайнмел
— Как думаешь, что скажет доктор Крейтер? — спрашивает Майя, садясь в машину (я уже успела написать ей о внеочередном сеансе).
— Понятия не имею, — честно отвечаю я.
— Думаешь, она пропишет тебе лекарства от тревожности?
— Думаю, мама очень этого хочет.
— Ясно, но ты сама чего хочешь?
— Я не знаю. — Я все еще не уверена, сама я принимала решение в субботу (и в пятницу вечером тоже) или мной управляли таблетки. Наверняка лекарства, которые может прописать доктор Крейтер, будут действовать не так, как красные таблетки, но я не могу избавиться от страха того, как они (даже нормальные, принимаемые под надзором врача, как выразилась мама) изменят меня.
Я говорю:
— Неделю назад я была на все готова, только бы избежать лекарств.
Если бы в субботу мой внутренний монолог не заткнуло ложное ощущение уверенности, я, может, не наговорила бы Майе гадостей, пусть она меня и простила. А что, если внутренний монолог — не так уж и плохо. Что, если нормальное лекарство поможет и я научусь не заглушать свои мысли и перестану в них теряться. Звучит не так уж и страшно. Если честно, это звучит здорово.
Наверное, можно спросить об этом у доктора Крейтер вместо того, чтобы отказываться разговаривать. Я даже могу попробовать воспользоваться теми приемами, которые она рекомендовала, чтобы перестать накручивать себя, не ограничиваться приемом лекарств, а еще и делать мысленные упражнения. Может, они называются упражнениями, потому что нужно тренироваться. Нельзя же с первой попытки, без подготовки, сразу, начать подтягиваться.
— По прошлой неделе судить нельзя, — говорит Майя. — Ее никак не назовешь обычной.
— Да, — соглашаюсь я. В конце концов, до вчерашнего дня у меня никогда не было панических атак. — Но до этого было много недель, когда мне хотелось резаться, и недель, когда я так и делала. — Я медлю. — Думаю, дело не в том, тяжелой была неделя или нет.
— В каком смысле?
— Другие переживают тяжелые недели не просто без порезов, а без единой мысли о них. Я хочу сказать, это им даже в голову не приходит. Понимаешь?
— Как другим в голову не приходит вызывать у себя рвоту, когда они хотят похудеть? — спрашивает Майя, и мы обе заходимся смехом.
— Знаешь, никого, кроме нас, это бы не развеселило, — отмечает она, и я знаю, что я права: я могу доверять ей, и она будет любить меня, какую бы сторону себя я ей ни показала.
Когда наш смех стихает, я говорю:
— Может, когда-нибудь нам это тоже не будет казаться смешным.
В школе я паркуюсь на своем обычном ужасном месте и выключаю двигатель. Хоть мы и опаздываем, на классный час не торопимся.
— Пусть попробуют отчитать нас после того, через что мы прошли, — усмехается Майя.
— Ты в жизни ни одного правила не нарушила, — протестую я, хотя теперь уже знаю, что это не так.
Моя лучшая подруга пожимает плечами:
— И несмотря на это, от меня столько проблем!
Почему-то это тоже невыносимо смешно. Мы так хохочем, что я не сразу слышу, как кто-то стучится в мое окно. Я поднимаю глаза.
Тесс.
— Можно тебя на минутку? — спрашивает она.
Мы с Майей выходим из машины. Я облокачиваюсь о дверь.
— Я тут… погуляю, — говорит Майя и встает между машинами. Не знаю, потому ли она осталась, что не хочет одна заходить в школу, или просто знает, что после разговора с Тесс мне может понадобиться поддержка. Может, и то, и другое.
— Я много думала над тем, что ты вчера сказала, — начинает Тесс. — Что я не знаю тебя на самом деле.
Ее волосы вернулись к своему обычному объему. На ней обтягивающие синие джинсы и потертая серая футболка, на вид такая мягкая, что я еле сдерживаюсь, чтобы не потрогать ее. Я засовываю руки в карманы и осторожно говорю:
— Извини. Как я уже сказала, ты в этом не виновата.
— Я подумала, что мне очень хотелось бы узнать тебя. Настоящую тебя. Что бы это ни значило. — Тесс улыбается. — Так что я хочу официально пригласить тебя на свидание.
Она протягивает мне руку, как будто хочет, чтобы я ее пожала:
— Привет. Меня зовут Тесс Вашингтон.
Неделю назад я думала о том, что у нас с ней все происходило наоборот. Мы поцеловались прежде, чем пойти на свидание; стали называть друг друга «зайка» до того, как начали держаться за руки. Если бы Тесс так официально пригласила меня на свидание неделю назад, я бы выпалила «да», не дав ей договорить.
Но неделю назад Тесс и понятия не имела, как я старалась скрыть от нее истинную себя.
— Не уверена, что это хорошая мысль, — наконец отвечаю я.
Тесс роняет руку.
— Я не говорю «нет», — поспешно добавляю я. — Я хочу сказать, я действительно не уверена, хорошая это мысль или нет.
Может, это мне тоже стоит обсудить с доктором Крейтер. Я рассказала ей, что мы с Тесс расстались, или нет?
— Не возражаешь, если я это обдумаю? — спрашиваю я. — Я не рассчитываю, что ты будешь ждать меня, ну, если появится кто-то не такой сложный.
— Может, мне нравятся сложности, — улыбается Тесс.
— Мне очень приятно это слышать, — говорю я. — Но я и сама не знаю, насколько все сложно.
Может, доктор Крейтер добавит к моим диагнозам еще один — «патологическая лгунья», ведь я столько всего о себе скрывала. Может, я выйду из ее кабинета со списком лекарств длиной с километр.
Тесс кивает и прислоняется к моей машине, рядом со мной.
— Но чтобы ты знала, у всех есть свои сложности. Я тоже многого тебе не рассказывала.
— Правда? — Я искренне удивлена: Тесс всегда казалась мне такой открытой.
— Ну конечно, — ухмыляется она. — Я не собиралась показывать тебе, какая я стремная. Я хотела тебе понравиться.
— Ты мне нравишься, — говорю я.
— Ты мне тоже. — Улыбка Тесс тает. — Ну, мне пора в класс. Не у всех есть такое волшебное влияние на учителей, как у тебя.
— Знаешь, мне спускают с рук опоздания только потому, что мой доктор сказала, что я не могу это контролировать.
— Серьезно?
Я киваю:
— ОКР. — Я чувствую, как
