Леонид Андреев - Том 6. Проза 1916-1919, пьесы, статьи
Слегка подсвистывает песенке. Слышит стук дверей в прихожей, голоса и, встав неторопливо, теми же прямыми шагами прохаживается по комнате. Входят: Генрих Тилей его сослуживцы — Ермолаев, Дмитрий Иванович, кряжистый человек русской складки, с большой бородой, и Тизенгаузен, Андрей Андреевич. Позади всех, счастливо и смущенно улыбаясь, идет Феклуша — таково его прозвище — товарищ Генриха Тиле по первым классам гимназия.
Тиле. Здравствуй, Карл. Как ты поживаешь?
Карл. Здравствуй, Генрих. Спасибо. А ты как?
Тиле. Благодарю, очень хорошо. Господа, вы все знакомы с братом моим Карлом? Карл, это мои товарищи по банку, весьма уважаемые мною люди.
Тизенгаузен. Здравствуйте, Карл Эдуардович.
Ермолаев. Ермолаев. Очень приятно познакомиться. Вы очень похожи на вашего старшего брата, чрезвычайно.
Тиле. О да, мы очень схожи. Славный парень, серьезный работник. А этот господин, Карл, называется Феклуша — ты уже познакомился? Он называется Феклуша. (Смеется.) Мы учились вместе в Петершуле, и его выгнали из второго класса, и в жизни ему не повезло. Феклуша, тебя выгнали из второго класса, а? (Смеется.)
Феклуша. Из третьего, Генрих Эдуардович. По неспособности; поведения я был отличного.
Тиле. Он говорит: по неспособности! (Смеется.) И вчера я встретил его на Невском: был сильный дождь, и уже прошло двадцать лет, как мы расстались, но я его узнал. И он шел очень быстро. Ты бежал, Феклуша?
Феклуша. Дождь, Генрих Эдуардович, а я без зонтика. Бежал.
Тиле. И на сегодня я пригласил его к обеду. Но прошу извинить, господа, если обед будет не таков, каким желал бы вас угостить на моей новой семейной квартире. Это мой первый не ресторанный обед, и я не могу поручиться за опытность моей новой кухарки.
Ермолаев. Ну что вы, Генрих Эдуардович, какие могут быть извинения! Только бы мы вас не стеснили.
Тиле. О нет. Я рад.
Тизенгаузен. Какие извинения! Наоборот, я очень польщен, Генрих, что ты позвал меня к первому твоему не ресторанному обеду. Когда ты женишься и у тебя будет порядок, ты забудешь старого друга Андрея Тизенгаузена.
Тиле. У меня будет порядок, но я никогда не забываю старых друзей. Сиди спокойно и кури твою сигару.
Ермолаев (Карлу). Не вас ли я видел, Карл Эдуардович, на прошедшей неделе у Додона? Вы сидели еще с каким-то офицером, кажется, гвардейцем, и барыней.
Карл (лжет). Нет. Я не бываю у Додона.
Тиле. Карл не может посещать таких дорогих ресторанов.
Ермолаев. Тогда я ошибся, простите. Но очень похоже.
Тиле. Нет, вы ошиблись, Дмитрий Иванович. Ну как же ты работаешь, Карл, я хочу слышать о твоих успехах.
Карл (лжет). Вчера я сдал второй зачет.
Тиле. О! Это хорошо. Ты- серьезный работник. Но не мешает ли вам эта песенка, господа, я снова ее слышу. Это поют мои маляры.
Тизенгаузен. Но это без слов! Я даже не подумал бы, что это называется песней.
Ермолаев (прислушиваясь). Нет, славно! Есть что-то такое… ямщицкое. Ведь мой отец ямщиком был, Генрих Эдуардович.
Тиле. И мне кажется, что хорошо. Хотя мой отец по происхождению швед, но я уже давно чувствую себя русским, и я это понимаю. Это — русская тоска.
Тизенгаузен. Хотя моя фамилия Тизенгаузен, но я даже не умею говорить по-немецки, я — русский. Тем не менее извини меня, Генрих, — я не понимаю, что это значит: русская тоска?
Тиле. О, это надо чувствовать.
Тизенгаузен. А ты чувствуешь?
Тиле. Сейчас — нет. О, теперь я так счастлив, что не могу чувствовать никакой тоски: русской, шведской, немецкой…
Все смеются.
Тизенгаузен. Вот это настоящие мужественные слова, Генрих! Но пока светло — не покажешь ли ты нам свою новую квартиру? Я умираю от любопытства, я хочу видеть, как ты вьешь свое гнездо: берегись, Генрих, я старый и опытный самец.
Тиле. Нет, ты меня не испугаешь, старый ворчун! (Смеется.) Я еще только счастливый жених, но ты увидишь, какой у меня строгий план. О, ты увидишь!
Ермолаев. Да, приятно бы взглянуть.
Тиле. Прошу вас следовать за мной. Карл, будь добр, посиди с моим Феклушей, пока я буду показывать. Пожалуйста, кури, Феклуша, папиросы на столе.
Выходят. Феклуша, стесняясь, берет папиросу. Карл зажигает и подает ему спичку, в то же время откровенно и холодно рассматривает его.
Феклуша (тянется к спичке). Очень благодарен, я сам…
Карл. Пожалуйста. Почему вас так нелепо зовут: Феклуша? Это женское имя.
Феклуша. Как вам доложить, Карл Эдуардович? Вероятно, за характер… Я всегда был несколько робок, склонен к слезам, а равным образом — излишне тороплив, поспешен в мыслях.
Карл. Почему — равным образом?
Феклуша. Так говорится.
Карл. Нет, так не говорится. Но сегодня вы не торопливы. Вы где служите?
Феклуша. Как вам сказать, Карл Эдуардович? В полиции.
Карл. Что такое?
Феклуша. Нет, нет, я в канцелярии градоначальника, по паспортной части. Генрих Эдуардович знают.
Карл. Много получаете?
Феклуша. Сорок рублей, ну с наградными и так вообще выйдет рублей девяносто. Сущие пустяки.
Карл. Большая семья?
Феклуша. Огромная.
Карл. А отчего вы не поступите в филеры? Это выгоднее, вы могли бы зарабатывать.
Феклуша. Вы шутите! Как можно!
Карл. Нет, я говорю серьезно. Для провокации вы едва ли годитесь, но филером можно бы, не боги горшки обжигают. Сколько зарабатывает хороший филер?
Феклуша. Пустяки, дешевый заработок.
Карл. Нет — а хороший?
Феклуша. А если действительно хороший, то — огромные деньги, Карл Эдуардович! Ну раз вы так дружески, то сознаюсь, как перед отцом родным: пробовал, пытался, но…
Карл. Что же: но?
Феклуша. Не выходит, Карл Эдуардович! Способностей никаких нет, ни к чему хорошему не способен. То-то и несчастье мое, в том-то и осуждение судьбы, что — никаких способностей!
Карл. Никаких?
Феклуша. Ни малейших! Кругом, знаете, такое, что дай бы мне Господь истинный талант, я мог бы вполне обеспечить семью. А без таланта сколько ни бегай, сколько ни гомозись, лишней копейки не выбегаешь. Куда уж!
Карл. А вы, Феклуша, могли бы сделать или добыть — я не знаю, как у вас выражаются — добыть фальшивый заграничный паспорт?
Феклуша. Нет. Не сумею! Куда уж мне!
Карл. Но если постараться, имея в виду хорошие деньги?
Феклуша. А вам зачем?
Карл. На всякий случай всегда нужно иметь заграничный паспорт. — Нет, я шучу, конечно. Вы действительно бежали, когда вас встретил брат Генрих?
Феклуша. Вы смеетесь, Карл Эдуардович. Я, извините, не совсем понимаю ваш разговор.
Карл. Нет, Феклуша, я не смеюсь. Разве я похож на человека, который любит смеяться? Генрих просил меня занять вас, и я вас занимаю. Брат Генрих намерен покровительствовать вам?
Феклуша. Был бы безмерно счастлив! Они говорили, что оказывают денежную поддержку брату — это вам, Карл Эдуардович?
Карл. Мне. Но мне больше нравится говорить о вас, Феклуша. Скажите: когда вы были агентом, вам часто приходилось иметь дело с убийцами?
Феклуша. Убийцами?..
Разговаривая, входят Тиле и его гости. Тиле смеется.
Тиле. Ты поражен, старый ворчун? Позвольте отряхнуть ваш костюм, вы запачкали рукав, Дмитрий Иванович,
Карл. Я принесу щетку.
Ермолаев. Не стоит беспокоиться, право, пустяки.
Тиле. Нет, он принесет. Карл, принеси. Ну каково, господа? (Счастливо смеется.)
Ермолаев. Чудесная квартирка, Генрих Эдуардович.
Тизенгаузен. Да, ты меня поразил, Генрих.
Тиле. В столовой у меня будут обои под дуб; впоследствии я заменю их дубовой фанерой. Детская у меня, повторяю, выходит окнами на солнце, и в ней будет всегда светло. Это гигиенично и в Петербурге необходимо. К сожалению, в моем детстве я видел слишком мало солнца, и я хочу, чтобы у моих детей света было в изобилии. Солнце необходимо.
Тизенгаузен. Но ты так говоришь, Генрих, как будто у тебя уже есть дети, целая куча. Это самоуверенность холостяка, Генрих!
Тиле. Они будут.
