Александр Пушкин - Критика и публицистика
Гляди, глядя, плешивый
стих, исполненный истинно трагической силы, показался только смешон людям легкомысленным, не рассуждающим, что иногда ужас выражается смехом. Сцена тени в "Гамлете" вся писана шутливым слогом, даже низким, но волос становится дыбом от Гамлетовых шуток.
ТОРВАЛЬДСЕН, ДЕЛАЯ БЮСТ ИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА...
Торвальдсен, делая бюст известного человека, удивлялся странному разделению лица, впрочем прекрасного - верх нахмуренный, грозный, низ же, выражающий всегдашнюю улыбку. Это не нравилось Торвальдсену:
Questa e una bruta figura. {1}
ПИСЬМО О "БОРИСЕ ГОДУНОВЕ"
Voici ma tragedie puisque vous la voulez absolument, mais avant que de la lire j'exige que vous parcouriez le dernier tome de Karamzine. Elle est remplie de bonnes plaisanteries et d'allusions fines a l'histoire de ce temps-la comme nos sous-ouvres de Kiov et de Kamenka. Il faut les comprendre sine qua non.
A l'exemple de Shakespeare je me suis borne a d evelopper une epoque et des personnages historiques sans rechercher les effets theatrals, le pathetique romanesque etc... Le style en est melange. - Il est trivial et bas la ou j'ai ete oblige de faire intervenir des personnages vulgaires et grossiers - quand aux grosses indecences, n'y faites pas attention: cela a et e ecrit au courant de la plume, et disparaitra a la premiere copie. Une tragedie sans amour souriait a mon imagination. Mais outre que l'amour entrait beaucoup dans le caractere romanesque et passionne de mon aventurier, j'ai rendu Дмитрий amoureux de Marina pour mieux faire ressortir l'etrange caractere de cette derniere. Il n'est encore qu'esquisse dans Karamzine. Mais certes c' etait une drole de jolie femme. Elle n'a eu qu'une passion et ce fut l'ambition, mais a un degre d'energie, de rage qu'on a peine a se figurer. Apres avoir gout e de la royaute, voyez-la, ivre d'une chimere, se prostituer d'aventuriers en aventuriers - partager tantot le lit d egoutant d'un juif, tantot la tente d'un cosaque, toujours prete a se livrer a quiconque peut lui pr esenter la faible esperance d'un trone qui n'existait plus. Voyez-la braver la guerre, la misere, la honte, en meme temps traiter avec le roi de Pologne de couronne a couronne et finir miserablement l'existence la plus orageuse et la plus extraordinaire. Je n'ai qu'une scene pour elle, mais j'y reviendrai si Dieu me prete vie. Elle me trouble comme une passion. Elle est horriblement polonaise comme le disait la cousine de M-me Lubomirska.
Гаврила Пушкин est un de mes ancetres, je l'ai peint tel que je l'ai trouve dans l'histoire et dans les papiers de ma famille. Il a eu de grands talents, homme de guerre, homme de cour, homme de conspiration surtout. C'est lui et Плещеев qui ont assure le succ es du Самозванец par une audace inouie. Apres je l'ai retrouve a Moscou l'un des 7 chefs qui la d efendaient en 1612, puis en 1616 dans la Дума siegeant a cote de Козьма Minine, puis воевода a Нижний, puis parmi les deputes qui couronnerent Romanof, puis ambassadeur. Il a ete tout, meme incendiaire comme le prouve une rpaмота que j'ai trouvee a Погорелое Городище - ville qu'il fit bruler (pour la punir de je ne sais quoi) a la mode des proconsuls de la Convention Nationale.
Je compte revenir aussi sur Шуйский. Il montre dans l'histoire un singulier melange d'audace, de souplesse et de force de caract ere. Valet de Godounof il est un des premiers boyards a passer du cote de Дмитрий. Il est le premier qui conspire et c'est lui-meme, notez cela, qui se charge de retirer les marrons du feu, c'est lui meme qui vocifere, qui accuse, qui de chef devient enfant perdu. Il est pret a perdre la t ete, Дмитрий lui fait grace deja sur l' echafaud, il l'exile et avec cette generosit e etourdie qui caracterisait cet aimable aventurier il le rappelle a sa cour, il le comble de biens et d'honneurs. Que fait Шуйский qui avait frise de si pres la hache et le billot? Il n'a rien de plus presse que de conspirer de nouveau, de reussir, de se faire elire tsar, de tomber et de garder dans sa chute plus de dignite et de force d'ame qu'il n'en eut pendant toute sa vie.
Il y a beaucoup du Henri IV dans Дмитрий. Il est comme lui brave, g enereux et gascon, comme lui indifferent a la religion - tous deux abjurant leur foi pour cause politique, tous deux aimant les plaisirs et la guerre, tous deux se donnant dans des projets chimeriques - tous deux en butte aux conspirations... Mais Henri IV n'a pas a se reprocher Ксения - il est vrai que cette horrible accusation n'est pas prouvee et quant a moi je me fais une religion de ne pas y croire.
Грибоедов a critique le personnage de Job; le patriarche, il est vrai, etait un homme de beaucoup d'esprit, j'en ai fait un sot par distraction.
En ecrivant ma Годунов j'ai reflechi sur la trag edie, et si je me melais de faire une preface, je ferais du scandale. C'est peut-etre le genre le plus m econnu. On a tache d'en baser les lois sur la vraisemblance, et c'est justement elle qu'exclut la nature du drame; sans parler deja du temps, des lieux etc., quel diable de vraisemblance y a-t-il dans une salle coupee en deux dont l'une est occupee par 2000 personnes, sensees n'etre pas vues par celles qui sont sur les planches?
2) La langue. Par exemple le Philoctete de la Harpe dit en bon francais apres avoir entendu une tirade de Pyrrhus: H elas j'entends les doux sons de la langue grecque. Tout cela n'est-il pas d'une invraisemblance de convention? Les vrais g enies de la tragedie ne se sont jamais soucies d'une autre vraisemblance que celle des caracteres et des situations. Voyez comme Corneille a bravement mene le Cid: ha, vous voulez la regle de 24 heures? Soit. Et la-dessus il vous entasse des evenements pour 4 mois. Rien de plus ridicule que les petits changements des regles recues. Alfieri est profondement frappe du ridicule de l'apart e, il le supprime et la-dessus allonge le monologue. Quelle puerilite!
Ma lettre est bien plus longue que je ne l'avais voulu faire. Gardez-la, je vous prie, car j'en aurai besoin si le diable me tente de faire une preface.
30 jan. 1829, S.-Pb. {1}
НЕСКОЛЬКО МОСКОВСКИХ ЛИТЕРАТОРОВ...
Несколько московских литераторов, приносящих истинную честь нашему веку как своими произведениями, так и нравственностию, видя беспомощное состояние нашей словесности и наскуча звуками кимвала звенящего, решились составить общество для распространения правил здравой критики Курганова и Тредьяковского и для удержания отступников и насмешников в границах повиновения и благопристойности.
Общество имело первое свое заседание на Малой Бронной в доме г. X., бывшего корректора типографии, 17 октября сего года, при стечении многочисленной публики. Некоторые соседние дамы удостоили заседание своим присутствием.
Председателем был избран единогласно г-н Трандафырь, знаменитый переводчик одного бессмертного романа.
Секретарем был избран единогласно же Никодим Невеждин, молодой человек из честного сословия слуг, оказавший недавно отличные успехи в словесности и обещающий быть законодателем вкуса, несмотря на лакейский тон своих статеек.
Ждали г-на Сравцова - но он не мог прийти по причине флюса, полученного им на ярманке во время метания чрезвычайно счастливой тальи.
Г-н Трандафырь открыл заседание прекрасною речию, в которой трогательно изобразил он беспомощное состояние нашей словесности, недоумение наших писателей, подвизающихся во мраке, не озаренных светильником критики г-на Трандафырина. Красноречиво убеждал он приняться за дело. "Что сделали мы до сих пор, почтенные слушатели, - сказал он, - перевели романы, доставлявшие нам 700 рублей от Ширяева, и разобрали заглавный лист "Истории государства Российского" - труды бессмертные бесспорно, но совершенно недостаточные".
После речи г-на председателя г-н Невеждин прочел проект нового журнала, имеющего быть издаваемым в следующем 1830 году под названием "Азиатский рак".
Журнал сей будет выходить каждый месяц по одной книжке. Каждая книжка будет заключать в себе четыре отделения.
Отделение I. Изящная словесность. Переводы Байрона с польского; стихи молодых семинаристов; отрывки из записок г-на Трандафырина; для примеру г-н секретарь общества прочел пленительное описание отрочества почтенного г-на Трандафырина. Все с удовольствием слушали милые проказы маленького купчика, и тогда уже столь много обещавшего.
Отделение II. Критика.
МНОГИЕ НЕДОВОЛЬНЫ НАШЕЙ ЖУРНАЛЬНОЙ КРИТИКОЮ...
Многие недовольны нашей журнальной критикою за дурной ее тон, незнания приличия и т. п. Неудовольствие самое несправедливое. Ученый человек, занятый своими делами, погруженный в размышления, может не иметь времени являться в обществе и приобретать навык суетной образованности, подобно праздному жителю большого света. Мы должны быть снисходительны к его простодушной грубости - залогу добросовестности и любви к истине. Педантизм имеет свою хорошую сторону. Он только тогда смешон и отвратителен, когда мелкомыслие и невежество выражаются языком пьяного семинариста.
О ПУБЛИКАЦИЯХ М.А. БЕСТУЖЕВА-РЮМИНА В "СЕВЕРНОЙ ЗВЕЗДЕ"
Возвратясь из путешествия, узнал я, что г. Бестужев, пользуясь моим отсутствием, напечатал несколько моих стихотворений в своем альманахе.
Неуважение к литературной собственности сделалось так у нас обыкновенно, что поступок г-на Бестужева нимало не показался мне странным. Так, например, г-н Федоров напечатал под моим именем однажды какую-то идиллическую нелепость, сочиненную, вероятно, камердинером г-на Панаева. Но когда альманах нечаянно попался мне в руки и когда в предисловии прочел я нежное изъявление благодарности издателя г-ну Аn, доставившему ему (г. Бестужеву) пьесы, из коих 5 и удостоились печати - то признаюсь, удивление мое было чрезвычайно. В числе пьес, доставленных г-ном Аn, некоторые принадлежат мне в самом деле; другие мне вовсе неизвестны. Г-н Аn собрал давно писанные и мною к печати не предназначенные стихотворения и снисходительно заменил своими стихами те, кои не могли быть пропущены цензурою. Однако, как в мои лета и в моем положении неприятно отвечать за свои прежние и за чужие произведения, то честь имею объявить г-ну Аn, что при первом таковом же случае принужден буду прибегнуть к покровительству законов.
НАБРОСКИ ПРЕДИСЛОВИЯ К ТРАГЕДИИ "БОРИС ГОДУНОВ"
1
С отвращением решаюсь я выдать в свет свою трагедию и хотя я вообще всегда был довольно равнодушен к успеху иль неудаче своих сочинений, но, признаюсь, неудача "Бориса Годунова" будет мне чувствительна, а я в ней почти уверен. Как Монтань, могу сказать о своем сочинении: C'est une ouvre de bonne foi {1}.
Писанная мною в строгом уединении, вдали охлаждающего света, трагедия сия доставила мне все, чем писателю насладиться дозволено: живое вдохновенное занятие, внутреннее убеждение, что мною употреблены были все усилия, наконец одобрения малого числа людей избранных.
Трагедия моя уже известна почти всем тем, коих мнениями я дорожу. В числе моих слушателей одного недоставало, того, кому обязан я мыслию моей трагедии, чей гений одушевил и поддержал меня; чье одобрение представлялось воображению моему сладчайшею наградою и единственно развлекало меня посреди уединенного труда.
