Открыть 31 декабря. Новогодние рассказы о чуде - Ая эН

– Это я – как Дед Мороз посохом! – пояснил Арсений, но Смерть все равно смотрела на него с недоумением.

– Да шучу… Соседу ответил, – смутился он, – слыхала, как бузил из-за пробки?

Смерть ничего не сказала. Она все еще держала в руках бокал, но тот как будто висел в воздухе – в одном мире, когда Смерть пребывала в другом.

Она резко вздернула подбородок. Дед Арсений опустил швабру, моргнул… И Смерть внезапно оказалась прямо перед ним. Лицо в лицо – дышала яблоками и далеким путешествием. Ее тонкие губы разжались:

– Арсений.

Дед побледнел, руки его ослабели, швабра с глухим стуком упала на пол. Он услышал шипение, а потом треск, почуял запах чего-то жженого. «Вот как оно происходит», – успел подумать он…

– Арсений!

Дед закрыл глаза – помирать, так уж лучше ничего не видеть.

– Арсений! У тебя что-то горит!

Дед открыл глаза. Смерть стояла около его закопченной плиты и изумленно глядела в ковшик. Из ковшика шел дымок, там что-то шкворчало и подпрыгивало.

– Ох, едрить! – закричал дед Арсений. – Яйца!

Из телевизора пели про синий иней. Снаружи снег медленно ложился на подоконник, гирлянда перешла в плавный режим и расцвечивала комнатку-кухню то золотым, то синим… А дед Арсений и Смерть сидели за столом, накрытым старенькой клеенкой с фруктовыми узорами, и резали салат.

– О, мелодия хорошая пошла, – Арсений потянулся к пульту, – сделаю на полную громкость, люблю эту песню! Не возражаешь?

Смерть пожала плечами. Она не возражала – у нее был такой озадаченный вид, будто она вообще не понимала, что тут происходит и как она оказалась за этим столом, как ей в руки попал ножик, обмотанный синей изолентой, как вышло, что она режет вареную морковь, а не нити жизней людских. И главный вопрос, который читался в ее глазах, – сколько бокалов шампанского она выпила?

– Нет, голубонька, я тебе зубы не заговариваю. Просто приятно провести новогодний вечер с красивой женщиной. А про то, почему мне сегодня помирать нельзя, я еще расскажу.

Смерть кивнула:

– Обязательно расскажи.

Она как будто старалась держать лицо, но искорки в глазах деда Арсения подсказывали, что у нее не очень выходит. Похоже, что она это поняла и на припеве песни резко сбросила с себя отстраненный вид, как если бы сбросила свою красную юбку и осталась голая, красивая, честная. «Синий-синий иней лег на провода».

– Расскажи! – Она взяла следующую морковку и ткнула ею в сторону Арсения. – Смелей, Дедуган!

– Опять ты меня дедуганишь.

Смерть задумчиво взглянула на морковь, положила ее на стол, отодвинула от себя подальше банку с еловыми лапами – вероятно, чтобы не обрушить ее неловким движением. Стеклянная рыбка на одной из веток качнулась, и в ее глянцевой чешуе отразились темные отблески глаз Смерти.

– Арсений, – она склонила голову набок. – Сложно привыкнуть, у меня записано, что ты Дедуган.

– Вот! Даже у вас во мраке веков бюрократы ошибаются, – улыбнулся дед Арсений, – ошибаются все, голубочка моя, я вчера тоже ошибся: яблок к салату не купил. Может, одно твое покрошим? – Он кивнул на ее бусы.

– Еще чего! – возмутилась Смерть. – Ты не отходи от темы. Рассказывай, что за причина у тебя.

– Причина – уважительная! – ответил Арсений, вынул из пакета луковицу и крепко сжал ее в кулаке. – Я, если хочешь знать, голубочка, помирать не боюсь. Я готов, как вон те картофелины. Как вот эти яйца – сварен вкрутую, как вот этот лук, во сто шуб одет! Нажил на белом свете чертову тучу годов…

Дед Арсений в такт мелодии хряпнул ножом по луковой головке, и половина отлетела на пол.

– Но есть одно дело, понимаешь? Дело! Настоящее. Именно сегодня, под Новый год, оно должно у меня делаться.

Дед Арсений наклонился, чтобы поднять лук, закряхтел, да так и остался под столом.

– Арсений?

– Тут я, здеся.

Дед копался внизу – оказалось, толкал деревянный ящик. Ящик нещадно царапал пол, но скрежета не было слышно – его заглушала песня из телевизора.

– У-у! Только в небе, в небе темно-си-инем, – подпел дед Арсений, поднялся, разогнул скрюченную спину, похрустел ладонями. – Вот в чем все дело, – со значением сказал он. – Все дело – в этом ящике.

И только дед Арсений положил руку на крышку, чтобы открыть свою великую тайну, как в дверь постучали.

Постучали – слабо сказано. Дверь громили, будто тараном. Дед подскочил на месте – в глазах его зажегся огонь азарта. Он совсем не по-скрюченному понесся к двери, распахнул ее и проорал:

– Ну, чего тебе?

На пороге стоял маленький лысый старичок. Лицо его было таким красным, будто он явился с мороза, но явился он со второго этажа.

– Чего мне? А ничего! А ничего, что уже ночь на дворе? А ты музыкой долбишь, как молодой. Палка ты корявая, шкелет костистый, немудрено, ты же глухой как пень. Да что как пень – глухой, как корень пня, с ног до головы глухой, – старичок ворчал и ворчал и будто не собирался останавливаться до самого боя курантов.

Смерть выглянула из-за плеча деда Арсения, Арсений с тревогой покосился на нее, потом перевел взгляд на соседа и понял, что тот Смерть не видит и даже не чует ее яблок.

– Выключай телевизер свой, тебе сказано! Выключай весь, а то провода перережу, без электричества сидеть будешь. Ты – Дедуган!

Последнее слово он как припечатал – топнул ногой в затертом сапоге.

– А ты – Малышок! – был ему ответ.

Деды глядели друг на друга прищурившись, наготове, как два киношных ковбоя на пыльной дороге – кто вперед выстрелит словом?

Выстрелил Дедуган.

– Вот ты черт сварливый! Сегодня можно хоть до утра музыку крутить! Но, видать, твой пушок на лысине от децабелов дрожит? Щекотится небось? Так неси бритву, я его мигом…

Малышок раздулся, нахохлился и только приготовился выдать длинную тираду ругательств, как увидел за спиной Арсения…

Нет, не Смерть.

Ящик.

– Ага, Дедуганище косматый, заготовил свои дохлые фокусы? Маловат ящик-то. Но твоя старческая спина больше и не утащит.

– А ты не гляди туда, – насупился Дедуган. – Мал клоп, да вонюч.

– Я надеюсь, ты это про ящик? – прищурился Малышок.

– Да-а-а… Про ящик, про ящик, – ухмыльнулся Дедуган.

Малышок снова раздулся, потряс в воздухе кулаком, открыл рот, чтобы сказать что-то длинное, но сказал короткое:

– Сегодня в полночь.

И ушел, так хлопнув дверью, будто это была его дверь.

– Малышок, говоришь? – услышал дед Арсений за спиной голос Смерти. И изумился: кажется, она хихикала. – Для меня он и правда Малышок. Но для тебя-то? На сколько лет он моложе?

– На пять, – насупился Арсений. – И лет тридцать мне уже кровь сворачивает.

Дед повернулся к Смерти, выпрямил скрюченную спину и стал сразу выше ростом, устремил взгляд вдаль – в темноту приоткрытого чулана – и сказал:

– Он мой заклятый враг.

Лампочки