Перья - Хаим Беэр
Ее глаза были все еще прищурены от яркого света, и она не могла оторвать взгляд от обнаженной седой головы господина Рахлевского, которого прежде мы всегда видели в шляпе. Привыкнув к свету, мать пододвинула гостю стул и стала внимательно изучать его облик: следы оторванных пуговиц на пиджаке, шишку на лбу, разодранный ворот сорочки, пятна спекшейся крови на подбородке и усах, красные глаза. Сосед, сказала она, не покинет наш дом, пока она не наложит холодный компресс на рог, выросший у него на лбу, не вытрет кровь с его лица и не высушит его пиджак возле печки. Занявшись поиском нужных препаратов в висевшем в ванной ящике с лекарствами, мать велела мне дать господину Рахлевскому одну из отцовских шляп, чтобы он не выглядел «как один из тех украинских паломников, которые прежде, до революции, заполняли в ночь Нитл[334] дворы Русского подворья».
— Тревогу сердца своего расскажет человек[335], — ободряюще намекнул отец господину Рахлевскому и тут же налил горькой настойки обоим гостям.
Переставший быть центром внимания, могильщик нахохлился и делал вид, будто происходящее вокруг его нисколько не занимает. Мать поставила на стол тарелку с водой, долила в нее спирта, смочила старую пеленку и наложила компресс на лоб нашему соседу, сидевшему с закрытыми глазами, откинувшись в кресле.
— Я был на волосок от того, чтобы оказаться с переломанными костями в тюремной камере, на бетонном полу, — сказал господин Рахлевский.
— Вы опять начинаете с середины, — одернула его мать, любившая лишь такие истории, в которых внятно присутствуют начало и конец.
Рахлевский, не открывая глаз, стал рассказывать. В 1936 году он прибыл в Хайфу из Одессы на одном пароходе с супругами Спетанскими и с тех пор неизменно навещает их по понедельникам. Так же он поступил и сегодня, отправившись к Спетанским на полдник. Оказавшись по пути к своим старым друзьям у стоянки такси «Нешер», господин Рахлевский заметил, что подход к кнессету перегорожен растянутой спиралью колючей проволоки, за которой стояла цепь полицейских, напряженно смотревших в сторону улицы Бен-Йеѓуды. В нижней части этой улицы, у Сионской площади, собралась большая толпа, реагировавшая взволнованным гулом на доносившиеся из громкоговорителей хриплые крики ораторов. Полицейский в каске, вооруженный металлическим щитом и дубинкой, указал господину Рахлевскому на плакаты, свисавшие с электрических проводов, как во времена британского мандата. Он посоветовал ему удалиться поскорее, потому что «скоро сюда явятся разгоряченные херутники и здесь прольется кровь». Рахлевский поднялся по верхнему участку улицы Бен-Йеѓуды, обошел Шиберову яму[336], миновал музей «Бецалель» и направился к многоэтажному дому, в котором жили его друзья, обладатели лучшего в Иерусалиме тульского самовара.
Ближе к вечеру он собрался домой, проигнорировав предостережения хозяйки, предлагавшей ему остаться и переждать беспорядки. Господин Рахлевский вышел на улицу под легким дождиком. Он с удовольствием вдыхал по-европейски прохладный воздух, напомнивший ему дни его киевской молодости, однако на углу улиц Бецалель и Бен-Йеѓуды перед ним неожиданно выступила из тумана толпа демонстрантов, которую прежде скрывало угловое здание больничной кассы. Демонстранты швыряли камни, били витрины, переворачивали припаркованные автомобили. Толпа утягивала с собой всех, кто попадался ей на пути, и таким образом господин Рахлевский оказался среди возбужденных людей, которые направлялись к зданию кнессета, имея намерение подойти к нему не со стороны охранявшегося фасада, а сзади.
В начале улицы Беэри, напротив дома Либермана, демонстрантов поджидала пожарная машина, направившая в толпу мощную струю своего брандспойта. Нескольким молодым людям из числа демонстрантов удалось пробиться к кабине пожарной машины, они начали избивать сидевшего за рулем полицейского, тот потерял управление, и машина, выскочив на тротуар, врезалась в стену дома. С криками «Мы не сдадимся, позор правительству!» бушующая толпа устремилась вниз по улице Беэри, в окна кнессета полетели камни. Передовой отряд демонстрантов пересек улицу Короля Георга и перевернул стоявшую возле парикмахерской «Роберт» автомашину одного из депутатов кнессета. С крыш соседних зданий полицейские стали кидать в толпу дымовые гранаты, одна из которых попала в лужу бензина, вытекшего из бака перевернутой машины. Вся улица до расположенной в конце нее гостиницы «Эден» окрасилась красным пламенем, придавшим происходящему совершенно адский вид.
На свое несчастье, господин Рахлевский оказался между полицейскими и демонстрантами. В этот момент он вспомнил талмудическую притчу про голубя, который, спасаясь от ястреба, залетел в расщелину в скале и обнаружил там притаившуюся змею. Ощутив себя таким голубем, наш сосед осознал, что, если он побежит вперед, то будет ужален змеей, а если вернется назад, попадет в когти ястреба. Завопив от ужаса, Рахлевский стал хлопать себя руками по бокам, взывая о помощи к хозяину голубятни.
— Хозяин голубятни не пришел, — проговорил господин Рахлевский, улыбнувшись распухшими губами. — Вместо него явился обладатель дубинки.
Из-за закругленного угла дома Фрумина выбежала группа полицейских. Рахлевский первым попался им на пути, и, когда сознание вернулось к нему, он обнаружил себя лежащим на грязном клепаном полу арестантской машины.
Вместе с ним там находилось еще несколько задержанных. Один из них, говоривший с заметным польским акцентом, беспрерывно проклинал «это плоньское ничтожество, бандита Дувидла»[337], который прежде подбивал к бунту рабочих в Ришон-ле-Ционе, а теперь готов пожимать руки Аденауэру и Бёхму[338], да сотрутся их имена, лишь бы не опустела касса «Солель Бонэ»[339]. Говоривший обещал своим помятым товарищам, сидевшим на узких деревянных скамьях в кузове арестантской машины, что это будет битва не на жизнь, а на смерть. По его словам, к штурмующим здание кнессета демонстрантам должны вот-вот присоединиться массы противников соглашения с Германией, ждущие сигнала к выступлению в кварталах Мусрара и Бейт Исраэль. Кнессет, уверял он, захватят уже сегодня ночью, грязные руки предателей будут отсечены. Время от времени железная дверь арестантской машины открывалась, и полицейские вбрасывали в кузов, словно мешки с картошкой, новых задержанных. Когда кузов был заполнен до последней возможности, машина тронулась с места. Сопровождаемая полицейскими мотоциклистами и оглушительным завыванием сирены, она поехала к Русскому подворью.
У штаба полиции задержанных вывели из машины и провели под плотной охраной в просторное помещение, где их построили в шеренгу, вдоль которой стали ходить со списками офицеры и сержанты полиции. К счастью для господина Рахлевского, его вскоре узнал сержант Фишлер, постоянный клиент принадлежавшего ему магазина. Указав на Рахлевского пальцем, он велел одному из находившихся вместе со следователями полицейских отвести его в отдельную комнату. Оставшись с Рахлевским наедине, Фишлер напоил его грейпфрутовым соком, угостил печеньем из своего сухого пайка и слегка пожурил
