Библиотекарист - Патрик де Витт
– Давайте о чем-нибудь незначительном, но приятном, – предложила Джун.
– Или совсем помолчим, – сказала Ида.
– Как монахи, да? – сказал мистер Уитселл. – Что ж, запевалы вы, я последую вашему примеру.
Вскоре мистер Мор, держа буханку хлеба под мышкой, внес дымящуюся миску спагетти. Масло отсутствовало, а хлеб выпечен несколько дней назад, но еда отвечала потребностям и была с охотой поглощена.
Боб переваривал съеденное, когда заметил на стене над столом плакат в рамке. На плакате была фотография мистера Мора в полный рост, а в том месте, где положено быть руке, располагался текст в форме руки, который гласил: “Мор – больше моря!” В нижней части плаката более спокойным шрифтом значился призыв: “В день выборов – руку помощи! Выбери Лесли Мора в городской совет!”
Заметив интерес Боба, мистер Мор развернулся на стуле и ткнул вилкой в плакат.
– Да, Боб, было дело, я когда-то баловался политикой. Не жалею о потраченном времени и деньгах, но для меня это был урок, причем урок горький. Говорите, коррупция? Я думал, что знаю своих соседей. Но нет же, я их совсем не знал.
Элис, как всегда монотонно, сказала:
– Он получил девять голосов.
– Ну, им хотелось, чтобы мы в это поверили, – подчеркнул мистер Мор.
– Девять голосов, – повторила Элис.
– Это была глупость – сверху донизу, из края в край и насквозь в самую сердцевину. Вы бы видели, кому я проиграл, о боже. Этот тип не был обременен ни человеческим достоинством, ни даже достоинством животного; лишенный стыда, угрызений совести и милосердия, он одержал уверенную победу.
Джун улыбалась в ладонь, Ида также не выглядела равнодушной.
– Чем вы объясняете свое поражение, мистер Мор? – спросила она.
– Добро пожаловать в темную ночь моей души, Ида. Это вопрос, который я не могу задать себе прямо: мне нужно подойти к нему сбоку и ступая легчайше. Может статься, сама идея занять общественный пост была напрасной, но я всегда жил с ощущением, знаете ли, что предназначен для чего-то большего, чем быть владельцем отеля.
– А что плохого в том, чтобы быть владельцем отеля? – осведомился мистер Уитселл.
– Ничего нет плохого. Но разве я не способен на что-то более ответственное, требующее отдачи всех сил?
– Это не редкость, – сказала ему Джун. – Да почти каждый, кто идет мимо, мучается вопросом, почему он сделал в жизни меньше, чем мог.
– Но, Джун, тут речь не о банальном разочаровании.
– Все-таки, смею думать, о нем.
Мистер Уитселл сказал мистеру Мору:
– Я голосовал за вас.
Мистер Мор осторожно отложил вилку.
– О, я гадал, так ли это, – сказал он. – И надеялся, что за меня. Но скажите же правду, вы сделали это из чувства долга или из-за того, что поддерживали мою политическую платформу?
– Честно – из чувства долга.
Судя по лицу мистера Мора, это был не тот ответ, который он надеялся услышать.
– А что, – сказал он, – что, если дело в том, что вы чувствовали себя обязанным, в то же время разделяя мою платформу?
– Но я знать не знал, какая у вас платформа, – сказал мистер Уитселл.
– Как, разве вы не прочли буклеты, которые я приносил в вашу комнату?
– Мне стыдно, но нет, не прочел. Хотя уверен, чтение было захватывающее. Если б мог, я бы проголосовал за вас дважды.
– Тогда у него было бы десять голосов, – сказала Элис.
Ида, которая последнее время присматривалась к мистеру Уитселлу, теперь обратилась к нему:
– Мистер Уитселл, могу я задать вам вопрос?
– О да, пожалуйста, задавайте, – сказал он и откинулся на спинку стула, готовясь к тому, что его спросят неизвестно о чем.
– Просто мне любопытно, почему вы живете здесь, в отеле, так долго?
– Даже не знаю, правда. А почему б мне не жить?
– У вас нет других планов?
– Нет.
– Может быть, они были, когда вы сюда приехали, но потом вы их отложили?
Он обдумал это предположение.
– Не думаю, что отложил, нет, – сказал он.
– Значит, вы просто ехали мимо и вас выбросило на берег?
– Ну, не могу сказать, что я в восторге от вашего выбора выражений, но ладно, подыграю и расколюсь, потому что в самом деле именно так оно и произошло. В пути я сделал остановку передохнуть и не смог двинуться дальше, и поэтому меня выбросило, как мусор, да еще и на берег моря к тому ж. Да, такой приключился курьез. Выйдя на пенсию, я придумал покинуть Северную Дакоту и автобусом прокатиться по всей Америке. В путешествие я отправился с воодушевлением, но к тому времени, как добрался до Орегона, прошло почти пять недель, и мне достало времени осознать, что ничего, решительно ничего нет такого, что способно примирить меня с жизнью на борту этой колымаги. Вопреки тому, что наобещала реклама, я не “обогащался жизненным опытом” и не “видел страну”. Я попался в ловушку, в ситуацию унизительную, из которой единственным выходом был побег. Но куда? За пределом Дакот у меня не было ни друзей, ни родственников, и я вовсе не горел желанием вернуться домой. Шли дни, я сидел, глядя в немытое окно, словно какой-нибудь заключенный, который обрыскивает камеру в поисках щели, которую удастся расковырять, – и тогда ты вырвешься на свободу.
– Был августовский полдень, когда автобус остановился в Мэнсфилде. Я вышел размять затекшую спину, поднял глаза и на крыльце этого отеля увидел мистера Мора. Он помахал мне, я помахал в ответ. “Есть ли свободные номера?” – спросил я, и он ответил: “Еще бы, не сомневайтесь, вот уж что есть, то есть”. Я спросил, сколько в день, и он сказал, что так близко к задаром, что я не поверю. Тут он перешел дорогу, и мы познакомились. Он спросил, как у меня настроение, я в двух словах объяснил, чем недоволен, и тогда он спросил, не сходить ли ему забрать мою сумку из багажного отделения, и я дал разрешение, и он сходил и забрал, и вот так оно все началось. Сколько прошло, три года уже? Четыре? И пока никаких планов уехать, кроме как в домовине. И с чего бы мне уезжать? По-моему, отель – чудесное место. Накатывает, конечно, порой этакое ощущение выжидания, которое бывает гнетущим, но оно, скорее всего, не свойство этого места, а особенность некоторого этапа собственной жизни. Конец эры, знаете ли. – И, словно обращаясь к себе, добавил: – Нет, я не хочу уезжать отсюда. Надеюсь, и не придется.
Он допил свое вино, встал, поблагодарил собравшихся и, сославшись на утомление, с непривычки вызванное непредвиденным, но чрезвычайно приятным ужином в отличной компании, удалился.
Вослед ему Элис спросила, нельзя ли ей тоже
