Дочь царского крестника - Сергей Прокопьев
В 1985-м году 21-го января спим, часа два ночи, вдруг страшный грохот в зале. Вскочил с кровати, в темноте один тапок свой, другой жены напялил, за порог зацепился, чуть носом не запахал, у неё тридцать пятый размер ноги, у меня сорок четвёртый, свет включаю – на полу икона. Как могла нырнуть с полочки? Пятнадцать лет стояла. Планочку специальную барьерчиком к полочке прибил. Жена следом вбегает:
– Что случилось?
Этот образ Богородицы «Невеста Неневестная» Тата из Харбина привезла в пятьдесят пятом году. От бабушки досталась.
Тата подняла икону с пола:
– Как-то нехорошо у меня на душе, – сказала.
Начал её успокаивать:
– Всё хорошо! Видишь, не разбилась икона. Рамочка целая. Ну, упала, всякое бывает…
Но сам больше не уснул…
В семь утра телефон затрещал. Мы на кухне чай пили, он ка заблажит. Тата подскочила, будто ждала. Из Австралии Женя звонил: папа умер.
Я заплакал навзрыд:
– Папа, папочка, даже похоронить тебя не смогу.
Всё надеялся: Бог даст, свидимся ещё. Звал папу в Омск в гости.
В 1992-м брат приглашал к себе, он болел уже:
– Приезжайте, дорогу оплачу.
Был бы жив папа – поехал. Знаю земляка из Харбина, в Омске живёт, он в девяностые летал к родственникам в Австралию.
Папа в 1957-м, когда мы гостили в Хайларе, папа на мою просьбу взять одну нашу икону сказал:
– Бери, Юра, конечно, бери. Хочешь – «Казанскую». Это наша семейная. Перед ней я все эти годы, как ты пропал, молился за тебя. И мамочку нашу перед ней поминал… А нет – Николая Угодника бери…
И брат Женька разрешил:
– Юра, что надо бери. Хоть обе возьми.
Тата на следующее утро тихонько рассказала, она оказалась нечаянным свидетелем разговора… Китайцы брату из камфорного дерева на заказ сделали два огромных сундука для переезда в Австралию. С замками. Лиза, жена брата, заранее, ещё документы не пришли, паковаться начала. А уехали только через полгода. Брат сказал Лизе про икону, что я хочу взять, та швырнула ключи от сундуков:
– Пусть хоть всё забирают!
Поругались. Зачем, думаю, раздор сеять. Пусть им иконы помогают в Австралии. Получилось – не помогали. При отъезде китайцы разрешили брать с собой на каждого человека по чемоданчику размером сорок сантиметров на семьдесят. Лиза посчитала, лучше тряпок больше натолкать, чем иконы.
Думаю, папа не захотел с ней спорить. Даже из-за икон. Был он боголюбивый… По воскресеньям, праздникам всегда в церковь ходил в Хайларе, в Свято-Никольский храм…
Потьма
После Бутырки опять загрузили в столыпинский вагон. Застучали колёса. Куда? Не говорят. Какое твоё, зек, дело? Около суток везли. Наконец, команда: выходи! Станция Потьма, Мордовская АССР. Раннее утро. Две девушки на перроне. Что интересно – в лаптях. Мы на них уставились. Во-первых – девушки, во-вторых – в лаптях. Разговаривают между собой не по-русски. Мордовки. Язык похож на эстонский. В шахте бригада эстонцев крепёж ставила. Как один, крупные парни, мощные, до лагеря судостроителями были… Ух, сильно работали. Слаженно, быстро. Топорами стучат, ни одного лишнего движения, с наклоном рудстойки из брёвен ставят, тут же сверху в замок поперечину кладут. А вырублено – тютелька в тютельку, подгонять не надо… Идут и ставят, идут и ставят… Тоже впроголодь, тоже на износ жизнь, а как машины в деле… Мастера… Они говорили: «Евле, евле кура путц!»
Со станции нас привезли в лагерь. Огромный лагерь. Но контингент абсолютно другой, не как на Урале или на шахте – одни иностранцы. Полно немцев, чехов, поляков, румын, венгры, немного украинцев, даже семь итальянцев, латыши, литовцы, эстонцев полно… Чудно… И наконец-то всё прояснилось с дальнейшей судьбой.
Лаготделение было для иностранцев, подлежащих депортации в страны, где они были арестованы, а также для лиц без гражданства, арестованных за границей. Никаких блатных, воров в законе, петюнчиков. На этом фоне я делаю головокружительную карьеру. Становлюсь начальником. Впервые в жизни. Назначают комендантом от зеков.
– Почему меня? – спрашиваю начальника лагеря, майора. – У вас, – говорю, – полно народу? Меня только что привезли, да и какой я комендант? Никогда никем не командовал…
– Они все иностранцы.
– Русских нет что ли?
– Есть, – засмеялся, – целых двое, но скоро им освобождаться, остальные или с трудом по-русски или того хуже. Читать вообще ни в зуб ногой. Как с ними работать? Вы иностранный знаете какой-нибудь?
– Английский неплохо знал, китайский, японский – на бытовом уровне.
– Да вы для нас клад! Вдруг японцев или китайцев подвезут. Так что будете получать опасные бритвы и выдавать старшим бараков. Все должны ходить бритые и красивые. Вам отвечать за бритвы.
Вот повезло, ничего не скажешь: в лагере – и за что-то отвечать. У меня было сто бритв, под роспись выдавал. Одеяла, матрасы выдавал. И принимал, когда уходили.
Самое неприятное – вопросами донимали:
– Скоро нас освободят?
Что я могу сказать, такой же, как все остальные, ничем не лучше, зек. А в лагере тысяча двести заключённых…
Зато начальник лагеря одеяло мне презентовал, провожая. На КПП аккуратно сложенное новое немецкое вручил.
– На, – говорит, – незаконно поступаю, но хочется вам подарок сделать. Пригодится.
Выслужился Филиппов перед гражданином начальником. Серое немецкое одеяло. Прочное, по сей день на даче болтается. Единственный предмет, оставшийся от лагеря. Зато в голове, колом не вышибешь, засел лагерный срок… Жена руками машет, если вдруг что-то вспомню.
– Не начинай, – останавливает, – не заводись, будешь потом всю ночь ворочаться да шарашиться от бессонницы по квартире…
Задача мордовского лагеря – откорм. Чтобы истощённый, измождённый зек обрёл человеческий вид. На кухне котлы в мой рост, не преувеличиваю, в рост человека… Продукты Красный Крест посылал. Повара из вольных смеются: для вас такая закладка – воду некуда заливать.
А чудеса продолжаются. День на четвёртый, как в Потьму привезли, мне две посылки из Красного Креста. Женева написано, печати стоят. Конкретный адресат – на моё имя посылки. Получается, прочно попал в международные списки. По сей день загадка, как повезло очутиться в них? Кто выбирал? У кого рука дрогнула напротив моей фамилии, поставила галочку?
В посылках шоколад, грецкие орехи. Такое богатство мне бы когда на шахте работал… В Мордовии и без того хватало. У меня стала появляться фигуристость…
Строго по врачу кормили. Боялись, чтобы никто не переел,
