Улей. Уйти нельзя выжить - Алекс Джиллиан
— Психическое состояние? — Коротко спрашиваю я, наблюдая за неподвижно застывшей пчелкой. Внутри царапает незнакомое чувство, пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки.
Что это?
Гнев? Сожаление? Чувство вины?
Я не железный робот, и мне не чуждо сочувствие, сострадание, личные симпатии и даже подобие уважения.
Немногие пчелки заслуживают мое особое уважение, но некоторым удается. С Каей все несколько сложнее. Она раздражает меня, возбуждает, вызывает любопытство, и дико злит, когда совершает глупые, приводящие к негативным последствиям поступки. На внеочередной стрим Кая совершенно точно напросилась сама, умудрившись в мое отсутствие довести своего владельца до жажды мучительного убийства своей стоящей целое состояние игрушки.
— Сложно сказать, — все тем же скорбным тоном продолжает Трой. — Лежит, смотрит в потолок, ни с кем не общается, на вопросы не отвечает.
— Вообще ничего не говорит? — хмуро уточняю я.
— Вообще, словно язык проглотила, — подтверждает док. — Но она ест, пьёт, по необходимости самостоятельно передвигается. Нервного возбуждения и суицидальных порывов я за ней не замечал.
— Когда ее можно будет забрать?
— Через пару дней, — задумчиво почесав подбородок, отвечает Трой.
— Мне она нужна завтра утром.
— Но… — растерянно разводит руками док.
— Завтра, Трой, — медленно повернув голову, с нажимом повторяю я. — Она должна быть готова к транспортировке в двенадцать.
— Хорошо, Бут, — смиренно кивает он
Глава 21
Кая
Первое, что она видит, открыв глаза — квадратное окно, занимающее центральную часть потолка, отделанного деревянными панелями и массивными поперечными балками. А за ним, бледно-голубое небо и пушистые перьевые облака, тающие в солнечных лучах, как сладкая вата.
Втянув носом непривычный теплый запах корицы, хвои, горячего кофе и нагретого дерева, Кая изумленно замечает кое-что еще, поразившее ее до глубины души.
Нет, это не само окно, оказавшееся на месте привычных геометрических световых панелей, не его форма, нарушающая вездесущий гексагон, и даже не отсутствие камер, а кружащиеся в белой дымке крупинки самого настоящего снега. Кажется, они так близко, что можно достать рукой. Надо всего лишь встать, потянуться, открыть окно и подставить ладони… Но откуда взяться снегу в тропиках, где дневная температура редко опускается ниже плюс тридцати по Цельсию, а духота в ночные часы могла бы стать серьезной проблемой, если бы не продуманная и эффективная система кондиционирования, установленная, как внутри сот, так и снаружи. Так что не существует естественных и логичных объяснений появления снега за окном в потолке, да и самого окна и окружающей обстановки в стиле сельского шалле.
Она больше не в больничном боксе — это единственный факт, в котором Кая на данный момент уверена. Возможно, ее переместили в очередную игровую и прямо сейчас разыгрывается новый безумный сценарий господина Мина. А снег… снег может быть и фальшивым, искусственным, как в пятой игровой.
Накрывшие воспоминания внезапно сдавливают клещами грудную клетку, по телу зудящей волной проходит колющая боль. Дышать становится тяжело, аромат, еще секунду назад приятно щекотавший ноздри, вызывает острое неприятие.
Если сейчас на горизонте снова появится мерзкая физиономия доктора Троя с его неизменной слащавой ухмылкой и тележкой мерзкой безвкусной еды, она за себя не ручается. Вряд ли в его обязанности входит личное обеспечение каждого пациента кормежкой.
Этот мутный горе-врач, еще и что-то там возглавляющий, имеет на ее счет недвусмысленные намерения и даже не считает нужным скрываться. Каю не столько бесит нелепое кормление с ложечки и подозрительно-частые визиты, сколько регулярные бесцеремонные облапывания ее тела. Сукин сын так возбуждается в процессе этих «осмотров», что у него разве что слюна изо рта не капает.
Еще немного полюбовавшись на танцующие снежинки, Кая переводит взгляд в другое окно, занимающее две трети стены напротив кровати.
Охренеть, там, что, облака?
Очень похоже. Белая подвижная дымка, как лёгкая бахрома, укутывает, словно облитые золотом, пики высоких скал. Рассвет только начался, и сказочный снежный пейзаж, открывшийся ее взору, поражает воображение и будит ностальгические воспоминания.
Как-то отец возил их с мамой в отпуск в Альпы, и там они снимали домик высоко в горах. Так вот открывающиеся из окон того домика виды были очень и очень похожими на те, что она видит перед собой сейчас.
Кстати, в этом милом атмосферном местечке, куда ее привезли, пока она находилось в отключке, наверняка спровоцированной специальными препаратами, всего четыре стены, и они не прозрачные и стеклянные, а бревенчатые и надежные, либо кажутся таковыми.
Она настолько отвыкла видеть вокруг себя стандартные привычные формы, что ощущение нереальности происходящего никуда не исчезает, даже когда Кая подмечает другие детали и мелочи, характерные горным шалле. Медные бра, букеты из сухих цветов и трав, глиняная посуда в качестве декора, различные вырезанные из дерева фигурки. Грубая аскетичная мебель из натуральных пород дерева, камня и металла. Минимализм, эстетика, налет чужих вековых традиций и почти семейный уют.
Семья… это слово отныне для нее утеряно навсегда. От горечи и душевной боли в уголках глаз собираются слезы.
Откинув теплое пуховое одеяло, она натягивает на бедра задравшуюся больничную рубашку и резко садится, осматриваясь по сторонам.
Помещение небольшое, судя по покатой крыше с окном — это мансарда. Теплые цвета от бежевого до темно-коричневого с сочными пятнами зелени. Обстановка простая, лаконичная и в то же время эстетично притягательная, благородная, несмотря на резкость форм.
Совсем не женская кровать выполнена из дорогих искусственно состаренных пород дерева, дощатые полы, застеленные шерстяными ковровыми дорожками, кованые канделябры в стенах, вышитые вручную гобелены и картины с горными склонами в деревянных рамах. На окнах — льняные тяжелые шторы, в левом углу — два плетенных кресла и кофейный столик со столешницей из натурального камня. Справа — антикварный шкаф с потертыми корешками книг и расписными глиняными тарелками. Прямо перед панорамным окном расположен брутальный стол из массива дуба. Рядом, на стуле аккуратной стопочкой сложена какая-то одежда. Видимо, для нее.
Она совершенно точно не в Улье, и это более, чем странно. Разве Бут не заверял ее, что покинуть Улей без согласования высшего руководства невозможно? Тогда, что она тут делает? И зачем? Неужели Крон уже начал действовать, продвигая свой мутный план, или инициатор кто-то другой?
Обескураженная и заинтригованная, Кая соскальзывает на застеленный ковром пол и направляется прямиком к стулу с одеждой. Рассеянный солнечный свет подчеркивает неровности, сучки и трещины на стенах, балках и потолке. Простота и эстетика в каждой детали. Небо за окном разгорается все
