175 дней на счастье - Зина Кузнецова
Мы попали на закат. Вид ослеплял красотой, но ветер… бр-р-р!
Потом застолье с семьей. Шумное и жизнерадостное. Такое ощущение, что взрослые радовались моему дню рождения больше, чем я сама. Да, пожалуй, так и было.
Подарками завалили с ног до головы. Особо тронул Танин маленький конвертик. На нем была надпись: «6 причин, почему я люблю тебя». Внутри наши совместные фотографии, на обороте каждой было написано по одной причине.
Родители и гости решили искупаться вечером после застолья, и мы все пошли на дикий пляж. Дома остался только дедушка. Он выпил обезболивающие и сразу лег спать.
Я стояла в море по колено, когда Алекс остановился рядом со мной и со знакомыми задумчивыми нотками в голосе сказал:
– Есть что-то слишком возвышающее себя в праздновании дня рождения, очень эгоцентричное, не находишь? Я ни в коем случае тебя не обижаю, я скорее об этой традиции.
Я растерялась. Не знала, что ответить. Какой он умный, и какая глубокая мысль!
Он хотел что-то еще сказать, но папа и Дмитрий Сергеевич обрызгали нас с ног до головы и потащили в море. Я так громко и долго смеялась, что у меня заболели щеки и живот.
Меня отправили в дом переодеться, чтобы я не захворала. Алекс составил мне компанию. Шли молча. Собиралась гроза. Дул сильный ветер. Воздух стал влажным. Было трудно дышать. Накрапывал дождь, кое-где небо освещала молния, а потом донесся гром.
– А как ты хотела назвать собаку?
У меня забилось быстрее сердце. Ведь не просто так он спросил?
– Брюллов.
– Как художника?
– Он мне очень нравится. Такие контрасты света и тени, этот драматизм красок на картинах…
– А если бы подарили девочку?
– Пачини. Знаешь, откуда это?
Я посмотрела на Алекса и, признаться, испугалась. Такое раздражение увидела на его лице… Неужели из-за того, что он не знал Пачини.
– Это очень заковыристый вопрос! – поспешила объяснить я. – Любой нормальный человек и не обязан знать ответ, это я чуть-чуть сумасшедшая фанатка искусства Брюллова. Все картины у него пересмотрела и истории создания прочитала. Знаешь «Всадницу»? – И, чтобы не ставить его снова в неловкое положение, быстро продолжила описывать картину: – На ней девушка в красивой светлой амазонке на черном коне. А с балкона на нее смотрит девочка. Это Брюллов писал с сестер Пачини. Мне нравится картина, поэтому я выбрала имя для собаки такое.
Опасаясь увидеть все то же раздражение, я снова посмотрела на Алекса, но он уже совладал с собой и стал совершенно спокоен.
– Отлично, – сказал он, – всегда приятно узнать что-то новое. Теперь буду знать, с кого писалась «Всадница». По поводу клички я не просто так спросил. У меня для тебя несколько… личный подарок. Надеюсь, что смогу удивить тебя. Только подожди немного, осталось утрясти некоторые нюансы.
Сверкнула молния. Мы уже почти подошли к дому. Дождь усилился.
«Родители тоже сейчас вернутся», – подумала я.
Наши с Алексом комнаты были по соседству, и поднимались по лестнице мы вместе под глухое мягкое тиканье старых напольных часов. Из-за грозы не включили свет, шли по коридору второго этажа на ощупь, иногда путь нам озаряла вспышка молнии. Я чуть не оступилась, но успела схватиться за Алекса.
– Осторожнее, – послышалось сдержанное замечание.
– Спасибо.
Мою ладонь он почему-то не отпускал. Я застыла.
– Маша, я хочу, чтобы у нас с тобой были хорошие отношения.
– Да у нас они и так неплохие…
Он водил большим пальцем по моему запястью. У меня горело лицо, не хватало воздуха.
– Да, Маша, неплохие, но… но…
Ба-бах! Это молния и гром соединились. А Алекс наклонился и едва заметно прикоснулся своими губами к моим. Почти ничего не помню! Я отступила на шаг и влетела в свою комнату ни жива ни мертва. Прислонилась спиной к двери и сползла по ней. Сердце билось очень сильно, руки вспотели и тряслись. Вот он – первый поцелуй… Я улыбалась и прижимала ладони к груди, как будто так могла успокоить сердце.
Сегодня мы с ним еще не виделись. Утром я подскочила раньше всех, потому что из-за волнения так и не уснула, только проваливалась в дремоту на полчаса, и убежала плавать в море. Оно оказалось каким-то неприветливо холодным. Таня принесла мне на пляж сэндвичи, мы перекусили и сразу оттуда пошли бродить по набережной, а сейчас заглядываем во все антикварные магазины города в поисках какой-то интересной вазы, которую вдруг захотелось Тане. Жду вечера и боюсь одновременно.
18:00. Вернулись к ужину, но в доме пусто: дедушка спит, а родители оставили записку, что вместе с гостями и бабушкой укатили в ресторан (ничего необычного). Похоже, сегодня мы с ним не увидимся.
Июль, 8
07:00. Проснулась рано. Сил почти нет, словно и не спала. В горле першит, кости ломит. Похоже, все-таки захворала из-за неприветливого вчерашнего моря. Позвала папу. Он умеет ободрять и легко переносит мои капризы, когда я болею.
15:00. Температура – 38,5. Папа сидит на краю кровати с градусником, смотрит на меня, улыбается и говорит:
– Ну все, отдохнула… – А потом на весь дом: – Надо же как-то лечить ребенка! Таблетки срочно!
– Дай ты ее организму самому справиться, – мама стоит в дверях, держит в руках кружку с молоком и медом, – зачем ты сразу за лекарствами бежишь? Пусть отлежится немного.
– Да мы твоим естественным самолечением угробим Машу.
– Мы ее желудок угробим, если дадим все те таблетки, которые ты сюда притащил. Что она, в первый раз болеет, что ли? Она в свой день рождения еще и перекупалась, а потом под ливень попала. Полный набор.
Пока родители спорили о методах лечения, я смотрела на папу и думала, знает ли он о том, что моих губ совсем недавно касались губы мужчины. А если узнает, что скажет?
Мне кажется, я брежу.
Хочется увидеть Алекса, но я боюсь.
Июль, 11
Два дня была в бреду. Сейчас ручку держать сложно. Температура подскочила так высоко, что даже обычно непробиваемая мамина броня спокойствия треснула. Позвонили доктору. После осмотра он объявил, что у меня банальная простуда, просто в усиленной форме, и опасаться нечего.
Я только и делала, что хныкала и капризничала. Ничего не
