Семь дней в июне - Тиа Уильямс
– Сейчас все намного лучше, – добавила Ева.
– Да, – подтвердил он.
– Да. – Она улыбнулась.
Шейн с громким чмоканьем поцеловал ее в губы. Потому что он мог себе это позволить.
– Ох, – вздохнула Сиси. – Друзья, если это надолго, дайте мне знать, готовиться ли к свадьбе. Мне нужно привести в порядок свои бедра.
– Господи, свадьба? – Ева вздернула подбородок в сторону Шейна. – За тебя разве можно выходить замуж?
– Я немного завидую твоему первому мужу.
– Шейн Холл, вы просите меня стать вашей бывшей женой?
– Это будет честью для меня.
– Мне не хочется прерывать ваш флирт, – сказала Сиси, – но, Ева, ты должна познакомиться с Дженной. Шейн, я украду ее на секунду.
– А это обязательно? – Он помрачнел. – Я слишком неуклюж в общении, чтобы быть предоставленным самому себе. Что мне делать?
«Без выпивки, – подумал он. – Что я буду делать на вечеринке без выпивки?»
– Ты справишься, – заверила его Ева. – Просто стой с задумчивым и загадочным видом.
– Или расскажи какую-нибудь историю из личной жизни, – предложила Сиси.
Шейн пожевал нижнюю губу.
– Как в тот раз, когда я видел, как мертвый чувак ожил? Я возил катафалк на похоронах, и однажды этот труп сел прямо. Пробил крышку гроба. Черт, я орал до хрипоты. Потом мне сказали, что у него было особое заболевание позвоночника, из-за которого тот произвольно сгибался. Гробовщик забыл привязать его к деревяшке. Ну, знаете, чтобы держать позвоночник прямым.
Ева и Сиси потрясенно смотрели на Шейна.
– Ни с кем не разговаривай, – посоветовала Ева. – Просто притворись, что тебе звонят. Сиси утащила ее. И Шейн остался один.
* * *Одри же в противоположном конце зала была в восторге от побега. Она подошла к бару и уверенно попросила спрайт с гренадином. Это звучало более изысканно, чем заказ Ширли Темпл.
Она осмотрелась. Пока ей удавалось не попадаться на глаза маме, тете Сиси и тете Белинде, которые отправили бы ее обратно в детскую, она была уверена, что все будет в порядке. Как только она шагнула в толпу, зазвучала не самая ее любимая версия песни Халида Talk, и ей неудержимо захотелось танцевать. Но надо было казаться взрослой. Ее свернутые в булочки косички не прибавляли ей лет, но она как-нибудь отыграет эту роль.
Пробираясь сквозь толпу, Одри с энтузиазмом подслушивала («Недооцененное занятие», – думала она).
Эта вечеринка ничем не отличалась от бар- и бат-мицв, которые она посещала весь год. Наблюдая за толпой, она выделяла крутых девчонок, позеров, ищущих парней, красавчиков, новичков. Ей было интересно, какой образ у ее мамы. И ей было интересно, где ее мама.
Позади Одри уловила обрывки разговора.
– Фу, почему я позволяю ему так себя захватить? – завопил высокий голос.
– Потому что ты Рак, дорогая сестренка. Ты чувствительный даритель. Но тебе нужно использовать свое сияние. Активировать свое божественное. И помнить обо всем, что ты даешь. – Наступила многозначительная пауза. – А теперь извини, мне пора домой, покормить котят, которых зовут Рост и Метаморфоза.
Даже не оборачиваясь, Одри знала, что это тетя Белинда. Потупившись, она прошла вдоль стены и оказалась у раздвижных дверей, выходящих на террасу. Это было любимое место Одри. Современная тропическая обстановка – белая мебель, изящный камин, пышная зелень – напоминала задний двор аргентинской виллы. Когда Одри была маленькой, она часами просиживала на террасе в махровом халате Сиси. Она притворялась мировой поп-звездой, отдыхающей в шикарном отеле после изнурительного турне. Это была очень увлекательная игра. Она потягивала невидимый мятный чай, чтобы успокоить измученные голосовые связки. Обнималась со своей невидимой собакой Тианой. И неоднократно спрашивала свою невидимую помощницу, Вирсавию, забрала ли та вещи из химчистки и записала ли ее на коррекцию бровей. Теперь, вспоминая об этом, Одри думала, что, должно быть, была малышкой не промах.
Утопая в воспоминаниях о детстве, Одри свернула за угол и увидела массивную композицию из белых лилий. От испуга она слегка вскрикнула. Потому что на самом деле она была не одна. Там был Шейн, развалившийся в белом мягком шезлонге.
– Здравствуйте, мистер Холл! – Затем она увидела телефон, прижатый к его уху. – О! Извините.
– Нет, нет, я притворяюсь, что звоню, – смущенно признался он и усмехнулся. Сияя, он встал и обнял ее одной рукой.
– А зачем?
– Такой я – антисоциальная личность, – извиняющимся тоном сообщил он.
– А. Тогда мне лучше уйти? – Прежде чем он успел ответить, она опустилась на шезлонг, подогнув ногу.
– Нет, оставайся! – Шейн сунул телефон в карман. В этот момент он зажужжал. Шейн проигнорировал звонок. – Мне нравится с тобой разговаривать.
– О чем будем разговаривать?
– Не знаю. Я не умею вести светские беседы с нормальными людьми. Меня тянет на странности. Завести бы разговор о дико беспочвенных теориях заговора. Или о лиминальных пространствах. О дермоидах.
– Это плечевые мышцы?
– Нет, то дельтоиды, – сказал Шейн, отхлебывая минералку. – Дермоид – это медицинское явление. Иногда эмбрион съедает своего близнеца в первом триместре. После рождения у него вырастают дермоиды, или кусочки другого ребенка, в самых непредсказуемых местах. Ногти, брови. Зубы.
Одри в ужасе прикрыла рот ладонью.
– Представь себе, что ты всю жизнь живешь с мигающим глазным яблоком в печени, – сказал он, обрадовавшись интересу аудитории.
– У вас есть дермоид, мистер Холл?
– Нет, – грустно ответил он.
– В ситуациях, когда общения не избежать, мне не хочется быть странной. Меня тянет на глубокие рассуждения. Например, привет, я Одри, и я хотела бы поразмышлять о религии, запрете на трансвоенных, бездомных, коленопреклонении во время гимна…
Шейн был потрясен.
– Хорошо. Давай об этом поговорим.
– Да! – Она ударила кулаком по воздуху. – О религии?
– Религия. Хм. Думаю, это как огонь. В хороших руках огонь может принести пользу, например согреть. Разжечь костер. В плохих руках он сжигает ведьму на костре. Линчевать чернокожих. – Он пожал плечами. – Когда огонь используется во благо, религия – это круто.
– Хорошо сказано. Запретить трансов?
– Варварство.
– Бездомные?
– Испытал на себе. Не знаю, как это исправить.
– Справедливо. Признаете ли вы национальный гимн?
– В качестве чего, маркетинговой аферы? – Шейн покачал головой. – Майлз Дэвис[136] говорил, что есть две категории мышления: правда и белая чушь. Национальный гимн – это белое дерьмо.
– Ну и ну, хорошо. Ретвит. Экзамен сдан.
Телефон Шейна зажужжал в кармане в пятый раз. Извинившись перед Одри, он проверил пропущенные. Это был Тай, звонивший ему до упора, – что было чересчур, учитывая, что они разговаривали утром (это был изнурительный спор о гипотетической рэп-карьере Тая).
– Я тебе перезвоню, – написал Шейн.
– Мистер Холл, в чем источник вашей социальной тревоги? На этой вечеринке полно писателей. Это люди вашего круга.
– Ты так думаешь? Дело вот в чем. Они все меня знают, но я их не знаю. Или я их встречал, но не помню. Давным-давно я… – Шейн замолчал, понимая, что не может сказать Одри, как провел большую часть последних пятнадцати лет – в пьяном забытье. – С памятью у меня не все ладно. Поэтому я никогда
