Михаил Ишков - Сен-Жермен
"Не сомневаюсь, - писал лорд Честер, - что ваше послание станет краеугольным камнем, основополагающей тайной и указанием к действию для многих и многих поколений людей, не равнодушных к свободной, несущей свет мысли. Если я, снабжая вас изданиями, в которых так или иначе характеризуется наше братство, сознательно делал упор на широту издаваемой литературы, на, если можно так выразиться, его публичный образ, то в письме могу искренне заверить, что никто из серьезных вольных каменщиков не верит в реальное существование Хирама. Это не более, чем символ преемственности тайного здания, некая мистическая осененность нашего дела. Я всегда был согласен с вами, что практическая работа - самый важный наш вклад в распространении дорогих для нас тайн. Один приют для беспризорных детей стоит сотен легенд, в этом я всецело согласен с вами, но что такое один приют на весь Лондон!
Дело даже не в нехватке средств, а в недоборе нравственно излечимых людей. Большинство из нас гнусно искалечены ещё в детстве. Кто богатством, кто бедностью, кто отсутствие образования, а кто и его избытком. Но, прежде всего, воинствующим бескультурьем! Кроме того в обществе не хватает грамотных в вопросах делания (making) добра учителей и просто отзывчивых, уважающих детей наставников. Будем надеяться, что наши тайны помогут найти и воспитать достойных наследников нашего дела".
Сен-Жермен остался равнодушным к письму старого товарища. Он собственно сделал в этой жизни все, что мог, оставалось закончить воспоминания и добраться до Индии. В этом ему должен был помочь некий Джонатан Уиздом.
Слежку за собой граф Сен-Жермен почувствовал спустя несколько дней после приезда в Париж. В городе цвели каштаны, и дурманящий воздух порой заставлял старика обходить бульвары и выбирать маршруты прогулок в зависимости от направления ветра. Ни разу за все это время он не встретил знакомого лица. Толпа, заполнившая улицы, была молода, странно одета, задириста, криклива. От этих свежих, нередко румяных лиц исходила привораживающая сила. Графа тянуло к старикам. С большим трудом ему приходилось удерживать себя, чтобы не вступить в разговор с каким-нибудь древним подагриком. Ему не терпелось быть представленным одной из юных особ, которые в компании с молодыми людьми прогуливались на Елисейских полях.
Париж на диво быстро излечил его от мизантропии. Теперь Сен-Жермен крепко спал от зари до зари. Редкие сновидения были легки и приятны, не мучили провидческой нагрузкой, знакомством с нарождающимися младенцами, будущими деятелями эпохи. Чаще стала являться мать, мерещились её руки. Однажды ему досталось испытать счастье полета - это было такое наслаждение! Неужели природа решила добавить ему рост или наградить пышной шевелюрой?.. Налетавшись, граф окончательно повеселел. Радость не мог испортить и некий малый в мышастом фраке, в цилиндре, вооруженный увесистой тростью с металлическим набалдашником, время от времени сопровождавший его в прогулках по городу. Держался он далеко позади, старался не попадаться на глаза. Граф между делом спросил у портье - не интересовался ли кто-нибудь его именем, целью приезда, местом, откуда он прибыл в Париж. Тот подтвердил, что некий господин попытался выяснить кое-какие подробности о майоре Фрезере, но - портье иронически усмехнулся и заявил: "...он ушел ни с чем. Не в правилах нашего отеля подвергать господ постояльцев ненужным хлопотам".
Сен-Жермен в свою очередь навел справки о неизвестном соглядатае и обнаружил, что тот является известным частным детективом. Положение становилось занятным.
Из устных воспоминаний барона Ф.:
Вообразите мое удивление, когда в Тюильри я нос к носу столкнулся... с кем бы вы думали? С самим графом Сен-Жерменом! Я не поверил своим глазам. И кто бы поверил, повстречав человека, которого уже успели два раза похоронить, более десятка раз воскресить, встречать в девяносто втором, третьем, четвертом, девяносто шестом году, на протяжении десятка лет существования империи и затем во время реставрации. Мадам Жанлис изумилась, увидев его на Венском конгрессе в пятнадцатом году. Графиня д'Адемар по секрету призналась мне, что в последний раз ей довелось свидеться с ним в двадцатом, в канун убийства герцога Беррийского...
Теперь пришел мой черед? Признаться, я не мог справиться с расходившимся сердцем. Это вредно в моем возрасте, но любопытство - ах, этот пожирающий изнутри интерес! - перевесили все доводы разума. Слава Богу, давний опыт государственной службы, высокие посты, которые я занимал в царствование несчастного Людовика, в славные годы империи, во времена торжествующего Луи-реставратора научили меня не спешить и не терять голову в щекотливых обстоятельствах.
Сен-Жермен интересовал меня не только потому, что в молодости мне приходилось встречаться с ним, но и по причине его замечательной осведомленности в тайнах европейской дипломатии по крайней мере второй половины восемнадцатого и начала этого века. Кроме того, он много видел, часто путешествовал и, если бы мне удалось использовать его как негласного консультанта, мои записки приобрели бы необходимую глубину и блеск. В случае его отказа сам факт встречи и запись беседы с человеком-фантомом могли стать той самой изюминкой, которая придала бы моему труду уникальную историческую ценность. Ведь по свидетельству графини д'Адемар этот таинственный граф ещё в начале восемнадцатого столетия выглядел сорокалетним зрелым мужчиной. Даже если дело кончится разоблачением очередного самозванца, все равно моя попытка отыскать истину имела бы большой успех в обществе. Уж кто-кто, а я имею опыт в обращении с подобными шарлатанами.
С господином Сен-Жерменом у меня старые счеты. Помнится, в восемьдесят восьмом году ему удалось ускользнуть от меня через бельгийскую границу. Тогда мои храбрецы сумели подстрелить его кучера. После разноса, который устроили мне первый министр Морепа и Тиру-де-Крон, отличавшийся замечательной неспособностью к делам; после того, как меня нагло выперли в отставку - правда, на очень короткий срок - я лично побывал на могиле этого странного кучера. Должен признать, что факт его смерти и похорон сомнений не вызывает. Священник продемонстрировал мне запись в церковной книге, показал могилу, сообщил, что сам служил мессу. Удивительным было имя, под которым погибший был занесен в церковную книгу - Ицхак-Шамсолла-Жак.
После той неудачи на границе поиски этого типа, графа Сен-Жермена, стали для меня бесплатным развлечением. Я собрал богатую коллекцию всяких свидетельств о его жизненном пути: отрывки из воспоминаний, где упоминается этот авантюрист, письма, которые я отыскал в архиве - особенно бурно эта переписка проходила в начале шестидесятых годов прошлого века, когда граф пытался организовать мирные переговоры между Англией и Францией, - прочие документы, относящиеся к его научным изысканиям, которые скорее следует отнести к чудесам. Эту коллекцию начал собирать небезызвестный граф Морепа. После его смерти во исполнение воли бывшего министра она досталась мне. Во время наполеоновских войн я уже сознательно отыскивал свидетельства и письма в государственных и частных архивах - благо, в ту пору руки у меня были развязаны. Чуть кто пикнет - сразу в Кайену, в каторжную тюрьму... С годами, понятно, втянулся, сумел оценить глубину страсти, владевшую помыслами Морепа. Сам почувствовал интерес... Нельзя сказать, что материал подобрался обширный, его скорее можно назвать впечатляющим. Этот человек владел всеми мыслимыми и немыслимыми искусствами. Самое непонятное, по крайней мере для меня, заключалось в том, что освоить их - например, игру на скрипке - просто невозможно без изнурительного, ежедневного труда. Я готов согласиться, что на земле, возможно, каждый год появляется множество малолетних виртуозов таких, например, как господин Моцарт, дававший концерты в Версале в пятилетнем возрасте, но вообразить, что существует человек, оказавшийся Моцартом во всех сферах деятельности, с которыми он соприкасался, было трудно. Даже для меня. От этого буквально озноб дерет по коже. Хотя, с другой стороны, для человека способного, толкового, уверенного в себе, преград в этом мире не существует. Авантюристы порой оказываются такими выдумщиками!.. Сразиться с подобным противником - это же просто невероятная удача, тем более, что, судя по отзывам, граф Сен-Жермен вполне порядочный и благородный человек. Происхождение его высоко... У меня нет и никогда не было привычки подолгу размышлять. Сомнения, философствование не моя стихия. Во время революции я нашел применение своим талантам, и если мой шеф, господин Фуше*, считал себя великим умником, способным выскользнуть из любых силков, то я без похвальбы могу признаться, что, исполняя тот же самый фокус, я ещё сумел и приумножить свое состояние.
Я не могу пожаловаться на судьбу. В конце жизни она подкинула мне занятную шараду. Будет чем скрасить свой досуг.
