Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 2)
* Жемчужно-серого цвета (франц.).
-Я хотела вас попросить не говорить бабушке, что вы меня встретили здесь, и о розах тоже...
- Хорошо, я не скажу, да вряд ли и увижу Наталью Павловну в ближайшее время. Что, однако, может она иметь против? Ведь она сама верующая? спросила удивленная Елочка.
- Видите ли, мне часто попадает, что я слишком надолго отлучаюсь из дому. Я уверяю, что задерживаюсь в музыкальной школе, а сама по пути все-таки заворачиваю сюда. Хочется хоть на минуту преклонить колени, а дома очень много дела, Славчика ведь ни на минуту нельзя оставить без присмотра, стирка, очереди... мы все измотались! Я здесь нелегально, - и она виновато улыбнулась.
Когда она убежала, Елочка, припоминая слова Аси о том, что сегодня у Олега выходной день, но они не увидятся, так как поездки друг к другу стоят дорого и они уговорились поэкономить на этот раз, Елочка внезапно приняла решение съездить к изгнаннику самой. Ей представилась уже прогулка в лесу и один из тех разговоров, которые так заряжали ее внутренее. Спешно вернувшись домой, она собрала в сетку кое-какой провизии и помчалась на вокзал. Фетровая шляпка с птичьим крылышком и маленькая муфта, болтавшаяся на старомодной цепочке из черных деревянных четок, придавали ей несколько архаичный оттенок, неотделимый от нее. В Луге, выходя из поезда, она увидела Олега на перроне; изящество его осанки, даже в верблюжьем свитере и высоких сапогах, бросалось в глаза тотчас. Он кого-то ждал: может быть, все-таки надеялся, что Ася нарушит договор? "Сейчас увидит меня и разочаруется!" - мелькнуло в ее мыслях. Он, однако, ничем не обнаружил своего разочарования.
- Очень, очень тронут! - сказал он, предлагая ей руку.
Проходя городом, Елочка несколько раз замечала людей с интеллигентными лицами, занятых перетаскиванием бревен и отбиванием льда на тротуарах. Раз она обратила внимание на пожилую даму очень респектабельного вида, которая ковыряла ломом посередине улицы, тщетно стараясь скалывать лед. Другой раз дорогу им пересекла ассенизационная повозка; погоняя клячу, тащившую элегантный экипаж, возница напевал арию из "Сильвы", и Елочка готова была побиться об заклад, что распознала в нем опытным взглядом бывшего офицера. Все это производило далеко не радостное впечатление... Улицы маленького городка выглядели уже по-весеннему: мартовское яркое солнце, талый снег, капель, чирикающие воробьи... Тем не менее Елочке стало почему-то холодно и неуютно: то ли от непривычного свежего загородного воздуха, то ли от самолюбивых опасений... Выяснилось, что идти им, в сущности, некуда:
- На мой сундук я приглашать не рискую, - сказал он.
Вся надежда была только на разговор, которому не так легкo было завязаться. Перекидыва-ясь фразами о трудностях жизни и о положении Аси, они вышли к мосту через речку Лугу и тут неожиданно столкнулись лицом к лицу с фельдшером больницы.
- А я как раз вас-то и разыскиваю, - сказал он Олегу.
Елочка, не ожидавшая подобных отношений, была несколько шокирована. Из разговора выяснилось, что Вячеслав приехал еще с утренним поездом по делу, покончив с которым, решил навестить Олега. Вячеслав не пожелал рассказать, в чем заключалось дело, а заключалось оно в следующем: накануне этого дня, оставшись дома один, он вышел отворить на звонок и увидел перед собой двух мальчиков, по-видимому, братьев - оба черноглазые, шустрые, старшему лет десять.
- Пустите нас! Пустите, спрячьте! Скорей, скорей! - и оба вбежали в кухню, причем старший предусмотрительно потянул за собой дверь.
- Что вы боитесь, малыши? От кого вас прятать? - спросил Вячеслав, стоя посередине кухни.
- Гепеу! Гепеу! Нумерной круглосуточный! Спасите, спрячьте! повторяли оба.
- Да говорите вы толком, в чем дело! - прикрикнул Вячеслав.
Тогда старший мальчик, твердо глядя ему в глаза, ответил:
- Мы из квартиры на втором этаже. Гепеу хочет увезти нас и запрятать в нумерной детдом, а мы не хотим туда. За нами обещала приехать тетя. Спрячьте нас.
- А ваши родители?
- Мама недавно умерла, а папа - настоятель собора. Борька, не реви, дай рассказать. Папа говорил, что если его возьмут, мы должны ехать к тете. Вчера его взяли, а нам сказали, что придут за нами, и вот пришли, а мы убежали через черный ход. Товарищ рабочий, не выдавайте нас - позвольте переночевать, а завтра с утра мы уедем - тетя в Луге.
Вячеслав задумался.
- Есть у вас ее адрес? - спросил он.
- Да, вот здесь - пришит к крестику, - и старший мальчик расстегнул ворот курточки.
- Покажи бумагу. Кто этот писал?
- Наш папа.
У входной двери послышался звонок; мальчики взвизгнули и, схватившись за руки, бросились в коридор. Вячеслав за ними.
- Да остановитесь вы, бутузы! Идите сюда, ко мне в комнату. Сидите тихо: я не выдам вас.
И Вячеслав вышел в кухню, чтобы отворить.
- Кого вам, гражданин?
- Извиняюсь, товарищ! К вам не забегали два мальчика? Велено доставить по назначению, а я уже битых полчаса гоняюсь за ними, взопрел весь и одышка взяла.
- Нет, никого не видел. Все было тихо, - и Вячеслав закрыл дверь.
- Они ушли, - сказал он, возвращаясь к детям. - Но еще неизвестно, лучше ли это, - в детском доме вас будут кормить, поить, одевать и учить. А что сможет вам дать тетка? Еще неизвестно, захочет ли она вас принять!
- Захочет, она обещала. Папа говорил: если мы будем при ней, нас никуда не заберут. А в детский дом мы не хотим: там слуги антихриста нас будут учить безбожию, там мы потеряемся, и папа после нас не найдет. Так было в семье у папиного прихожанина.
- Слуги антихриста? Слушать тошно! Дурачье вы еще. Ну, да слушайте: завтра я отвезу вас в Лугу, но если мы тетки вашей не найдем или она не захочет принять вас, я сам сдам вас людям, которые приходили только что. Примите, что они пришли за вами ради вашей же пользы. Ну, а на сегодня оставайтесь у меня. Сейчас будем чай пить, а глаза вытрите - не разводите мокроту.
На следующее утро с первым же поездом Вячеслав повез мальчиков в Лугу. Тетка была обнаружена точно по тому адресу, который был написан рукой иерея. Это оказалась худая смуглая женщина, несколько чахоточного типа, тоже с черными большими глазами.
- Ах ты, Господи, Микола Милостивый! Ну, идите, идите сюда! Возьму. Как же не взять-то - перед Богом обещала! Возьму, ведь это мой крестник, и худая рука из-под серого платка любовно легла на голову младшего мальчика.
Домишко был ветхий, деревянный, комната темная, заваленная тряпьем... У Вячеслава сжалось сердце.
- На что содержать буду? Бог не оставит. Я вот портняжничаю малость, голодать не дам. Пусть Бог вас благословит, что позаботились о детях, - и опять она провела рукой по голове мальчика. - Войдите чайком согреться. Чем богаты, тем и рады, - прибавила, обращаясь к Вячеславу.
- Идемте, идемте! - и старший мальчик потащил Вячеслава за рукав. - Вы тоже, наверное, прихожанин нашей церкви?
Вячеслав усмехнулся, хотел было сказать, что он партиец и ему в их церкви делать нечего, но вдруг вместо этого пробормотал что-то - мол, некогда, надо еще успеть куда-то, повернулся и пошел от них шагая через лужи.
Старший мальчик догнал его:
- Тетя Маня сказала, чтобы вы приезжали нас навестить. Приезжайте. И скажите нам ваше имя - мы будет за вас молиться.
Вячеслав пристально посмотрел в глаза ребенку:
- Мне молитв ваших не нужно! Ты вот не думай о партийцах как о злодеях и доносчиках - это гораздо сложнее, понял?
Разыскивая Олега, он не мог отвязаться от мысли, что вовлекается все глубже и глубже в чуждую ему и враждебную в классовом отношении среду. Какая-то червоточина завелась в последнее время в его мыслях... Олег и Нина, на его глазах снятые с работы и оторванные от семьи, та женщина на окне, в кухне, старик-швейцар, убитый горем, и теперь эти перепуганные дети, - неотступно сопутствовали его думам. Все это были классовые враги, уже клейменые, но он не мог не видеть их человеческой красоты! За фигурой попа - худшего из классовых врагов - вырастал отец, который дрожащей рукой вешал ладанку на шею маленького сына. А кто такая эта "тетя Маня"? Богомольная фанатичка, разумеется, тоже ненавистна существующему строю, и притом портниха, кустарь-одиночка, прячущаяся, конечно, от всевидящих глаз фининспектора... Но сколько любви! Какая готовность к жертве, граничащей с подвигом! У этих людей были свои незабываемые обиды, и трудно становилось осудить их за враждебное отношение. И все-таки откуда это море недоверия и презрения к Советской власти? Какое огромное внимание уделяет она вопросу детского воспитания, какие колоссальные средства затрачивает на детдома, школы и ясли - и вот какой панический страх, а репутация коммуниста переплетается с репутацией предателя, чуть ли не палача! да что же это?!
И только что коммунист Коноплянников решил, что лучше не разыскивать Олега, который своими разговорами еще больше раскачает его незыблемое, казалось, кредо, как тут же натолкнулся на Олега, Елочку и собаку. Волей-неволей пришлось заговорить и присоединить и свою фигуру к разочарованному трио, причем сеттер обнюхивал встречного весьма недружелюбно.
