Николай Гумилев - Николай Гумилев в воспоминаниях современников
1 В своей "Исповеди" Е. Дмитриева (Черубина де Габриак) писала о поездке вместе с Гумилевым в Коктебель в конце мая 1909 г.: "Все путешествие туда я помню как дымно-розовый закат, и мы вместе у окна вагона. Я звала его "Гумми", не любила имени Николай, а он меня как зовут дома - Лиля, "имя, похожее на серебристый колокольчик", как говорил он. В Коктебеле все изменилось. Здесь началось то, в чем больше всего виновата я перед Н. С." (Гумилев, "Неизданное и несобранное", стр. 170-171).
2 Дмитриева вышла замуж за врача В. Н. Васильева. В словаре Козьмина "Писатели современной эпохи" статья о ней под фамилией Васильева (урожд. Дмитриева).
3 Борис Алексеевич Леман - известный петербургский антропософ, также критик и поэт; печатался под псевдонимом Борис Дикс.
4 Описание дуэли, оставленное А. Толстым, во многом расходится с описанием Волошина. См. в настоящем издании мемуарный очерк А.Толстого "Н. Гумилев". Волошин перепутал год, когда состоялась дуэль. В своих воспоминаниях он пишет: "За год до этого, в 1909 г., летом, будучи в Коктебеле..." Речь идет о времени разоблачения псевдонима Черубина де Габриак и последовавшей дуэли. Волошин, работая над этими воспоминаниями (дата их написания не установлена), думал, что дуэль произошла в 1910 г. В "Гумилевских чтениях" дан неверный комментарий относительно присутствия И. Ф. Анненского в мастерской Головина, где Гумилев вызвал Волошина на дуэль. "И. Ф. Анненский умер 30 ноября 1909 г., - пишет комментатор, - и поэтому никак не мог находиться весной 1910 г. в Мариинском театре. Возможно, Волошин вспомнил ранее произнесенные или написанные им по какому-то другому поводу слова". На самом деле, эта встреча в Мариинском театре произошла в начале двадцатых чисел ноября 1909 г. Комментатор же в своей хронологии следовал ошибочной дате, сообщаемой Волошиным в его "Воспоминаниях о Черубине де Габриак".
Андрей Белый. БАШЕННЫЙ ЖИТЕЛЬ
Печатается по книге А. Белого "Начало века", М.-Л., 1933, стр. 321, 322, 323, 324. Название главы, из которой взяты настоящие отрывки, "Башенный житель".
"Проакадемия", которая возникла по инициативе Гумилева на "башне" Вячеслава Иванова, собиралась регулярно весной 1909 г. Эти собрания, наконец, решено было перенести в редакцию только что основанного журнала "Аполлон". Теперь этот кружок получил название "Общество ревнителей художественного слова". В обиходе же его называли Академией стиха. С открытием этой поэтической Академии в начале октября 1909 г. стиль жизни на "башне" мало переменился, хотя одной из целей Вячеслава Иванова было разгрузить квартиру от наплыва многочисленных гостей. Заседания в "Аполлоне" на Мойке продолжались параллельно с "радениями" в квартире Иванова на Таврической улице, 25, т. е. на "башне".
В данном отрывке Белый говорит о пяти неделях кряду, проведенных у "Вячеслава Великолепного" в 1909-1910 гг. Если хронология Белого верна, то речь может идти только о декабре 1909 и январе 1910 г. Но Гумилев уехал из Петербурга в самом конце ноября, через неделю после дуэли с Волошиным. К этому времени знаменитые "среды" Иванова превратились уже в "четверги". Но Гумилева Белый здесь мог застать не только в "день открытых дверей" - по четвергам. Гумилев, по словам Белого, считался на башне своим к оставался иногда ночевать, когда было поздно возвращаться домой в Царское Село. В деталях башенного быта в воспоминаниях Белого существенных добавлений к биографии Гумилева, увы, не много. Иное дело - описанные им отношения с Вяч. Ивановым. Уже тогда они не прямые и не легкие. В период работы "Проакадемии" отношения были определеннее: с одной стороны - учитель, с другой - ученик; вещающий мэтр и внимающий последователь. К началу 1910 г. ситуация меняется. Внешний респект остается, но ученика уже нет. Гумилев сам определяет литературную линию нового журнала. Однако Иванов, в силу иных внежурнальных заслуг занимает в аполлоновской иерархии место олимпийца. Место Гумилева, вполне понятное для сотрудников журнала, в первом номере "Аполлона" формально никак не определяется. В объявлении, приложенном к первому номеру, сотрудниками литературного отдела названы Анненский, Брюсов, Волошин, Волынский, Зелинский, даже Гюнтер и Л. Гуревич и, конечно, Иванов, но фамилии Гумилева среди них нет. Его имя вообще не фигурирует в списке сотрудников журнала. Упоминается оно лишь в связи с "литературным альманахом", т. е. в числе участников. На основании воспоминаний редактора "Аполлона" С. Маковского напрашивается вывод, что невключение Гумилева в перечень сотрудников явилось результатом настойчивости Иванова. Но уже во втором номере журнала Маковский проявил независимость: теперь имя Гумилева было указано в числе сотрудников литературного отдела.
Примечательно, что в первом - программном - номере "Аполлона", утверждавшем ясное аполлонийское начало над дионисийским символизмом, была помещена статья Иванова, утверждавшего роль художника как "ремесленника Дионисова". Таков был авторитет "таврического мудреца", и в этой его позиции уже тогда намечен и будущий раскол, и споры о символизме, и бунт Гумилева против Иванова в 1911 г.
В конце 1909 - начале 1910 г. будущая полемика проявляется еще лишь в частных разговорах, и в воспоминаниях Белого мы видим лучшее описание эмбриональной стадии этой полемики, принявшей вскоре довольно широкий характер, с подключением к ней даже такого крупного журнала, каким была "Русская мысль".
Наибольшее недоумение вызывает в этих страницах воспоминаний Белого хронология. 29 ноября 1909 г. Гумилев уже в Киеве (возможно, 30-го). 1 декабря он прибыл в Одессу. Оттуда он едет в Варну. Пятого января он пишет из абиссинского порта Джибути Вячеславу Иванову: "Здесь уже настоящая Африка. Жара, голые негры, ручные обезьяны". Так далеко на юг он еще не забирался. Из Джибути он поехал по единственной в стране железной дороге в город Дире Дау. Это была конечная станция. Дальше на юг можно было проехать по вполне сносной по эфиопским стандартам караванной дороге. Британская энциклопедия 1910 г. упоминает эту дорогу длиною "около тридцати миль" как едва ли не лучшую в стране. Об этом путешествии, занявшем целый день, Гумилев писал Кузьмину; "Дорогой Миша, пишу уже из Харрара. Вчера сделал двенадцать часов (семьдесят километров) на муле". Харрар, крупнейший в ту пору город Абиссинии, ничем в особенности его не впечатлил: "здесь только один отель, и цены, конечно, страшные". Из Харрара он собирается отъехать на расстояние приблизительно пятидесяти миль и там попытать свое охотничье счастье.
В Царское Село Гумилев вернулся в феврале. По возвращении его ждали тяжелые новости. Его отец был болен, фактически при смерти. Итак, в свете всех этих хронологических подробностей, неизвестно, каким образом Белый сумел встречаться и беседовать с Гумилевым в конце 1909 - начале 1910 г. Но и при этих неувязах не возникает сомнений, что Белый встречался с Гумилевым на "башне" и вступал с ним в споры. По видимому, это было уже в ту пору, когда открылся "Аполлон" и уже начала свою деятельность Академия стиха.
Вера Неведомская
ВОСПОМИНАНИЯ О ГУМИЛЕВЕ И АХМАТОВОЙ
Опубликовано в "Новом журнале" № 38, 1954, стр. 182-190.
1 Знакомство Неведомской с Гумилевым и Ахматовой произошло вскоре после их свадебного путешествия в Париж. Во Франции они оставались около месяца. Ахматова вспоминала о своих парижских впечатлениях 1910-го года: "Стихи были в полном запустении, и их покупали только из-за виньеток более ИЛИ менее известных художников. Я уже тогда понимала, что парижская живопись съела французскую поэзию".
("Коротко о себе", в кн.: "Тайны ремесла", М., "Сов. Россия", 1986). В той же короткой автобиографии находим описание окрестностей Слепнева: "Это не живописное место: распаханные ровными квадратами на холмистой местности поля, мельницы, трясины, осушенные болота, "воротца", хлеба, хлеба..."
2 В рассказе о "цирковых представлениях" находим разгадку - почему свое стихотворение "Бродячие актеры" Георгий Иванов посвятил именно Гумилеву. Стихотворение первоначально было опубликовано в "Гиперборее", 2, 1912, стр. 13-14 и затем вошло в сборник "Горница", изданный "Гипербореем" в 1914 г.
Бродячие актеры
Н. Гумилеву
Снова солнечное пламя
Льется знойным янтарем.
Нагруженные узлами
Снова мы подошвы трем.
Придорожная таверна
Уж далеко за спиной.
Небо медленно, но верно
Увеличивает зной.
Ах, бессилен каждый мускул.
В горле - словно острия.
Потемнела, как зулуска,
Берта, спутница моя.
Но теперь уже недолго
Жариться в огне небес:
Встречный ветер пахнет елкой.
Недалеко виден лес.
Вот пришли. - Скорее падай.
Узел мой, с усталых плеч.
Осененному прохладой
Сладко путнику прилечь.
Распаковывает Берта
Тюк с едою и вином.
Край лилового конверта
Я целую за стволом.
Имеется также воспоминание о "цирковом представлении" Ахматовой на "башне" Вяч. Иванова в 1911 г. Дочь Иванова вспоминает: "Один раз на ковре посреди собравшихся Анна Ахматова показывала свою гибкость: перегнувшись назад, она, стоя, зубами должна была схватить спичку..." (Л. Иванова. "Воспоминания о Вячеславе Иванове" - "Новый журнал", № 147, 1982, стр. 153-154).
