Биарриц-сюита - Бронислава Бродская
Лора отогнала от себя неприятные мысли. Она должна настраиваться на позитив: добрые фильмы, книги, хорошая музыка, вкусная еда, прогулки, ничегонеделание. И тогда ее "детка" родится счастливой. Она опять подумала о том, что следует позаботиться о "столе", что приготовить, как прибрать в квартире, чтобы Егор почувствовал себя дома. Ничего не придумывалось, убирать было лень, а насчет еды у них были такие разные вкусы. Честно говоря, Лора даже давно забыла, что любят есть мужчины. Все ее представления о хорошей кухне сводились к салатам из овощей и постным супам. Егор такую еду ненавидел. Сначала Лоре было горько, что он "загнал ее на кухню", она так ему в запальчивости кричала, когда они ссорились, при этом себя очень жалея. Потом, она стала к кухне немного привыкать, но не верила в этом отношении в свои силы. Да и времени, потраченного на готовку, было очень жаль. Лора просто ставила рыбу или курицу в духовку и ждала, пока все там само пожарится. Еда получалась невкусная, жесткая, сухая, никаких пирожков, котлет, запеканок или блинчиков она не делала, а вываренные или сырые овощи Егор есть отказывался. Готовить казалось Лоре делом мудреным и неприятным. Она ставила что-нибудь тушиться, уходила к компьютеру, забывалась, все подгорало и по квартире разносился такой мерзкий запах, что приходилось открывать окна. В такие минуты Лора себя ненавидела, и хотя Егор в последнее время молчал, не желая ее укорять, она видела, что он ее осуждает, даже не то, что осуждает, а скорее разочарован тем, что она такая плохая хозяйка.
Он был совершенно традиционный мужчина, равнодушный к идеям феминизма. Прожив всю жизнь холостяком, не получив домашней заботы в детстве, он создал себе приукрашенное идиллическое представление о хозяйке дома: жена должна стоять на кухне в фартуке, все у нее горит в руках, она жарит, парит, священодействует, а потом подает на стол и ласковым голосом приглашает его, добытчика-мужа. Она так не умела, злилась, что не соответствует его надеждам, в то же время осуждая Егора за домостроевские настроения, считая себя выше и умнее кухонных забот, и поэтому не желая учиться. Лора прекрасно понимала, что можно посмотреть рецепт на интернете, спросить у других, порадовать Егора чем-нибудь удивительным, просто доставить ему удовольствие вкусной едой и заботой, но почему-то она не могла заставить себя этого сделать, и быть плохой хозяйкой себе "разрешала". Егор должен был ее принимать такой, какой она была. Она и другие вещи себе разрешала: например брала единственную машину и уезжала на целый день, оставив спящего Егора дома. Она шла на маникюр, потом на массаж, пила с подругой кофе, и… забывала ему позвонить. Егор волновался, злился, не звонил первым, чтобы иметь возможность "надуться" и выговаривать ей за невнимательность, за то, что она без его спроса отдала свою машину отцу, а он "тут сидит весь день, как дурак". Лора опять знала, что она неправа, но не хотела этого признавать. И машину свою отдать папе, и гулять одной целый день она тоже себе разрешала. Егор разрешал себе одно, она – другое. Они оба, по-настоящему, не отдавали себе отчета в том, что они больше не живут поодиночке. Разумеется их холостяцкая жизнь имела свои плюсы, но минусов было больше. Тоже самое относилось и к семейной жизни. Она тоже состояла из плюсов и минусов. Лора вздохнула и подумала, что плюсов в ней все же больше.
И опять ей в голову пришла мысль о самом ее серьезном недовольстве мужем: секс! Вот что не давало Лоре покоя. Она и сама не могла до конца понять, что в ее неудовлетворенности преобладало: физиологическая или моральная сторона. Она хотела мужчину, Егор ее возбуждал, нравился ей, привлекал. Когда он оказывался с ней рядом, она не могла себя контролировать, вела себя несдержанно, глупо, и этим его отвращала. Муж ее не хотел, пренебрегал ею, она была для него стара, нежеланна, противна ему – и это было обиднее всего! Они не могли найти компромисса: он отказался от секса вообще, не желая из принципа делать над собой никаких усилий, считая, что в таком деле усилия как раз и неуместны. Если не получается само, органично и с радостью, значит ничего тут не поделаешь. Любые меры он считал насилием над собою. В то же время Лора хотела секса так неистово и императивно, что против ее воли, желание делалось таким животным, неэстетичным, и эгоистичным, что воспринималось мерзким. Она не умела вести себя в постели, ее искаженное лицо, резиновый член в руках, который она ритмично в себя запихивала, неконтролируемые стоны и конвульсии выглядели болезненно-неприятно. Лора чувствовала, что она "не умеет", что делает все не так, что Егор не привык к такому физиологическому, некрасивому, супружескому сексу. Но по-другому она не умела, и разрешала себе вместо умелой ласки, грубые хватания, а главное… резинового безотказного "друга", без которого она не могла обходиться.
Даже мысли о ребенке омрачались для Лоры их патологическим отсутствием секса. После консультаций с врачом, стало понятно, что естественно забеременеть ей не удасться. Ради ребенка, она шла на это, но… вместо нормальной любви, многократной и настойчивой, Егор по-деловому зашел в небольшой кабинет, и под легкое порно кончил в лабораторную чашку. Доктор исследовал его сперму под микроскопом и шприцем ввел ее во влагалище: Лора понесла от лежания на гинекологическом кресле… Все это было так грубо, неестественно, гадко. Оплодотворенные клетки развивались в пробирке, а потом доктор по просьбе Егора выбрал ХХ– хромосому и… вот они ждали девочку! Да, разве так зачинают ребенка!? Лора бы предпочла не знать, кого она родит, хотела слышать веселый голос акушерки: у вас мальчик или у вас девочка! А тут, все сделала не природа, а доктор. Егор просто один раз, как он выражался – "подрочил". Господи, она раньше и слова-то такого не знала, а он не находил в этом ничего дурного.
Лора себя одернула: раз это был их единственный путь, то как ей не стыдно так думать. Ей 49 лет, она будет матерью, а
