Графоман - Бронислава Бродская
Гриша и сейчас себе признавался – да, вот такая у него была мужская мечта. Эксперимент, не норма, экзотическое блюдо к празднику, он он этого хотел. Дело было вовсе не в физиологии. Гриша хотел чего-то дополнительного, наверное … ласк, ощущения своей мощи, того, что он 'всем' нравится, даже и не важно, что тут только 'две', древний животный инстинкт – получить как можно больше самок в свое распоряжение, вот что им наверное руководило. Да он тогда в этом не разбирался. Он будет один, самый главный, он их расшевелит, будет на пике своего мужского потенциала. Как красиво, как эта картина его заводила. Грише всегда хотелось посмотреть на ласки лесбиянок, заветная мечта. Сколько таких видео они с Валеркой пересмотрели, но в жизни ни одному из них этого увидеть не довелось. А еще это была жажда приключений, любопытство. Ну пусть сразу одновременно с двумя он быть не сможет, одна наверное будет ревновать. Конечно. Он на время полностью будет в распоряжении одной, забыв о другой. Как иначе? Но другая с жадностью будет смотреть со стороны 'как' он это делает.
Летом после рождения Аллка Гриша поехал с французами в Артек. Какой-то международной форум. И вот там он снова окунулся в привычную атмосферу ночных гуляний: костер, шашлыки, выпивка, морские купания на пустом пляже, усталость от непрерывного перевода и острое желание наконец расслабиться.
Он их сразу заметил: две вожатые, сестры-близнецы. Молодые, загорелые, стройные, а главное – совершенно одинаковые. Грише это показалось безумно сексуальным. Девчонки оказались сговорчивыми, Гриша им сразу приглянулся. Ну как же: москвич-переводчик, сильный, высокий, взрослый, уверенный в себе, со спокойными пристальными глазами. Гриша, видит бог, не рассчитывал получить сразу двоих сестер, он пытался выбрать, ему даже казалось, что он запомнил, где кто. Но он продолжал ошибаться, девчонки смеялись, шутили, нарочно путали его и в результате они пошли к ним в комнату втроем. О … вот оно! Наконец-то – успел подумать Гриша, а девчонки уже его сноровисто раздевали, повалив на постель.
Получилось все как надо, но все-таки не совсем так, как Грише представлялось. Может из-за того, что девки были совсем уж одинаковые. Он представлял себе, что будет 'альфа-самцом', а на деле, сестры взяли на себя всю инициативу: кто первая, кто вторая, как именно … сейчас это, а потом … то. Гриша помнил, что он был нешуточно пьян, и ему казалось, что девушек в постели у него две, но в то же время, как бы одна. Им было свойственно не только разительное физическое сходство, у них все было одинаковое: они одинаково кончали, стонали, выворачивались, меняли позы. А учитывая, что Гриша в запарке и неясном ночном свете вообще потерял ориентацию, то он уже даже и не пытался их различить. Под конец ему просто казалось, что у него двоится в глазах. Под утро он от них ушел, опустошенный, усталый, невыспавшийся, с гудящей головой, слегка ноющими яйцами, от их острых зубок у него чуть саднила покрасневшая головка. Девчонки старались. Он полежал на кровати и пошел к своим французам, с ужасом думая, что ему весь день придется работать, стараясь никому не показать, как он устал.
И все-таки Гриша был доволен, считал себя молодцом, предвкушал, как он расскажет о сестричках Валерке. Он вернулся из Гурзуфа домой и воспоминания о близнецах тревожили его мало. Не то, чтобы он совсем забыл свои ощущения, вовсе нет, наоборот Гриша отдавал себе отчет в том, что если бы жизнь столкнула его с девчонками снова, он бы конечно не отказался от такой будоражащей игры, но дома он полностью окунулся в привычную атмосферу семьи, нежно любил свою усталую Мусю, завороженно смотрел на крошечное личико дочки, выходил во двор с коляской. Все было хорошо, и чувство вины было Грише совершенно неведомо. Валере он о приключении рассказал, друг его одобрил, много шутил по этому поводу, спрашивал помнит ли он 'балерин', и все сокрушался, что его там с ними не было.
Гришина портлендская жизнь неспешно текла по накатанному пути. Он ходил на работу, Маня тоже ходила, они смотрели по вечерам телевизор, обсуждали передачи и фильмы. Оба что-то читали, но разное, Гриша свои книги никогда с Маней не обсуждал, ему просто не хотелось. Аллка ждала второго ребенка и толстела не по дням, а по часам. Они все уже знали, что у нее опять будет мальчик. Какая разница? Гриша ничего не имел бы против девочки, но мальчик был ему желаннее. Еще один мужчина в семье, хорошо. Он привык быть единственным мужчиной, оберегал своих девочек, а тут … внук растет, а сейчас второй родится. Аллкин муж был приятным во всех отношениях мужиком, но считать его своим Грише было почему-то трудно, слишком уж они были разными, и дело тут было не в возрасте. Когда они с Маней приходили к Аллке в гости, Гриша редко мог до конца расслабиться. Коля сидел рядом с ним за столом и Грише казалось, что он его по каким-то причинам не одобряет. Зачем водку пьет, зачем затевает политические дискуссии, почему недостаточно занимается внуком? Впрочем когда Гриша проводил с внуком время, Коле казалось, что он оказывает на его сына не слишком хорошее влияние.
Изредка подвыпившему Грише хотелось взять гитару и попеть, его девочки подпевали, а зять никогда … то ли ему его песни не нравились, то ли он их не знал, то ли злился, что он сам не умеет ни петь , ни играть. Он вообще был парнем не музыкальным, слегка занудноватым и каким-то на Гришин вкус, слишком правильным, хорошим еврейским мальчиком,
