Пятое время года - Ксения Михайловна Велембовская
Рабыня со всех ног понеслась исполнять приказ повелителя. Терпение лопнуло. Как ни велика была обида на тетеньку, которой чужой дядька дороже единственной племянницы, наблюдать, как это ископаемое еще и понукает ею, не было никаких сил.
— Извините, Али Мухаммедович, я вынуждена вас покинуть. Так жаль! Студентке, к глубокому сожалению, нужно заниматься.
— Иды, иды!
«Спасибо, что разрешил!» — чуть не сорвалось со злого язычка.
В своей маленькой берлоге, заставленной чешскими полками с пыльными собраниями сочинений, она подхватила с письменного стола учебник, плюхнулась на диванчик, заткнула пальцами уши, но сосредоточиться на феодальных повинностях французских крестьян не смогла. Мешали слезы… А впереди был еще один бесконечный, мучительный вечер в заточении! Сначала квартира будет сотрясаться от тетенькиного хохота — это тупоголовый позволяет Жеке развлекать себя веселыми байками. Приблизительно через час за тонкой, чисто символической стенкой воцарится тишина и в ней выразительно заскрипит старушка диван-кровать. Или не заскрипит. Что значительно хуже. Тогда начнется возня в коридоре и на все лады завибрирует жалкий до неузнаваемости голос: «Не уходи! Куда ты? Останься! Аличек!». И так далее и тому подобное. Навязчивые объятия, поцелуи и мольбы не помогут. Бум! — беспощадно стукнет входная дверь. В лучшем случае последует «ну и паразит!», в худшем — горькие всхлипывания. Есть беруши, ватное одеяло, чтобы накрыться с головой, но ничто не может спасти от чувства нестерпимой обиды за Жеку, стыда и, что самое страшное, презрения.
Глупая тетенька нахохоталась, кровать не заскрипела. Ну все, сейчас начнется!
Под одеялом, с заткнутыми ушами предстояло пролежать недолго — минут десять-пятнадцать, — однако и минуты хватило, чтобы окончательно решить для себя, что дальше так существовать невозможно. Нужно переехать к Анжелке. Причем срочно. Пока трусиха Швыркова не нашла себе другую компаньонку, чье присутствие должно спасти ее от ночных страхов… Но не более того.
2
На маленьких часиках — только семь, но все сны к этому времени обычно уже досмотрены. Темным зимним утром в большой кухне, освещенной мягким светом зеленого абажура, бывает особенно уютно. Тем более в воскресенье, когда не нужно никуда спешить. Пока Анжелка отсыпается после ночного клуба, можно насладиться одиночеством и расслабиться: сладко потянувшись, выглянуть в окно, за которым лениво падают крупные снежинки, не спеша включить чайник и, зевнув и снова потянувшись, направиться в шикарную ванную комнату.
Здесь темп несколько иной: сначала холодная вода — ой-ё-ёй! — затем горячая — ай-я-яй! — и снова холодная.
Хорошенько растеревшись полотенцем и не преминув полюбоваться своим стройным телом и симпатичной розовой физиономией в обрамлении тюрбана из махрового полотенца, она с кокетливым вздохом накинула халатик, в предвкушении крепкого, сладкого чая — на мягком угловом диване, в полной тишине — еще разок томно поулыбалась своему отражению в зеркале за «восемьсот баксов», выползла из ванной и… оцепенела от ужаса.
У входной двери стоял мужчина. Бандит! Мордатый, мрачный, глаз не видно — только тяжелые веки.
— Ты кто?
— Ттт-аня.
— Понятно… — Зловеще хмыкнув, он направился к Анжелке.
Так вот кого боялась Швыркова, когда говорила, что ей одной страшно до ужаса!.. Кошмар! Сейчас он расправится с Анжелкой, а потом уберет и свидетельницу преступления! От страха застучали зубы, и абсолютно беззащитная, между прочим, почти голая «свидетельница» на подкашивающихся ногах, по стенке, поползла к себе в комнату…
Ой, мамочка! Дверь, в наивной попытке спастись припертая креслом и двумя стульями, начала медленно приоткрываться. В щель протиснулась рука… Швыркова! Живая!
— Ты чего это, Таньк?
— Я думала… Честное слово, я не открывала ему!
— Кому?
Выслушав взволнованное, сбивчивым шепотом, сообщение о тайно пробравшемся в квартиру убийце, Анжелка закатилась от смеха:
— Ха-ха-ха!.. Да это мой отец! Он нарочно заваливается без звонка. Чтоб я парня не привела, понимаешь? Как будто другого места нет… Ладно, пошли кушать! Он спать лег.
— Ты иди, я сейчас.
Надо же было так бездарно опозориться! С другой стороны, почему Анжелкин отец не поздоровался, не представился? Видимо, редкостный хам.
У Швырковой есть одно замечательное качество — она сильно сосредоточена на своей персоне. Любой на ее месте воспользовался бы случаем еще поподтрунивать, похохотать, но Анжелка уже и думать позабыла о баррикаде из кресла и стульев. С уморительно торжественным видом крошка пила чай из фарфоровой пиалы. Делала глоток и, устремив взор к потолку, замирала в ожидании непонятно чего.
— Теперь буду пить только зеленый чай. По телевизору сказали, очень полезно.
— И вкусно?
— На, попробуй! — Судя по готовности поделиться, Анжелку постигло крупное разочарование.
— Нет, спасибо, я в еде очень консервативна. — В подтверждение была налита кружка кипятка, брошены пакетик чая и два куска сахара, а на большой ломоть белого хлеба намазана сгущенка.
— Ну ты даешь! Это сколько же углеводородов? — Чего было больше в этом вопросе — зависти или осуждения, — сразу и не сообразишь.
— Не углеводородов, а углеводов. Углеводороды — это про нефть или про газ.
Диетчица не выдержала: отломила кусок от батона и, обмакнув в банку со сгущенкой, быстро отправила в рот.
— Вкуснота! — Облизав пальцы, Анжелка по обыкновению распростерлась на угловом диване, дотянулась до холодильника и извлекла пакет с соком. — Соку хочешь?
— Спасибо, я не люблю сок.
Раскосые агатовые глазки хитро сощурились:
— Колбаску не ешь, сок не любишь! Очень ты гордая, Танька. Я такую гордую первый раз вижу.
— При чем здесь гордая? Просто я в детстве слишком перебрала сока… Мы сегодня будем заниматься?
— Не-а! Мне в фитнес надо, на тренажеры, в бассейн. Слушай, не разбудишь отца в полпятого? А то он велел, а меня как бы не будет.
— У нас же есть будильник.
— Ну да! Отец, если разоспится, его никакой будильник не разбудит. Его надо растолкать.
— Придумала! Как это я буду расталкивать твоего отца?
— Так и толкай! — Анжелка шваркнула стакан с соком на стол и с остервенением задвигала руками. Как прачка в корыте. — Ну, разбуди его, Таньк! Ему куда-то надо по делу, а после в аэропорт.
Отказать, пожалуй, было неудобно. Действительно, если живешь в квартире, оплаченной господином Швырковым и благодаря ему пользуешься всеми благами цивилизации, включая интернет, то как же не исполнить его просьбу? Тем более что и идти, в сущности, было некуда. А без Анжелки, с ее неумолкающим ни на минуту теликом и дисками сладко-истеричной попсы, можно отлично позаниматься, побыть наедине с компьютером, перевести и распечатать статью из «Moscow Times», послать папе письмо по е-мэйлу и, возможно, — вот бы здорово! — получить ответ.
— Хорошо, разбужу. Кстати, а как имя и отчество твоего отца?
Крошка вытаращилась так, как
