Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Марьян Камали
– Да.
– Я не понимаю.
– Послушай, я не собираюсь жалеть себя.
– За что?
– За мысли о том, что все могло бы сложиться иначе. Хочу только сказать, что в жизни бывает всякое, я все простила и хотела снова увидеть тебя. Просто увидеть тебя. Подумать только, мы не говорили с тобой так долго. Почему? Конечно, я слышала от Джахангира – да упокоит Аллах его душу – новости о тебе и в основном знала, как у тебя дела. Но потом я узнала от Зари, что Джахангир, бедный Джахангир, погиб на войне. Но мы слишком старые, чтобы держать обиды друг на друга. Я просто хотела сказать тебе это. – Ройя захотела взять его за руку. Но она не решилась. Это был ОН, и он по-прежнему обладал властью над ней. Ей с трудом верилось, но в его присутствии – что поразительно – она была полна любви. Она смотрела на него, такого старого! Ее Бахман. Мальчик, который хотел изменить мир, сидел тут, в этом инвалидном кресле.
Да, она любила его. Правда об этом нахлынула на нее как волна и унесла в соленые водные потоки, смяла ей волосы, обожгла ноздри, выбила жизнь из-под ног. Конечно, она любила его. Земля круглая, день переходит в ночь, Бахман сидел рядом, и она любила его. На его лице она видела доброту. Она помнила, как он заботился о ней, верил ей, делился с ней всем. Как клал голову ей на плечо, когда огорчался на злость и неразумные слова своей матери. В общем, оказалось, что мать обладала большей властью над ним, чем Ройя. Но что могли сделать они в свои семнадцать лет? У судьбы всегда собственные планы.
– Ты прощаешь меня? – Его голос звучал откуда-то издалека.
Ее неожиданно захлестнула новая волна. На этот раз ледяная, злая. Конечно. Он повторяет одно и то же. А почему она ждала от него чего-то другого? Потеря памяти. Вероятно, деменция. Не исключено, что Бахман даже не помнил ее. В конце концов, возможно, она вообще пришла слишком поздно.
– Бахман, – она говорила медленно, словно обращалась к ребенку. Надо обнять его. Ведь он обнимал ее много раз.
– Ты даже не знаешь, как я счастлив, что ты пришла сюда, – сказал он. – Я мечтал тебя увидеть. Это моя давняя мечта. – Без всяких колебаний он взял ее за руку.
Конечно, она помнила его прикосновение. Такое знакомое, просто до боли. Она ощутила смолистый запах его одеколона. Это он специально, к ее приходу? Неужели они снова ведут себя как подростки и стараются сделать друг другу приятное? Она уж точно отказалась надеть теплые эскимосские сапожки, чтобы лучше выглядеть.
– Я ждал тебя полдня.
– Сейчас пока еще утро, – осторожно напомнила она.
– Нет, я имею в виду тогда, на площади.
– Что-что?
– Я так беспокоился, что ты окажешься в той толпе, что тебя ранят. Когда ты не пришла, я просто молился, чтобы с тобой ничего не случилось. А когда узнал, что ты в безопасности, почувствовал огромное облегчение. Для меня самым важным было твое благополучие. И это так до сих пор.
Как ты поживаешь сейчас? – продолжал он. – Расскажи мне об этом. Подробно.
Жестокость старости, дегенерация мозга! Бедняга не помнит их историю.
– Шахла умерла, – неожиданно сообщил он.
Возле них внезапно возникла высокая девушка с волнистыми волосами, которая сердито глядела на нее в кафе «Ганади», шипела на нее на вечеринке у Джахангира, злилась на них из-за танго и чуть не прожгла взглядом люстру. Ройя почувствовала вкус дыни в тот вечер, лед за своей щекой. Смерть – теперь не новость в их возрасте. Они потеряли господина Фахри. За последние годы у нее умерли несколько подруг, а она потеряла дочку! Но конечно, ее поразила печаль в его словах.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– Мы вырастили двух прекрасных детей. Близнецов.
– Машаллах! Господи! – сказала она. А потом заставила себя добавить: – Я познакомилась с твоим сыном Омидом. – Она не стала упоминать магазин. Пока что не могла. Иначе за этим последует слишком много слов.
– Омид рассказал мне. Я рад, что ты видела то, что мы создали. Мне хотелось… – он сжал ей руку, – …как бы восстановить наш любимый магазин.
Ей снова показалось, что она тонет в волнах. Она вспомнила магазин канцтоваров в Ньютоне, и перед ее глазами возник тот давний, в Тегеране, объятый пламенем.
– Что случилось с Шахлой? – спросила она, набравшись смелости.
– Аллах милостив, она страдала не очень долго. Мы узнали о ее болезни в 2004 году, накануне Дня благодарения. К Новрузу все было кончено.
– Рак?
– Панкреатит.
Новруз – первый день весны. Ройя сосчитала, что от постановки диагноза до смерти прошло четыре месяца.
– Да хранит Аллах ее душу.
– Она была хорошей женой, – сказал он, немного помолчав. – Но она – не ты.
Ройя смотрела на пол.
– Скажи мне, как твой сын? – спросил он.
– Откуда ты знаешь, что у меня есть сын?
– Я отыскал тебя в интернете. Он врач, я видел. Поздравляю. Прости меня, надеюсь, ты не подумаешь, что я шпионил за тобой. Но я не мог удержаться. Еще я знаю, что ты замужем за Уолтером Арчером, бывшим юристом из «Липпинскотт и Макви». Интернет… он все знает! – Он слегка поежился, назвав имя Уолтера. Причем произнес его как «Валтер». А Липпинскотт произнес как Лее-пеен-эс-скот.
– Как Джахангир. Он был нашей Всемирной Информационной Паутиной, – сказала она.
Лицо Бахмана озарилось при упоминании старинного друга.
– Да, он всегда был в курсе всех новостей! Помнишь его вечеринки?
– Разве их забудешь? Те песни на его граммофоне!
– Ройя…
Когда он произнес ее имя, все остальное уже не имело значения: десятилетия, дети, рак, предательство, разлука, переворот, переписанная история. Он проговорил ее имя так же, как делал это всегда. Они снова были Бахман и Ройя, они танцевали танго, разговаривали вполголоса, прислонившись к книжным стеллажам в магазине. Она схватилась за сиденье пластикового кресла. Только бы ей не упасть.
Он задышал более шумно, словно в его груди работал неисправный мотор. Она отвернулась к окну. Снегопад усилился. В холл никто не заходил – тут не было ни игры «бинго», ни ланча, хотя в воздухе висел запах тушеной говядины. Они были совсем одни. Интересно, стекло холодное на ощупь? Вот при всей этой жаре в здании интересно, будет ли оно ледяным, если она потрогает его. Она сидела тут с незнакомым стариком. Она сидела тут со своей любовью. Она держала в сознании две эти правды, и ей было трудно говорить.
– Я очень скучал по тебе, – сказал он.
Возможно, старая любовь прожила десятки лет нетронутой,
