Владимир Сорокин - Роман
Все засмеялись.
- Да! Я не преувеличиваю! Иначе как невестой и женихом про себя я их не считал, и мне было весьма странно, что в реальной, так сказать, атмосфере они - даже не знакомы друг с другом. Время шло, они все еще не встречались. Но как я насторожился, как затрепетал, когда, наконец, это знакомство произошло! Долгое служение Мельпомене позволяло мне искусно скрывать свои чувства, никто из вас ничего не замечал, а я в душе ликовал и ждал, ждал чуда! И оно случилось! Но если для вас, в том числе и для молодых, это было неожиданное чудо, то для меня, старого лицедея, то чудо было... Эх, дорогие мои! Вероятно, вам трудно понять меня, но поверьте, когда то, о чем ты мечтал, случается наяву, - это так украшает нашу жизнь! Мы все погрязли в серой обыденности, в пошлых пересудах, черт нас побери! И как прекрасно, что существует чудо, способное разбить и разрушить всю эту проклятую обыденность. И вот оно случилось! Сегодня, здесь, в сказочной лесной избушке они - жених и невеста! Пророчество сбылось! Симеон Крутояровский может говорить! И я говорю: да здравствует чудо! Да здравствуют вот эти сиамские близнецы! И дай Бог им счастья!
- Браво, Антон! - выкрикнул Красновский, приподнимаясь с рюмкой в руке.
- Прелестно, чудно! - захлопала в ладоши тетушка.
Роман встал и трижды поцеловался с дядей.
- Антон Петрович явно тревожит прах Демосфена! - говорил Рукавитинов, аккуратно вставая с бокалом красного вина в руке.
- Мда. И камни во рту не понадобились, - усмехнулся Клюгин, цепляя вилкой кусок ветчины и перенося его к себе в тарелку.
- Милое, нежное дитя мое,- повторял Антон Петрович, целуя руки Татьяны, Благословляю тебя на счастье. Трижды благословляю! Трижды радуюсь твоей радости, трижды одобряю твой выбор!
Татьяна, склонив голову, поцеловала его в щеку. Дядя обнял ее и расцеловал в обе щеки. Все выпили.
- Стол! Стол фантастический! - качал головой Антон Петрович, решительно кромсая ножом кусок копченой индейки.
- Все, все прелестно! - улыбалась тетушка, - Адам Ильич просто кудесник! Рома, ты почему ничего не пробуешь? Смотри какая брусника! А рыжики! Пробуйте немедленно! Татьяна Александровна, а вы?
Роман и Татьяна благодарили и улыбались.
- Андрей Викторович, как, позвольте спросить, здоровье жениха? повернулся Рукавитинов к Клюгину.
- У жениха со здоровьем всегда все в порядке, - жуя и прихлебывая вино, ответил тот.
- Ну... а рана, да еще и сегодняшнее приключение на пожаре?
Клюгин лениво махнул рукой:
- Да все, все хорошо... в огне не горит, в воде не тонет, зверя не боится... вот полюбуйтесь на него...
Все рассмеялись.
В этот момент Куницын, сидящий все время в радостном оцепенении и, как будто ничего не понимающий в происходящем, встал и, взяв бокал обеими руками, посмотрел на молодых. Все замолчали.
- Милые, милые мои... - заговорил он глухим поспешным голосом, в волнении перебирая пальцами по бокалу, - У меня теперь такая радость, так все неожиданно и хорошо, что и не знаю как и выразить. Я стар. Вы молоды. Жизнь моя прошла в служении Отечеству Тридцать четыре года. Да. И все - солдатики, окопы, марши... И кровь. И смерть. Видел я ее предостаточно.. Но, нет, нет! Что я, о чем! Милые мои дети. Что мне говорить теперь, как радость свою выказать! Как поделиться тем, что вот здесь... в сердце поет. Не знаю. Слова все не те подбираются, а радость у меня такая, что в сердце не помещается...
Он замолчал, глядя перед собой, потом поднял глаза на жениха и невесту и продолжил:
- Милые мои, вот что мне сказать вам хочется. Детство мое прошло в столице. Семья наша была богатой, родовитой, все предки мои были военными - и прадед, и дед, и отец. Братьев и сестер у меня не было, рос я один. Мама умерла, когда мне и шести лет не исполнилось, я ее помню совсем слабо. Отец был жестоким человеком и воспитывал меня сурово. Дом наш скорее был на казарму похож. В армию я попал рано и всю жизнь почти провел в ней. Отец вскоре умер, наследство досталось его молодой жене, я ни на что не претендовал. Продолжал служить. Вот так. Могу сказать, что с самого детства узрел я лишь суровые стороны жизни и продолжал их видеть потом, в дальнейшем. И никаких особых нежностей, ничего того, о чем поэты пишут, не было. Никакой красоты. А был лишь - ать, два, ряды вздвой... вот что было. Штыком коли - ать, два. Прикладом бей - ать, два. Вот...
Он вздохнул, помолчал и продолжил:
- Так вот, милые мои, молодые и нежные существа, и вы, друзья. В моей суровой и некрасивой жизни было два чуда. Первое - это когда я вынес Танечку из огня, а потом удочерил ее и возлюбил, как дочь. Это чудо помогло мне не отчаяться и поверить в доброту Божью. Второе чудо случилось сегодня. Я увидел Таню по-настоящему счастливой. Это чудо всего меня перевернуло. Всего. И я так счастлив, что у меня и слов нет...
Он посмотрел на них, потом улыбнулся и, тремя быстрыми глотками осушив бокал, бросил его об пол, выдохнув:
- Счастья вам, родные...
Это было так неожиданно, что все замерли. Куницын же стоял, улыбаясь и гладя на молодых.
- Виват! - пробасил Антон Петрович, привставая с бокалом с места, - Виват, полковник!
- Браво. Брависсимо! - закричал Красновский, поднимаясь, - На счастье! Пьем все на счастье!
- На счастье! На счастье! - заговорила тетушка.
- На счастье! - улыбался Рукавитинов.
- На счастье! - слегка испуганно качал головой Красновский.
- Что ж, на счастье так на счастье... - усмехнулся Клюгин, наливая себе вина.
Все, включая и дам, встали.
- На счастье! - громко сказал Куницын, поднимая новый бокал.
- На счастье! - ответили ему все.
Бокалы сошлись, звеня.
Все выпили и стали бросать бокалы об пол.
Дробный звук бьющегося стекла наполнил гостиную.
Роман и Татьяна, держа свои бокалы, смотрели на происходящее как зачарованные.
Наконец, когда последний бокал, брошенный Клюгиным, разлетелся вдребезги и все посмотрели на молодых, Роман и Татьяна поднесли бокалы к губам.
Выпивши вино залпом, Роман поднял руку и с силой кинул бокал, так что осколки далеко разлетелись по полу. Татьяна быстрыми маленькими глотками выпила вино, жадно вдохнула воздух порозовевшими губами и разжала руку.
Выскользнув из пальцев, бокал ударился об пол и, слегка разбившись, покатился.
- Виват! - произнес Антон Петрович любимое слово.
- Виват! - нестройным разноголосьем ответили ему и стали шумно садиться.
- Поля, Гаша! - хлопнул в ладоши Куницын, - Еще вина! Еще бокалов!
Появились Поля с Гашей, появилось вино, бокалы и новая закуска.
Роман держал руку Татьяны, глядя ей в глаза. Она, в свою очередь, не отрываясь смотрела на него.
- А если побить бокалы, будет счастье? - спросила она.
- Будет.
- А если не побить?
- Все равно будет. У нас с тобой всегда будет счастье.
- Всегда?
- Всегда!
И снова она сильно сжала его руку. Посреди дружного застолья они смотрели друг другу в глаза, до боли сцепившись молодыми сильными пальцами. Тем временем Красновский подошел к полуоткрытому окну и, заглянув в него, обернулся к собравшимся:
- Друзья! Вы представить себе не можете, какая теперь ночь. Это просто Куинджи, просто Куинджи! Полюбуйтесь, какая луна! Подойдите сюда!
В его голосе чувствовалось легкое опьянение, он жестикулировал короткими толстыми руками.
Все, кроме молодых, стали вставать и подошли к окнам.
- Мда! Экая прелесть! - бормотал Антон Петрович, заглядывая из-за спины Красновского.
- Полнолуние! - качала головой тетушка, стоя с Красновской у другого окна и отпивая из бокала - Ах, как пахнет хвоей! Даже тут слышно.
- Тут у меня все слышно! - воскликнул Куницын, отодвигая шторы, - Как этой весной глухари токовали! Музыка, я вам доложу! А соловушко каков наш! Каждую ночь такие переливы...
- Мда, тут глухарей бить можно, не выходя из дому, - бормотал захмелевший Клюгин, высовывая в окно свою большую голову и глядя вниз, - Ух ты, сколько плюща... А пахнет и не хвоей вовсе, а мятой перечной...
- Друзья, пойдемте на волю, к природе! - говорил Красновский, - Она спасение, она поймет, примет и простит человека. Natura abhoret vacuum!
- Хороша идея! - воскликнул Антон Петрович, - А что, любезный Адам Ильич, не вынести ли нам сей чудный стол куда-нибудь в сад?
- Непременно, непременно вынесем, Антон Петрович! - с жаром подхватил Куницын и выкрикнул, - Поля! Гаша! Стол в сад! Все в сад немедля!
- Адам Ильич, по-моему, лучше не в сад, а вооон туда, там где дуб! показала рукой Лидия Константиновна.
- Под дуб. Стол под дуб! - выкрикнул Адам Ильич неслышно вошедшим Поле и Гаше, - Да растолкайте Гаврилу. Он вам стащить поможет!
- На волю! Все на волю! - в очередной раз провозгласил Красновский и, кряхтя, полез прямо в окно.
Стоящие рядом стали помогать ему, но вдруг он, взмахнув рукой, с треском вывалился в окно, в кусты сирени.
Мужской хохот и женские ахи наполнили гостиную.
- Петя, друг, куда ты! А-ха-ха-ха! - хохотал Антон Петрович, высовываясь в окно.
- Петенька! Где ты? - вскрикивала Надежда Георгиевна.
