Бессмертная степь - Иса Капаев

забвению. Среди них — В. Бартольд, В. Жирмунский, И. Бикчурин, В. Радлов... Сложнее обстоит дело с собственно тюркскими учёными, особенно с трудившимися в советской стране. В их работах всегда обнаружишь перетягивание одеяла. Являясь детьми одного отца, после дифференцирования народов они начали принижать своих братьев. И ногайцы, народ, лишённый какой-либо формы государственности, пострадали больше всех. С первых лет гласности, когда над наукой перестал тяготеть контроль, появилось множество дилетантских изданий. Такие «книжки» претендуют на научный уровень, в то время как авторами вымышляются факты и события, заимствуются предположения, гипотезы крупных историков, и всё это подаётся без указания источников. В связи с широким изданием книг выдающегося учёного Л. Н. Гумилёва появились десятки книг, где авторы перенимают его теорию евразийских ритмов, открытия по христианству тюрок и монголов, заключения по этногенезу и выдают всё это за собственные достижения. Достаточно назвать книгу М. Аджиева «Полынь половецкого поля», вышедшую огромным тиражом. Откровенное заимствование из книг Л. Н. Гумилёва в трудах М. Аджиева налицо, но одновременно его сочинения изобилуют ложными утверждениями, лишёнными какой-либо документальной аргументации. Таких трудов немало издано в Татарии, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Дагестане. Заниматься разоблачением низкопробной литературы — занятие не из приятных, но кое-каких сочинений мне придется коснуться. Я называю это неприятным занятием и объясняю словами одного крупного учёного: «Стоит ли Наполеону из сумасшедшего дома доказывать, что он не Наполеон Бонапарт, уроженец Корсики?»

Ещё в XVIII веке Жан де Люк видел своими глазами, как ногайцы насыпали курган [5, 178]. Последним курганом, воздвигнутым в Европейской части России, стало захоронение токтамышев- ского Султана Каплан-Гирея в начале этого века, которое и поныне находится в ауле Икон-Халк. От древних курганов его отличает сынтас, помещённый на верхушке в соответствии с мусульманской традицией.

В 1829 году трагически погиб Измаил Алиев, князь мангитовских ногайцев, живший на Средней Кубани. Известие о его смерти потрясло весь Северный Кавказ, все издания того времени откликнулись на смерть замечательного человека. Это был отважный и смелый воин. Сначала Измаил Алиев отличился чудесами храбрости, воюя против царских войск. Вскоре, после предательства со стороны горских князей и анапского паши, он был вынужден перейти на сторону русских и тут обрёл славу своими беззаветными подвигами. Описанию жизни и гибели Измаила Алиева уделил особое внимание на страницах своего пятитомного труда историк В. А. Потто или, как величает его научный мир, «Нестор Кавказской войны». А «Московский телеграф» о дне похорон князя писал так: «На площадке против измаиловых саклей стояли два коня, на каждом из них были надеты любимые его сбруи и повешено полное рыцарское его вооружение: панцири, колчаны со стрелами (при том, что в это время широко использовалось огнестрельное оружие — И. К. ), сабли, луки и прочее. Вокруг находилась толпа жён и рабов. Измаилова жена, сестра и другие женщины были тут с распущенными по лицу волосами. Многочисленная толпа, стоявшая в кружок около Измаиловых лошадей, обращалась против течения солнца, плакала, кричала, драла волосы, царапала себе лицо» [6, 174] 1 .

По древнему закону ясак вместе с хозяином должны погибнуть лошади, жёны, рабы, но ногайцы уже в средние века не выполняли досконально требований этого обычая, хотя в описанной картине чувствуются отголоски древнего ритуала: жёны и рабы по-прежнему требовали, чтобы их похоронили вместе с господином. Мы располагаем множеством устных рассказов о курганном захоронении знатных людей. Измаил Алиев был захоронен в кургане, на его похороны прибывали представители всех регионов обширного края, и каждый кидал землю с подола своей черкески. Описание похорон Измаила — последнее свидетельство о похоронах торе — знатного человека, по­следнего гунна, скифа, печенега, кипчака, ордынца, последнего западного кочевника-воина.

На протяжении многих веков обычаи и тонкости ясака западных кочевников волновали воображение римлян, греков, арабов и персов... Интересно одно замечание у В. А. Потто, которое он делает в своём сочинении «Кавказская война»: несмотря на то, что Измаил, владелец улуса, имел трёх сыновей, «власть правителя переходила по народным обычаям не к прямым наследникам умершего, а к старшему в роду, которым в то время был племянник Измаила Эдигей, мальчик лет четырнадцати или пятнадцати». Подобная передача власти соответствовала закону ясак , которого придерживались все древние тюрки и монголы. История знает много фактов нарушения этого закона, поэтому возникали смуты и войны в различных государствах степных рыцарей. Но мы видим, что ногайцы сохраняли древний закон престолонаследия и в пору распада государственности.

Ногайцы, хотя и были мусульманами и, согласно научным источникам, соблюдали религиозные традиции ислама, вместе с тем сохранили до сих пор и более древние традиции. Не все тюрки донесли до нынешних времен отголоски прежних верований так, как ногайцы. К сожалению, учёные обходили стороной этот факт.

Представители горских народов, в том числе и тюрки-карачаевцы, привыкшие к строгому, скованному выражению скорби по кавказскому этикету, отмечают отличия в современных ногайских обрядах похорон. Их поражает, когда за несколько десятков метров от дома умершего родственник, приставив ладони козырьком ко лбу, с громким и однообразным рёвом идет к дому покойного, в течение нескольких минут демонстрируя перед толпой аваз (голос, плач), и лишь после этого совершает дува (молитву) и приносит соболезнование близким. Другим народам, окружающим ногайцев, совсем не присущ коллективный плач. На кладбище ходят только мужчины; после совершения всех ритуалов, после того, как насыпан холм на могиле, близкие родственники торопятся в аул. Находясь довольно далеко от дома, они поднимают несмолкаемый рёв, и, когда входят во двор, их с таким же плачем встречает женская половина рода. В Караногае, где обычаи консервативны, как на похороны, так и на поминки собирается почти весь аул, и ритуалы проходят более впечатляюще.

Как-то раз я был свидетелем годовщины со дня смерти, которую отмечали в одной знакомой мне семье. После истечения года говорить о какой-то скорби, сильной печали не приходится, ведь все уже свыклись с потерей, но, несмотря на это, приходящие поднимали аваз на улице и демонстрировали его перед толпой в своем дворе. Самое удивительное, что у нас, на Кубани, и в Караногае, слёзы во время этого обряда не обязательны. Это — явно показное зрелище. Невольно возникает вопрос: с чем это связано? Я спросил у одного из караногайских аксакалов о значении этого обычая. Старик ответил мне кратко: «Чтобы умерший услышал о скорби».

Гагаузский ученый М. Губогло, ссылаясь на византийские источники, приводит следующий пример: «…В 1116 году после многочисленных атак на византийские войска кочевые тюрки Балканского полуострова возвратились на холмы, зажгли множество костров и всю ночь выли, как волки» [7].