День между пятницей и воскресеньем - Ирина Лейк
В тот вечер он пришел домой уставший и измотанный. Он уговорил, умолил взять его на стройку нового поселкового клуба, на самую черную работу, и работал там наравне со взрослыми, весь день таскал цемент и раствор, до крови стер ноги и руки, пот застилал глаза, а солнце так жарило весь день, что у него шумело в ушах и страшно болела голова. Денег дали в два раза меньше, чем обещали, да еще наругали за лопнувшее старое ведро, хотели оштрафовать. Он хотел просто прийти домой и просто попить воды, холодной воды из алюминиевой кружки. Шел и мечтал об этой помятой старой кружке, и чтобы от ледяной воды заломило зубы.
На кухне что-то жужжало. Он решил, ему кажется. Стащил сандалии, морщась от боли, отодвинул занавеску из старой простыни, которая должна была преграждать путь к еде вездесущим мухам, и остолбенел: на табуретке восседала бабка, а прямо перед ней на столе жужжал новенький металлический вентилятор. Бабка повернула к нему толстое румяное лицо и расплылась в улыбке. Николай не мог вспомнить, чтобы она вообще когда-нибудь улыбалась.
— Ай, ты мой дорогой, — сказала она. — Уважил бабушку! Надо ж, какой внук у меня, и заботливый, и памятливый, и как что обещал, так и сделает. Нашла я копилочку-то твою, мой ты серебряный, да и сама уж в магазин сходила за вентилятором. Подумала, когда тебе-то, ты ж все гуляешь, все гуляешь. Весь в мать, все шляешься. Я и соседке Глаше говорю, мой-то все гуляет, все гуляет где-то, как с утра подхватится, так и нет его, унесло его, некому о бабушке-то позаботиться, хоть воды натаскать, хоть дров наколоть, все гуляет внучок-то, все где-то носит его, кровь дурная играет, видать. А он, глянь-ка, денежку копил бабушке на вентилятор!
И бабка с ехидным прищуром покрутила у него прямо перед носом той самой пустой жестянкой, в которой он прятал деньги. В дыре в дощатой стене под старым тряпичным ковром.
Николай не сказал ни слова. Он развернулся, босиком вышел из дома и плотно закрыл за собой дверь.
Он вернулся в этот дом только однажды. Тогда он уже жил в столице, был подающим надежды архитектором и собирался жениться на Тамарочке. Когда ему позвонили и сказали, что бабка умерла, он не удивился. Удивилась только Тамарочка, потому что ее жених всегда говорил ей, что он сирота и у него нет никаких родственников. Он запретил Тамарочке ехать с ним. Он пришел в самую дорогую ритуальную контору в поселке и оплатил все, что было нужно. Когда встал вопрос с участком на кладбище, он отказался выбирать на схеме, а настоял на том, чтобы поехать посмотреть самому. Купил огромный букет самых дорогих и душистых роз и попросил сначала заехать на старое кладбище. Агент бюро ритуальных услуг сказал, что мест на старом кладбище больше нет, но при желании, конечно, можно договориться. И выразительно подмигнул. Но Николай только молча покачал головой. Они прошли по старым тенистым аллеям, дошли до могилы с дорогим белым памятником, где на фотографии была смеющаяся молодая женщина. Он поставил в мраморную вазу розы, молча постоял несколько минут, а потом велел агенту ехать на новое кладбище, которое разрасталось на месте бывшего заброшенного пустыря на самой поселковой окраине. Он не сомневался, он точно знал, где выбирать: на самой жаре, на самом солнцепеке, на самом выжженном клочке этого кладбища, куда только изредка долетал раскаленный ветер, принося с собой мелкий острый песок. И хотя агент робко попробовал сказать, что тут не вырастет ни одной травинки, «если вдруг вы захотите цветочки или газончик», Николай категорично оборвал его — он был уверен в своем выборе. Это был отличный участок. Его покойная бабушка будет в восторге, сказал он.
На похороны он не остался. Только оплатил огромный долг за коммунальные услуги — единственное бабкино наследство.
Непонятно, зачем все это вдруг всплывало у него в памяти, пока машина медленно катилась по бульварам. Наверное, красные светофоры и закатное солнце напомнили о том, что было когда-то. Хотя ему так хотелось, чтобы этого куска в его жизни не было. И того, что было потом. Но с тех времен с ним остался и самый верный его человек, его самый близкий друг. Николай улыбнулся, достал телефон и набрал номер.
Лидочка. Сейчас
Сон пахнет полынью. Его легко узнать. Если чувствуешь запах полыни, значит, идет сон. Он уже близко. Сначала просто запах, а за ним тепло — теплый жаркий ветер — можно подставить ему лицо и руки, а потом почувствуешь и под ногами жаркий песок и камешки, как настоящие…
Как же легко быть юной! Все на свете тебе подчиняется, а тело торопится, все время торопится. Зачем идти, когда можно бежать и танцевать? Зачем говорить, когда можно кричать и петь? Зачем делать умный вид, когда можно честно смеяться и горячим шепотом рассказывать тайны? А тайны — все такие важные, и от них буквально зависит вся твоя жизнь, и мир может рухнуть, если только кто-то о них узнает. Никуда не надо спешить, но ты спешишь, все время
