Монстр - Л. Дж. Шэн
– Нет! Можешь посадить ко мне в тележку кого-то еще? – В моем голосе послышалась надежда.
– Подруга, да этот аттракцион для всех, кто перерос отметку в метр двадцать. – Он с хмурым видом смахнул мою руку. – Жива останешься.
– Я знаю. Дело не в том, что я боюсь. Просто я…
– Послушай… – он поднял руку, прерывая мой словесный поток, – если я не буду нажимать на ту красную кнопку каждые три минуты, то останусь без работы. Ты вылезаешь или возьмешь себя в руки?
Я уже собралась ответить, что все нормально и я просто веду себя глупо, как вдруг кто-то выступил вперед и встал в самое начало очереди.
– Она возьмет себя в руки, ваше обкурившееся благородие.
Завеса непролитых слез застлала обзор, и я поняла: если постараюсь их смахнуть, то все увидят, что я плачу. Мне было так стыдно, что хотелось умереть. Расплывшийся перед глазами парень-наркоша послушно поднял металлическую перекладину и, опустив голову, спешно пробурчал приветствие подошедшему к нам незнакомцу.
Тот сел в мою тележку, прижал металлическую перекладину к нашим животам и выбросил сигарету, окутав нас пеленой дыма.
Я вытерла глаза и, сгорая от стыда, одними губами произнесла «спасибо». А когда подняла голову и мы встретились взглядом, все у меня внутри разбилось, словно стеклянный потолок, который пробила сверхновая звезда.
Он.
Я не знала его, но мечтала о нем.
Этот мужчина приходил ко мне во снах каждую ночь с тех пор, как мне исполнилось девять.
С тех пор, как я начала украдкой читать под одеялом любовные романы о храбрых рыцарях и влюбленных в них принцессах.
Красивых и благородных, с глазами, взгляд которых мог пронзать душу.
На вид ему было чуть за двадцать. Волосы рыжевато-коричневого цвета растрепались от ветра и выглядели сексуально в своей неопрятности. Глаза – словно две серебристые луны, – из тех, что меняют цвет в зависимости от освещения. Его кожа сияла, будто его окунули в золото, и он был таким высоким, что его колени торчали из тележки. На нем была черная футболка с треугольным воротом, облегавшая мускулистую грудь и бицепсы, и черные джинсы с дырками на коленях.
На его шее, на потрепанном кожаном шнурке, висел талисман с изображением Святого Антония.
– Я… Я Эшлинг. – Я протянула ему руку.
Наша тележка дернулась вперед и заскрипела, когда пара девчонок моего возраста запрыгнули в вагончик позади нас, с жаром обсуждая девушку по имени Эммабелль, которая училась с ними в одной школе и, судя по всему, переспала с половиной футбольной команды, а другой половине отсосала.
Парень не обратил внимания на протянутую ладонь. Я сглотнула, убрала руку и опустила ее себе на колени.
– Плохая ночка? – Он задержал взгляд на моих припухших глазах.
– Хуже не бывает. – Мне даже не хватило воспитания, чтобы вежливо улыбнуться.
– Очень в этом сомневаюсь.
– О, готова поставить что угодно на то, что у меня ночь проходит хуже, чем у всех остальных в этом парке аттракционов.
В ответ он вскинул бровь, показав, что в его красоте таилось нечто дьявольское, перед чем, как я подозревала, немногие женщины могли устоять.
– На твоем месте я бы не стал заключать со мной пари.
– Да ну? И почему же?
– Я всегда выигрываю.
– Все когда-то бывает в первый раз, – тихо ответила я, начиная думать, что он, на мой взгляд, был слишком уж самоуверенным. – Готова поставить что угодно на то, что у меня выдалась ночь хуже, чем у всех присутствующих в парке аттракционов.
– В самом деле? Что угодно?
– В разумных пределах. – Я расправила плечи, опомнившись.
Она всегда велела мне вести себя определенным образом. Если бы она сейчас парила надо мной в виде призрака, то точно не оценила бы мой наряд. Меньшее, что я могла сделать, это хотя бы не лишаться девственности с этим красивым незнакомцем в результате глупого пари.
– Что-то мне подсказывает, что ты самая разумная среди всех. – Он покрутил зажигалку между длинными пальцами, и это движение показалось мне на удивление успокаивающим.
– Среди кого?
– Детей в семье.
– Откуда ты вообще знаешь, что у меня в семье есть еще дети? – Я приподняла брови от удивления.
Он дерзко посмотрел на меня, а его глаза говорили мне то, что не имел права говорить ни один незнакомец. Казалось, будто ему принадлежал весь мир, а поскольку я была его частью, то он мог заполучить и меня тоже. И внезапно я осознала, что все происходящее очень странно и в некоторой степени опасно.
Я хотела раздеться перед этим мужчиной, а мне никогда не хотелось раздеваться ни перед одним мужчиной, ни по какой причине, в особенности романтической – и я имею в виду не только одежду.
Я хотела заставить его взорваться, как пиньяту[8], пробраться в самое его нутро и откопать все его качества, черты характера и дурные привычки. Кто он такой? Какое у него прошлое? Почему он заговорил со мной?
– Ты думаешь, что в тебе нет ничего особенного, – тихо сказал он.
– Разве люди считают себя особенными?
– Только те, которые таковыми не являются.
– А мне что-то подсказывает, что ты главный бунтарь среди детей в твоей семье. – Я заправила волосы за уши.
Он усмехнулся, и я прочувствовала это до самого нутра. Будто воздух вдруг накалился от одного лишь его довольства.
– В точку.
– Должно быть, в детстве ты был настоящим безобразником. – Я склонила голову набок, будто под другим углом смогла бы увидеть его образ в возрасте девяти или десяти лет.
– Таким, что мать выгнала меня, когда мне было девять.
– О, мне жаль, – пискнула я.
– А мне нет. Избежал верной смерти.
– А твой отец?
– А он нет. – Незнакомец достал пачку сигарет, которую хранил в закатанном рукаве рубашки, а-ля Джек Николсон в «Пролетая над гнездом кукушки». Прикрыл рот ладонью и поджег еще одну «раковую палочку». Я заметила, что Наркоша увидел это, но не сказал ни слова. – Его застрелили, когда я был ребенком.
– Заслуженно? – неожиданно поинтересовалась я.
– Безусловно. – Горячий Незнакомец сделал затяжку, и оранжевый уголек на конце сигареты вспыхнул, совсем как штуковина в моей грудной клетке. – А что твои родители?
– Оба живы.
– Но кто-то все же умер. Иначе ты бы не плакала. – Он спиралью выпустил струю серого дыма в небо, и мы оба наблюдали, как он рассеивается над нами.
– Да, я кое-кого потеряла сегодня вечером, – призналась я.
– Кого?
– Без обид, но это не твое дело.
– Я не в обиде, но будет тебе известно… – он приподнял мой подбородок рукой, в
