Собрание сочинений - Влас Михайлович Дорошевич
Причина простая.
Слабость воли. Вот и всё.
Привычка жить, желание жить — слабость воли. И только.
Я знаю, что здесь мерзко, и дальше будет также мерзко. И не могу «уйти» из жизни. Слабость воли. Только и всего.
И я презираю себя за это бессмысленное, поистине какое-то запойное желание жить.
Презираю, как алкоголик презирает свой запой.
И вот я, знающий, что такое жизнь, сам сидящий в этой мерзости, нечаянно посадил сюда и другого. У меня ребёнок.
Неосторожно я причинил ему жизнь.
Беда, которую надо как-нибудь поправить.
Вооружить его хоть чем-нибудь на жизнь.
Чем? Знанием. Я отдаю его в школу.
— Вооружайся!
Я прошу школу:
— Вооружите его!
Вооружите, чтоб он мог других есть, а не другие его ели.
Знание, это — средство сесть кому-нибудь на спину.
Иван Иванович знает, в котором году родился Кир, в котором умер Камбиз, и с какого по какой год длилась война Белой и Алой розы, и передаёт эти знания другим.
А потому кухарка Акулина, которая не знает даже, в каком году она сама родилась, жарится у плиты, варит ему щи и бегает по дождю в лавочку за папиросами.
А если бы Иван Иванович не знал, в каком году родился Кир и когда умер Камбиз, он сам бы чистил сапоги Василию Петровичу, который знает, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, и может преподать это другим.
Зато и Акулина, знай она про Камбиза или гипотенузу, была бы не кухаркой, а учительницей и, придя домой, орала бы на Матрёну:
— Ты что ж это, дрянь этакая, по любовникам шатаешься? Опять щи не готовы?!
Точь-в-точь так, как теперь Иван Иванович орёт на неё, Акулину.
Я еду на извозчике потому, что знаю побольше его. А если бы было наоборот, — кто из нас сидел бы на козлах?
А потому, мой друг, вопрос о школе, — вопрос самый простой.
Как можно больше знаний, которые могут пригодиться.
Самая простая формула:
— Учите только тому, что можно съесть.
Только тому, на что можно пообедать, на что можно купить папирос.
Никаких этих знаний, возвышающих душу, расширяющих кругозор.
Ведь чем возвышеннее душа и шире кругозор, тем больше неприятностей и огорчения в жизни чувствуешь, и тем сильнее их чувствуешь.
Зачем же я буду делать всё это ребёнку?
Посадил человека в клоповник, да ещё буду заботиться:
— Чтоб кожа у него была тонкая!
Зачем это?
Чтоб боль он сильнее чувствовал? К чему такое свинство над ребёнком делать, как кругозор ему расширять и дух возвышать?
Сделал неосторожность, — хоть не увеличивай!
III
Дети, это — налог на страсть в пользу государства. Это — пошлина за поцелуи.
Я поставщик сырого материала.
Я поставляю на государство детей. А оно уж делает из них различные поделки. То, что ему нужно: чиновников, офицеров, инспекторов, учителей и т. д., и т. д., и т. д.
Для этого у него есть школа.
Как поставщик сырья, я себе в стороне.
Сдал к известному сроку то, что нужно, — и кончено.
С девяти до половины третьего дня материал в работе. Его обтачивают, шлифуют.
А затем присылают ко мне на сохранение.
Я его и храню у себя до утра.
Конечно, я должен заботиться, чтобы «штука в работе», пока у меня на дому лежит, как-нибудь не попортилась.
Вот, по-моему, чем должны регулироваться отношения между семьёй и школой.
Не школа должна прислушиваться:
— Чего семья требует.
А семья должна глядеть:
— Чего школа желает?
То и делать.
Были древние языки, — я говорил своему:
— Учи, мерзавец, Кюнера! Учи, мерзавец, Кюнера!
Теперь греческий, говорят, совсем по боку.
Да если я увижу, что мой сын читает потихоньку Гомера на греческом языке, — да я запорю негодяя:
— Не смей недозволенных книг читать!
Вот что такое ребёнок, — и какие должны быть к нему истинные отношения у истинного отца.
Собственно говоря, мне понравились все три письма.
И понравились бы даже очень, если бы у каждого из них не было маленького postscriptum’а.
Под первым была приписка:
— Нельзя ли напечатать это письмо в какой-нибудь газете? Покрупнее, на видном месте!.. И непременно за моей полной подписью. Пожалуйста! Кажется, ничего себе? А? Возвышенно!
Под вторым:
— Кажется, в современном штиле? С пессимизмцем. Если напечатаете, — пришлите. Очень обяжете. У меня вообще репутация пессимиста. Знаете, это как-то делает человека интереснее.
Под третьим стояло:
— Не будете ли вы добры при случае, будто ненароком, показать это письмо его превосходительству Петру Петровичу? Вам это всё равно, а мне может принести пользу: у нас освобождается место помощника экзекутора, и мне очень хотелось бы, чтобы его превосходительство знал образ моих мыслей. Чрезвычайно обяжете!
Семья и школа
В одно прекрасное утро, — вероятно, это было солнечное, ясное, хорошее утро, — г. попечитель петербургского учебного округа, — вероятно, вообще очень добрый человек, — проснулся в превосходном, особенно добром настроении духа.
В таком настроении король Генрих IV воскликнул когда-то:
— Я бы хотел, чтоб у каждого из моих подданных была к обеду курица!
В таком настроении г. попечитель учебного округа отдал гг. директорам гимназий распоряжение, чтоб они обратились к гг. родителям с вопросом:
— Как вы хотите, чтоб вашим детям ставили отметки: за каждый отдельный ответ, как теперь, или за известный промежуток времени: за две, за три недели?
Первый случай, когда родителей призвали к решению школьных вопросов.
Почин благой. Мысль прекрасная, светлая, ясная.
Но когда в один хмурый, ненастный, осенний день подочтут результаты плебисцита, — ответь получится:
— Предпочитаем старый способ.
Г. попечитель учебного округа будет, вероятно, страшно удивлён:
— Что это? Неужели семья у нас, действительно, довольна существующими школьными порядками?
Нет.
— Что ж, они, значит, не сумели разобраться в предложенном вопросе?
На первом же экзамене срезались!
И г. попечитель учебного округа, быть может, горько улыбнётся:
— Вот тебе и зови родителей на помощь в разрешении школьных вопросов!
Не берём более раннего периода, но тридцать лет без одного года семья и школа были ожесточёнными врагами друг друга.
Образования не было, — была «школьная повинность», тягостная, ненавистная, которой подчинялись, как подчиняются воинской повинности:
— Что же делать?
Ученья не было, — было сложение и деление отметок.
Мальчик получал единицу. Значит, надо или сразу сыграть и получить пять:
— Спросите меня сегодня, г. учитель!
Или сыграть два раза и получить по четыре.
1+4+4=9; 9, делённое на 3, даёт 3.
Мальчик получал пять. Значит, можно неделю не учить уроков и получить единицу.
5+1=6; 6, делённое на 2, даёт 3.
Или две недели
