Черта оседлости - Дмитрий Ланев
– Конечно, – Старцев постарался придать голосу важности: зимний лучок лез из земли весело и нагло, и, хоть и был от земли не больше ладони, но сочно хрустел, ломаясь, а теперь потел в полиэтиленовом мешочке на сиденье рядом.
– По дороге купи картошки!
– Непременно, картошки, так картошки.
– И не гони. Будь осторожен.
– Буду, осторожней меня только тени…
– Все, отбой, Наташка что-то ищет на кухне, зовет.
Картошка продавалась почти в каждой деревне – сельские бабушки выносили на дорогу то, что осталось от урожая. Бабка в потертом ватнике и в валенках, около которой остановился Старцев, так ловко пересыпала картошку из ведра в пакет, что Старцев даже не успел наклониться, чтобы ей помочь.
– Мы привычные, – сказала бабка, пряча деньги.
– Национальная форма одежды, – подумал Старцев про бабкины валенки и ватник, – наследие великих строек. Простое словечко форма превращает праздник в испытание.
– А хочешь молока обедняшнего? – спросила бабка, – мне только перелить. А ты пока в кафе посиди.
Старцеву понравилось и мягкое слово обедняшнее, и то, как молоко было предложено – без натиска, просто, по-свойски. Хотелось ответить добром.
– Много не надо, на пробу возьму.
– У меня двухлитровые бутылки есть, – сказала бабка и ушла по узкой тропинке к дому.
Старцев огляделся и действительно увидел кафе, пристроенное к магазину. Перед входом стоял черный джип с красивыми номерами, недавно обогнавший Старцева на дороге.
В самом кафе никого, кроме трех человек, очевидно, из джипа, не было. Старцев заплатил за кофе и постоял у стойки, ожидая, когда его сварят.
– Марина, а что сегодня без музыки, – спросил кто-то из троих, – скучаешь?
– Сейчас включу, – ответила Марина, – кофе приготовлю и включу.
Музыка, которую она включила, была под стать обстановке – пластмассовым столикам и стульям, затоптанному полу, запаху табачного дыма и – конечно же – полумраку, призванному не создать, а заменить уют. Это был «Владимирский централ».
– Дай по сто грамм и колбаски, – снова попросил кто-то из троих.
– Да возьмите целую, – ответила Марина, – что мелочиться!
Она принесла бутылку и три стакана. Потом и тарелку с нарезанной колбасой.
– На дорогах становится опасно, – подумал Старцев, допивая кофе. Искать исторические аналогии, делать обобщения не хотелось. Возникшую частную ситуацию было удобнее разрешить частным образом – сесть в машину и поехать своей дорогой. Если бы дело происходило в Америке, может быть, он и позвонил бы в полицию, мол, есть вероятность, что на дороге пьяный водитель. Но здесь не Америка, и кто знает, может, эта Марина три стакана по ошибке принесла. Да и телефона доверия он не помнил.
Старцев заплатил за молоко, сел в машину и поехал дальше, уверенно держа скорость между сотней и ста десятью. Машин еще было мало. Как обычно в первой половине дня встречное движение было интенсивнее, так что обогнать тащившуюся впереди на девяноста километрах малолитражку было не очень просто.
Но это Старцеву, за пятнадцать лет привыкшему больше отмерять и меньше резать, было не просто «играть в шашнчки». Водитель черного джипа с красивыми номерами, который опять догнал и сигналил дальним светом, чтобы его пропустили, был аззартнее.
– Гони, гони, – пробормотал Старцев, прижимаясь к обочине.
Джип почти присосался к заднему бамперу малолитражки, в которой, вероятно, не понимали сигналов и не уступали.
Старцев снизил скорость и на всякий случай увеличил дистанцию – поступил так, как советовал ему водительский опыт.
Джип улучил момент, когда перед встречной машиной, а это был какой-то потрепанный областной грузовик, образовалось достаточное пространство, и пошел на обгон. И тут из-за грузовика и тащившейся за ним фуры вынырнула легковушка. Вынырнула и тут же спряталась обратно, но водитель джипа тормознул, а когда снова газанул, времени и места уже было мало. Ему удалось проскользнуть на свою полосу перед самым носом грузовика. Но при этом он задел грустную малолитражку, водитель которой, как потом оказалось – неопытная девушка, так и не сумела ни принять в сторону, ни сбросить скорость.
Малолитражку закрутило, вынесло на обочину, и она, кувыркаясь, слетела в канаву.
Старцев затормозил и остановился рядом. За ним остановилось еще несколько машин. Хватаясь за прошлогоднюю траву и мокрые прутья кустов, спустились вниз.
Джип с красивыми номерами задом подъехал к месту аварии. Из него вышел один человек, постоял, глядя сверху на суетящихся людей. Потом его позвали, он вернулся в машину, и джип уехал.
– Сволочи! – выругался кто-то. – Номер кто-нибудь запомнил?
– Я запомнил, – ответил Старцев.
Он позвонил в ГИБДД, представился, и сообщил об аварии.
Минут через двадцать приехала скорая, сразу же за ней ГИБДД. Старцев, видевший все лучше других, подробно рассказал и о самой аварии, и о возможных подозрениях на употребление спиртного водителем.
– Номер помните? – спросил офицер, составлявший протокол.
– Помню, – сказал Старцев и продиктовал номер.
Услышав номер, офицер перестал писать и, поморщившись, потер затылок.
– Вы номер-то запишите, – сказал Старцев.
– Запишу, запишу, – ответил, продолжая о чем-то думать, офицер. Потом внимательно посмотрел на Старцева:
– Вы точно этот номер видели? Не могли ошибиться?
– Не мог. У меня была возможность его разглядеть и запомнить, – ответил Старцев с такой интонацией, которую использовал на ученых советах в разговорах с оппонентами.
– И буквы эти?
– И буквы, и цифры.
– Ну, как знаете, – офицер пожал плечами, потом вдруг матерно выругался и записал номер в протокол.
– А вы идите, – сказал он Старцеву. – Тут вот подпишите и можете ехать.
А через пятнадцать минут снова зазвонил телефон.
Уверенный мужской голос осведомился, на самом ли деле он говорит со Старцевым Николаем Ивановичем, и, получив утвердительный ответ, попросил о небольшом одолжении:
– Не могли бы вы вернуться на место аварии и сказать, что не помните номер? Хлопоты будут компенсированы.
– Нет, – холодно ответил Старцев, чувствуя, как екнуло сердце.
– Если вам неудобно возвращаться, мы можем подвезти протокол, – предложил голос.
– Нет, – снова ответил Старцев.
– Ну, как знаете, – в трубке щелкнуло, и голос пропал.
Через час Старцев был у дома. С полиэтиленовым мешком картошки в одной руке и вторым – с молоком и луком, в другой поднялся на свой этаж. Дверь открыла Лариса – уже в праздничном платье, надушенная и улыбающаяся.
– Что ты так долго ехал? Пробки?
– Нет, не пробки, потом расскажу, только руки помою, – Старцев разделся и пошел в ванную. В коридоре у двери в комнату дочери стоял новенький красный велосипед с большим бантом на руле.
– Веры еще нет? – спросил Старцев.
– Еще нет, – ответила Лариса, они к концерту готовятся, наверное, задержали.
– А далеко школа? – крикнула из гостиной Наталья.
– Пять остановок.
– Ничего, на велосипеде быстрее
