Две судьбы. Часть 2. Развод – это… не всегда верно! - Лена Гурова
Нас не пустили даже в отделение. Но пока я ругалась с персоналом, блюститель порядка взял справку о состоянии здоровья Романа, как потерпевшего от рук рыжего. Сотрясение имело место быть.
– Поехали, Валерия! От ваших показаний зависит уровень тяжести наказания этого бандита.
Домой добрались уже поздно вечером. Упали без ног. А утром понеслись в травматологию. И меня опять не пустили. Виктора с Наташкой – пожалуйста, а меня – нет. Моё седьмое чувство подсказывало, что это неспроста. Я еле дождалась их.
– Руся, ничего страшного, как я и говорила. Через пару-тройку дней отпустят. Проколют, прокапают и в путь. На башке небольшая рана, поверхностно задело. Ну и пара синяков. Всё хо…
– Не заговаривай мне рот. Почему я не могу пройти к нему? У него там кто-то есть? Да, если и так, я что, не имею права увидеть Ромку, поддержать? Поблагодарить, в конце концов! Что происходит? Ты от меня что-то скрываешь?
– Лер, он пока не хочет тебя видеть. Ему не по себе от того, что не смог защитить свою девушку. – Открыл рот Витька. – Так и сказал, «свою девушку». Ему нужен покой, хотя бы до завтра. Пойдём, позже придём. Тем более, у него процедуры. Да и телефон в реанимации отбирают. Но одно я знаю точно: если бы были проблемы, его бы отправили в военный госпиталь. Вывод – ничего страшного. Пойдём.
На учёбу мы так и не попали. У меня разболелись рёбра, опухший палец не давал покоя, а губы мешали, и пить, и есть. Наутро я отправилась в поликлинику нашего института, где диагностировали трещину в ребре, а на мизинец наложили гипс, хорошо, хоть на левую руку. А рёбра заставили перевязывать тугой повязкой, да хоть из простыни. И отправили на неделю лечиться, выписав кучу лекарств и витамины. К Роману я не попала, еле добравшись до дома. Наташка ахнула, вызвала Витьку. Они сгоняли в аптеку, в магазин, приготовили кучу всяких полезных блюд для меня и для нашего курсанта. И ушли к нему в больницу.
Видимо, лекарства подействовали на меня таким образом, что я проспала до вечера. Проснувшись, наткнулась на записку. Наташка принесла, как пить дать, и не стала будить.
« Лерочка, девочка моя. Я опять прошу у тебя прощения. Думаю, что ты не захочешь иметь со мной никаких дел после этого. Мне нет оправдания. Витька рассказывал, что за тобой ухаживает старшекурсник, и ты ходила с ним в кино и ещё куда-то. Я бы очень хотел, чтобы он оказался сильнее меня и никогда и никому не дал тебя в обиду. Мне подарили неделю на восстановление, и я уезжаю домой. Приеду, встретимся. Если захочешь. А если нет, я не обижусь. Целую, исключительно в щёчку».
Исключительно, в щёчку, он не обидится… Я рухнула опять на диван, не было никаких сил. Какой старшекурсник? Вадим, что ли? Он был прикреплён ко мне в порядке помощи первокурсникам, и очень помогал в учёбе. Мы просиживали в библиотеке, в компьютерном классе, один раз лазили по ВДНХ, а потом пошли в кино, сделав себе подарок за хорошую работу. Да, он стал приударять за мной, до сих пор на что-то надеялся, приглашая то в ресторан, то на концерт, то просто погулять. Но я никуда с ним не ходила, и Витька знал об этом. Зачем рассказал Ромке?
Решение пришло мгновенно. Если Роман уезжает сегодня, то остаётся только поздний поезд. Я затянулась купленным корсетом, кое-как оделась и рванула на вокзал. В метро было уже немноголюдно, и я уселась в уголок.
«Что со мной? Почему я так хочу его увидеть, что даже боль не останавливает? Почему мне нужно заглянуть в глаза Ромки? Почему, не услышав его голос, я не смогу дальше дышать? Я влюбилась? Лерка, признайся уже сама себе, что ощущаешь жизнь пустой и неинтересной без Трошина? И что ты очень переживаешь за него, за его состояние, за его душевный покой. Ведь этот человек пострадал из-за тебя, и ты видела, как он ринулся в бой с громилой, раза в два больше и сильнее его. За что он должен просить прощения? Тебе надо обязательно поддержать отважного защитника, ты же «его девушка»…
На вокзале меня всё время нещадно толкали, причиняя физическую боль. Я нашла место в зале ожидания как раз напротив перрона, с которого должен был уходить поезд. И стала ждать. Недолго мучилась, старушка… Он появился в гражданке, с перевязанной головой, Чапаев. Рядом шла девушка, она поддерживала его под руку и заглядывала в глаза и в рот, что-то объясняя. Он отвечал, она чмокала его и продолжала вещать дальше. И поцеловала, повернув его лицо к себе, уже в губы. Я обомлела. Она была постарше, может, выглядела так, в узких брючках, ботильонах на шпильке и в короткой расстёгнутой курточке, выставляя на свет божий бесстыдно выпирающую из разреза кофточки грудь. Трошин улыбался, поглядывая на это безобразие, как-то задумчиво, и мне показалось, что он хорошо знаком с этой частью своей спутницы и не прочь бы повторить это удовольствие. А что? Если они уезжают вместе, вполне может случиться. Ну что ж, пройдём этот путь до конца. Я потихоньку двинулась за ними. И, о да, эта парочка уезжала вместе. Девушка вошла в вагон, а Роман остался на платформе покурить. Он делал это только в моменты сильного переживания или после алкоголя. Совсем редко. Я решилась.
– Доброй ночи, Рома! Уезжаешь?
Он не то, что обалдел, он превратился в соляной столб, сигарета выпала, обжигая ему руку. Ромка даже не дёрнулся, уставившись на меня немигающим взглядом. А видок был, что надо: опухшие изодранные губы, минимум косметики, не скрывающей синяков и ссадин, скособоченная фигура и гипс. Прямо бегство французов из-под Москвы.
– Романчик, ну где ты? Иди уже, пять минут осталось. – Тревожилась мадам. – А это кто? Попрошайка? Или бомжиха? Лихо её размазали. Их тут полно, не обращай внимания, заходи. Девушка, вам пора в свой бомжатник.
Я была растоптана, меня просто поимели, как половую тряпку, как падшую женщину. Как проститутку. Потрясение было настолько глубоким, что на нервной почве я стала сначала подхихикивать, а потом и хохотать во всё воронье горло. Меня трясло и выворачивало наизнанку, сдвинуться с места не было никаких сил, как и просто пошевелить руками и ногами. Я сходила с ума…
Трошин подскочил, схватил меня за плечи.
– Тебе плохо, Лера? Плохо? Успокойся,
