Повесть о тараканах - Рауфа Рашидовна Кариева
Внезапно «прошмандовка» исчезла. В комнате Кости стала жить приятная брюнетка с конопушками на лице. Конопушки ее совершенно не портили, а даже наоборот. Я перекинулась с ней парой фраз на кухне и поняла – девица НЕ «прошмандовка». Нормальная, хорошая, неглупая. Просто немного грубовато и развязно себя ведет. Вечера стали тихими. Никаких пьянок. Я даже скучала по музыкальному сопровождению Костиных пьянок. Музыка у него всегда была хорошая. У меня у самой не было магнитофона, а Костя всегда ставил Михаила Круга – мне очень нравилось – он-то, собственно и «подсадил» меня на этого певца.
А в один поздний вечер слышу, стоит Костя под окнами, почему-то с моей стороны (его окна выходили на другую сторону) и пьяным голосом матерится. Ночь, тихо. И мат-перемат Кости просто как пение оперного певца по силе децибелов звучит. Опять начинается разгулье, подумала я.
Тут в дверь мне постучали. Передо мной стояла слегка пьяная брюнетка с конопушками. В платье невесты и фате. С шампанским в руках. Она спросила пройти в мою комнату, чтобы в окно сказать кое-что Косте. На кухне-то окно заколочено было – чтобы никто по пьяни не вывалился. Я напряглась – я скандалов не люблю. Девушка прошла в мою комнату, открыла окно и выдала Косте длинную фразу на том же языке, что использовал сам Костя только что. Костя мгновенно заткнулся и поплелся к подъезду. А девушка повернулась ко мне и говорит: «Поздравьте нас, мы сегодня поженились». Я спросила, а почему такой мат, в день свадьбы уже ругаетесь? Девушка ответила, смеясь: «Да нет, у нас страшная любовь. Мы не ругаемся. Мы так разговариваем».
С тех пор на этаже стало тихо. Жена Кости стала командовать на кухне. Заставляла прочих приходящих убирать за собой. Костя стал шелковый. Но разговаривали молодожены на чистом матерном диалекте.
Так вот, с Костей было происшествие, связанное с тараканами, еще во времена его гулящей молодости.
Ночью просыпаюсь от страшного крика Кости. Парень был большой, голос у него был громкий, звучный. И вот в эту ночь Костя орал во все горло. Надрывно. Я выскочила в коридор. И все другие соседи выскочили. Мы стали стучать к Косте. Крики продолжались. Мы все были страшно напуганы. Наконец дверь открыла одна его гостья.
Костя корчился на кровати, держался за голову и страшно орал. Вызвали скорую. Костю увезли.
Оказывается, ночью, во время сна, Косте в ухо залез таракан. И заблудился. Если у кого-то из читателей когда-то болели уши, тот поймет, что боль в ухе невыносима. Это еще страшнее, чем боль зубная и родильная. Уверяю вас. Это пытка – когда болит ухо. Именно болит, а не побаливает, то есть если причина серьезная.
Через несколько дней Костя вернулся из больницы, и все на этаже теперь стали спать с ватными тампонами в ушах.
Прожила я в этом общежитии несколько лет. И уехала вынужденно, по серьезным, даже трагическим жизненным обстоятельствам – изменить или исправить их я не сумела. Если бы не они, эти обстоятельства – так и продолжала бы жить также и там же дальше. Возможно, и до сих пор там жила бы. Вместе с аспирантами и тараканами.
Часть 3
Анопино
1998 год
Служебное жилье – крестьянская изба у леса, в окружении бесчисленных огородов – было предоставлено мне от завода, где я тогда работала. Завод был «поселкообразующим». Руководство завода полностью контролировало жизнь поселка Анопино.
На этом заводе никто не считался с выходными и праздниками. Работа кипела всегда! Любого руководителя подразделения, например, могли срочно вызвать на планерку в 10 утра 1 января. Или в воскресенье прокрадешься на завод – использовать служебное положение – в директорской сауне постирать белье – смотришь, а Директор по заводу ходит. Стирка отменяется. А у меня в доме у леса удобств не было. Где-то надо было стирать. Вот я и под видом контроля подготовки приема директорских высоких гостей в его роскошной сауне, «прихватизировала» ключи, и втихую в воскресенье там стирала. Сауна была хорошей. И стиральная машина там была. Охранники, которые видели эти мои передвижения – меня Директору не «закладывали». А может быть, Директор знал, но «закрывал глаза». Жалел. Где же мне стирать? Он ведь обещал мой дом привести в порядок, и не выполнил обещание. Вот и делал вид, что не знает о моем использовании служебного помещения в личных целях.
Социальной сферой на предприятии руководила супруга Директора, Людмила Михайловна. Ей подчинялся и отдел кадров, которым руководила я.
В одно из воскресений Людмила Михайловна – впервые – приехала ко мне домой, в дом у леса.
В моих воспоминаниях Людмила Михайловна осталась похожей на княгиню Юсупову. У нее была очень интеллигентная внешность, она была деликатной и воспитанной женщиной. До работы на заводе мужа, она в городе руководила музыкальной школой. Образование у нее было «дворянским» – консерватория в Москве.
Людмила Михайловна очень строго и со вкусом одевалась, и была непревзойденным водителем – всегда ездила на машине. В те времена еще не было такого, как сейчас – больше половины водителей в Москве – женщины. Тогда это было еще редко, изысканно – шикарная дама за рулем.
Про дела отдела кадров Людмила Михайловна слушала, но особо не вникала. Акцент ее работы приходился на клуб, школу, больницу, сферу быта поселка. Так что я в своей работе никакого давления от нее не испытывала. Однако приходила к ней в кабинет часто – поговорить. Хоть и много у меня было подруг на заводе и в поселке, Людмила Михайловна очень от них отличалась – тонкостью и образованностью. Я скучала по общению такого плана.
Так вот, в одно из воскресений Людмила Михайловна приехала ко мне. Было лето, дверь была открыта, и гостья вошла прямо в избу, без стука. Увидев ее, я вздрогнула. Никогда мы не говорили о том, где и как я живу.
Людмила Михайловна даже не поздоровалась. Она оглядывала помещение, где я жила.
Она носила очки. Тут она сняла их и протерла. И продолжила осмотр. На ее лице был ужас.
Через несколько минут Людмила Михайловна сказала: «Почему ты мне никогда не говорила, что живешь в «сарае»?». Она даже забыла, что приехала, наверное, по какому-то делу.
Сарай-несарай. Обычный старый крестьянский дом.
