Осень на Луне - владимир игорьвич кузнецов
И так, я могу рассказывать о том, что понял… Еще я могу описать те обстоятельства своей жизни, которые заставили меня понять.
Высшая победа обстоятельств – загнать человека в такой тупик, из которого есть только один выход – Бог.
Однажды я оказался в таком тупике и понял… Все мое понимание можно выразить такими словами: Бог Есть!
А еще я пытался рассказать о тех обстоятельствах, которые подвели меня к этому…
Но вот если бы! На страницах книги создать такое «обстоятельство», которое могло заставить читателя переживать и думать, и пришло бы к нему понимание…
Вряд ли мне по силам такое художественное произведение…
Произведение искусства – это такое, искусственно созданное, обстоятельство, переживая которое, человек получает понимание истинное.
«Нарисуй мне барашка!»
Маленький Принц увидел своего барашка через дырочки в ящике…
У меня есть, нечто настоящее, истинно ценное – то, чем бы я хотел поделиться со своим другом, но не получается, – я не писатель и не поэт…
И все же, ящик я могу нарисовать, а каждая фраза, каждая попытка сказать – будут теми дырками, через которые…
Может ты, Мой Друг, увидишь нашу с тобой Истину!
Дриада
Однажды, весь август, всю долгую осень и начало декабря я проторчал на болотах под Талдомом, 9 км до ближайшей станции. У меня был сплошной лесоповал: часть болот осушили и отдали московскому дачному кооперативу, я же подрядился срубить все деревья на участке площадью около 20 гектар.
Черная ольха, осина, береза, даже ельник – довольно густой лес на кочковатой, уже пересохшей почве. Изрытый вдоль и поперек глубокими канавами, он был обречен, но все равно до сих пор жаль каждое ни в чем не повинное дерево, в которое с визгливым ревом вгрызались зубья бензопилы.
Мои работодатели давно меня знали, и поэтому смело бросили одного с тремя бензопилами, и свод военной шатровой палатки 37-го года снится мне до сих пор.
Приезжали по воскресениям, привозили бензин и консервы, а я каждый раз просил их найти мне помощника. Не потому, что валка в одиночку нарушает технику безопасности, и трудно одному пилить и толкать, и таскать через завалы пилу, топор, бензин, сумку с инструментами… А потому что – «одиночество, как твой характер крут!»
По утрам, каждый раз, заставая меня за разжиганием костра, пролетала семья воронов: шесть черных птиц приветствовали меня своими громкими, со звоном металла, криками. Особенно старался один молодой ворон – Предпоследний, он всегда летел предпоследним и очень мной интересовался. Однажды, пролетая над лагерем, он снизился и вдруг перевернулся на спину, и долго летел совершенно прямо, но вверх ногами, а потом, приняв обычное положение, радостно раскричался, сделал крюк и повторил трюк – вот как я умею!
Пожелав воронам всяческих успехов, я шел за водой, всегда в одно и то же место, где ближе и легче было зачерпнуть из канавы. Но это место облюбовала большая черная гадюка, в руку толщиной. Сначала она не спеша уползала со своего солнечного пригорка, а потом привыкла к ежедневному ритуалу, и даже не шипела, наблюдая за мной. Однажды я отважился и погладил ее по головке. И, конечно, каждый раз с ней здоровался, разговаривал…
На одно плечо – бензопилу, на другое – сумку с инструментами и водой, в одной руке топор, в другой – канистра с бензином, и – вперед! Пилить и пилить, пока не стемнеет, ведь дни все короче…
Вот на высокой кочке стоит большая красивая береза, в пышной кудрявой кроне сверкают на солнце пряди желтой седины. Но валить надо, я подхожу и делаю запил. Как вдруг, шину моей бензопилы заливает яркая алая кровь.
Да, красная жидкость хлещет из березы, заливает пилу, и кровавый ручеек бежит по земле. В ужасе я бросаю все, делаю какой-то немыслимый жест, и восклицаю громко: «Ну вот, Дриаду зарезал!» – Зарезал нимфу, жившую в дереве, душу леса, принимающую облик прекрасной женщины, – зарезал. Она жила здесь, в этой березе, а я, вместо того, что бы подружиться с ней…
В этот день я больше не работал. Долго не мог ни на что решиться, и только на следующее утро произвел научное исследование данного феномена.
Оказалось, что в березе было большое сердцевинное дупло, а над ним в изгибе ствола – морозобоина, случившаяся прошлой зимой. Весной березовый сок из глубокой трещины в коре натек в дупло, простояв там все долгое лето. Под действием березового дегтя и каких-нибудь бактерий он окрасился в цвет крови невинной нимфы. Бедная Дриада!
Как хорошо было бы подружиться с какой-нибудь нимфой, дриадой, русалкой, а то…
Эта вторая – Ева,Вместе с моим ребром,Опять подалась налево.Я пью валерьянку и бром.Может, она и лучше,Чем первая та – Лилит,Но когда перестанет мучить,По ней вся душа болит.Господь, сотвори другую!Не один должен быть человек.Ребер не жаль,Только дай мне такую,Чтобы не жаждать вовек.Да будет! Бери,Если сможешь принять,А зовут ее —Благодать.Хорошо, что я не мыслю себя поэтом, поэтому могу писать стихами, не забираясь слишком высоко.
Я решил прыгнуть со скалы в Черное море – это было давно, в Крыму, на мысе «Фиолент» – но медлил, сомневался…
Накатывали волны страха: то напрягались, то расслаблялись мышцы. Я говорил – «Нет», поднимал голову и смотрел вдаль, огромность моря напоминала о высоте, на которой стою, и взгляд опускался вниз. Под скалой было достаточно глубоко – мерил, и до воды долечу – «Да!» И снова напрягались мышцы.
«Нет!» – я уже знал, как опасны эти колебания, слишком долго, долго стою на краю. «Все, ухожу, найду скалу пониже» – расслабляюсь и делаю шаг назад…
А потом было мгновение, о котором не рассказать, какие мысли пронеслись, какие чувства пережились? Много, много всего, а скорее даже – все, – все содержание тогдашней моей жизни вспыхнуло в попытке обрести смысл.
«Да!» – и страх отступил. Незабываемое чувство освобождения: ни страха, ни сомнений, никакой внутренней борьбы. Сам себе я уже не мешал, шаг вперед, глубокий вдох, и – прыжок…
И вот снова, моя недостаточная решимость привела меня на край, – мучительные колебания: Да! – Нет!
Да, хотя уже давно решил, что я не писатель, но прыгать надо, т. к. слишком долго стою на краю. Здесь не очень высоко и, надеюсь, не очень опасно. Мне надо написать лишь одно единственное творение, под названием – «Осень на Луне». Да, шаг вперед, глубокий вздох, и прыжок прямо на Луну.
Менталитет
А там сидит Лунный Заяц, попивает вино из кувшина, и с новым словом играет. Говорит, что до Луны словцо докатилось любопытное – «менталитет» называется.
Рассуждать о содержании сознания – это одно, а вот анализировать содержание своего собственного сознания – другое. Каждый человек блуждает в своей субъективной структуре мира: