История села Мотовилово. Тетрадь 9 (1926 г.) - Иван Васильевич Шмелев
Бабы жарили добро. Ловля рыбы в Серёже
Мотовиловцы степенно отпраздновали Вознесенье, весело отгуляли Троицу. В понедельник в Духов день, только к глубокой ночи угомонилось село, но где-то на берегу озера, около амбаров, где обычно гуляют девки с парнями, мелодично и призывно играла запоздалая гармонь. Лягушки в озере надсадно и разноголосо исполняли свой «болотный концерт»: одни азартно крякали, другие же громко уркали, как бы композиционно подлаживаясь к музыкальным звукам гармонии. Вскоре гармонь затихла, временно затихли и лягушки, всё село объяла очаровательная тишина, нарушаемая изредка выкриками какой-то ночной птицы и торопливым тарахтаньем, слышанным из тростников, неугомонной птички, камышёвки-барсучка. На поверхности озера отсветом от луны лежала светлая полоса, игриво переливаясь серебряной чешуёй. В стороне на темнеющейся глади воды всплеснулся карась-полуночник – от этого места в разные стороны озера поползли круговые мелкие волны. Эта весенняя ночь словно в серебре купалась…
В селе воцарилась полная тишина, а над озером тишь и гладь – поистине вокруг «божья благодать». Избы села, понуро глядя окнами на улицу, выжидающе встречали весенний зыбкий рассвет. На рассвете от поверхности воды озера лениво вздыбилась седая испарина, она неторопливо разгуливалась над водой. А село медленно, но настойчиво обнимает рассвет, жидкая весенняя темнота тает, небо всё светлеет и светлеет, а румяная заря всё бледнеет и бледнеет… Звёзды и луна постепенно меркнут. Отчётливее проявляются дома и деревья. В небе лениво плывут мелкие облака, а внизу на земле бриллиантами искрится роса на траве. Приветствуя рассвет, голосисто перекликаются петухи, из поля слышится призывной голос перепёлки: «Подь-полоть, подь-полоть, под-полоть!..» Где-то в конце улицы мелодично заиграл пастушечий рожок. Коровы, заслышав рожок, в лад ему замычали в хлевах, призывая хозяек к дойке. Слышатся сонливые окрики баб на неспокойных коров и звонкие, певучие удары молочных струек о дно дойницы. Приветствуя утро, весело щебечут летающие в воздухе белобрюхие ласточки. Приятная прохлада по-весеннему тёплого утра заставляет бодро вздрогнуть человека, вышедшего на улицу в эту рань. Спокойная, торжественная тишина, деревья застыли в безветрии. С озера пахнуло прелой водяной сыростью, от дороги запахло осевшей за ночь пылью. Кошка, боясь случайных собак, опасливо озираясь кругом, притаённо перебежала с одного порядка улицы на другой. Во дворах, опоражниваясь, коровы громким шлёпаньем кучей укладывают «лепёшки», перемежая длинным всплёскиванием жидкости. Бабы, выпроводив коров из ворот и сдав их под опеку пастуха, уходят опять в избы – досыпать, а мужики, сходив за задние ворота по своей естественной надобности, принимаются запрягать своих лошадей и отправляются в поле, пахать под пар.
Рассвет, властно выметав из укромных мест и закоулков остатки утренней сизой мглы, приготовил путь яркому лучу восходящего солнца, который, не замедлив, смело глянул в избу через боковое окно, приветливо осветив внутренность, чётко обозначив предметы и утварь. Восходящее солнышко сначала осветило верхушку колокольни, а потом его лучи коснулись макушек вётел и берёз. Нежно-зелёные листочки, тронутые ветерком, робко затрепетали, не издавая малейшего шелеста – они были ещё так малы, что при колыхании не касались друг друга.
К полдню солнышко воздух так разогрело, что вокруг стало парить, кругом духота и весеннее блаженство природы. Бабы давно ждали такого денька. Они в этот тёплый солнечный день решили прожарить своё добро. Первой вывесила на растянутых верёвках одёжу Анна Крестьянинова. Она, открыв дверь мазанки, то и дело ныряла в её приземистый проём и, стуча крышками сундуков, извлекала из них слежалый, пахнувший мышами и нафталином наряд, с гордостью и степенством развешивала его на шесты и верёвки. Завидя Анины хлопоты с развешиванием добра, Любовь Михайловна, поспешно закончив свои дела около печи, тоже поспешила в свою мазанку и, широко расхлебянив дверь, принялась выволакивать и развешивать на солнышке своё добро. Дарья Федотова, не отстав от своих шабрёнок, немедля тоже занялась развешиванием своего добра.
Перед этими тремя соседскими домами улица красочно расцветилась красивыми цветными нарядами, развешенными на традиционную летнюю прожарку. Тут развешены были: шубы, кафтаны, курточки, пиджаки, цветные шали и цветастые полушалки. Любят бабы по весне своё добро на солнышке прожаривать, чтоб оно просохло, чтоб его солнышком прожгло – моль уничтожило, чтоб ветерком пообдуло – гнилостный запах слежалости улетучило. Освободив все сундуки и поразвесив всё добро на шестах и верёвках, бабы, горделиво осмотрев своим довольным взором «своё хозяйство», собрались в одну кучу и с блаженством расселись на траве в тени Савельевой берёзы, вооружившись гребешками.
– Ох, у нас в трёх домах добра-то словно на Нижегородской ярмарке, – с довольной улыбкой заметила Анна.
– Пусть прохожие люди дивятся и завидуют, – проговорила Дарья, зная безграничную бабью зависть на чужие наряды и добро.
– Нынче солнышко-то вон как печёт, небось, за уповод всё выжарится, – высказалась Любовь Михайловна. – И что за издивленная вещь – каждый день утром откуда-то возьмётся и появится солнышко, ласково обогреет землю, а вечером оно куда-то денется, и так изо дня в день, из года в год, и никто не может узнать, что это за премудрость божья! – добавила она, высказав своё замечание о загадочности смены дней и ночей.
– Так, видно, Богу угодно, – ответила на это Дарья, как самая старшая из баб.
– Как, бишь, вы со свадьбой-то разделались? Вы всю неделю гуляли, как я ни погляжу, у вас каждый день была выпивка.
– Эх, чай, и вина, и закуски много вышло? – сочувственно и с удивлением обратилась Анна к Любовии Савельевой.
– Как гору с плеч свалили! – облегчённо ответила Любовь и продолжала, – Зато всё выпили, даже капельки не осталось! – с нескрываемой гордостью объясняла она бабам-соседкам.
– Делала я к свадьбе настойку, самогонку настояла на сушёной вишне, так и ту выпили. И догораздило меня вишню из-под настойки вывалить на дворе, подскочили куры, всю вишню склевали и опьянели.
– То-то я гляжу ваш петух, видимо, с пьяных-то глаз за нашими курами всё гонялся, – с довольной улыбкой проговорила Дарья.
– Про петуха я ничего не могу сказать, а вот куры, не знай с этого, не знай ещё
