Марианна Яхонтова - Декабристы

С е р г е й М у р а в ь е в. Да, мы начнем. Полки готовы. Может быть, вы не откажетесь притти на помощь победителям, если мы победим, и умереть с нами, если мы будем разбиты. Россия - страна чудес, где живут вместе Христос и дьявол, академик и знахарь, азиатский деспот и человек, безграничный в свободе. Она даст миру счастье, она первая уничтожит власть. Если наша кровь будет незаметной каплей в потоке революции, - для этого стоило жить. Пусть мы погибнем, и история будет лгать о нас, как старая гадалка, пусть у побежденных ищут ошибок те, кто не испытал неудачи. Мы будем приветствовать грядущее, если оно вспомнит нас, и, если забудет, все равно привет ему!

К у з ь м и н. Смерть старой России!

С у х и н о в и Б е с т у ж е в. Да здравствует республика!

Кн. В о л к о н с к и й. И ранее тысячелетия, князь.

Кн. Т р у б е ц к о й. Энтузиазма мало для победы.

К у з ь м и н. У нас будут пушки в подкрепление к нему. Мои солдаты ждут только приказа. Я вчера объявил им, что скоро поход. Жаль только, что я сказал об этом поручику Буслаеву.

С у х и н о в. Ты с ума сошел! Разве станет молчать этот дурак. Ведь он все передает своему дяде, корпусному командиру.

К у з ь м и н. Ты думаешь? Тогда завтра же вы найдете его мертвым.

Б е с т у ж е в. Что вы хотите делать?

С е р г е й М у р а в ь е в. Подождите, может быть, можно обойтись и без убийства.

К у з ь м и н. Завтра же он умрет.

Кн. Т р у б е ц к о й. Это невероятная жестокость. Он не виноват в том, что вы не умеете хранить тайн.

К у з ь м и н. Да, да, я виноват. Я убью его, а потом себя.

Кн. В о л к о н с к и й. Нельзя так бросаться жизнью.

П е с т е л ь. Можно, если нет выхода.

С е р г е й М у р а в ь е в. Нет, я знаю Буслаева. Его можно уверить, что это была шутка. Я или Миша возьмем на себя это. Не отчаивайтесь, Анастасий Дмитриевич. Будьте сдержаннее в следующий раз. Человеческая жизнь слишком дорога, чтоб рисковать напрасно.

П е с т е л ь. Она ничего не стоит. Придет минута, когда вы не только поймете это, но докажете своей рукой.

Кн. Т р у б е ц к о й. Мы не найдем общего языка, господа.

С е р г е й М у р а в ь е в. Как вы боитесь ответственности, князь, даже за себя; а если придется взять ее за других?

Кн. Т р у б е ц к о й. Да помилуйте, Сергей Иванович. Истребление всей царской фамилии, значит и детей и женщин. Хладнокровное убийство ни в чем неповинного человека. Мы не пойдем на это.

К у з ь м и н. Ну, и не надо, обойдемся и без вас.

С у х и н о в. Страшновато, ваше сиятельство, что и говорить. Не лучше ли подождать, пока царь сам даст республику, а помещики подарят крестьянам землю. Добродетель - дело великое, да и всем было бы спокойнее.

Кн. Т р у б е ц к о й. Я нахожу излишней вашу иронию, сударь. Вы видели только сейчас, к чему приводит революционное рвение, и если на нас донесут...

С у х и н о в. Я также вижу, к чему ведет ваша добродетель. Вы хотите ехать на плечах мужика, а потом сказать: ведь ты добился вольности, голубчик, так и подыхай на свободе. Кукиш тебе вместо земли.

Кн. Т р у б е ц к о й. Вы грубы.

С у х и н о в. В пансионах не обучался, ваше сиятельство. Потому, верно, и вижу, что за мыслями высокими весьма невысокие прячутся.

Кн. Т р у б е ц к о й. Господа, при таких условиях я отказываюсь от переговоров.

П е с т е л ь. Я этого не думаю, князь. Мы говорили не с Трубецким, а с представителем Северного Общества. Но грубость не есть признак демократии, Сухинов, и потому умерьте ваш революционный гнев. Революция только выиграет от этого.

(Входит Степан.)

С т е п а н. Ваше высокоблагородие, словно кто-то у плотины шмыгнул. Камешки в воде забулькали. Обошел - никого нету. Как прикажете?

П е с т е л ь. Агент генерала Рота.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы думаете - Бошняк?

Б е с т у ж е в. Пойдемте, посмотрим.

(Бестужев, Сухинов, Кузьмин и Степан уходят.)

М а т в е й М у р а в ь е в. Скверно.

Кн. Т р у б е ц к о й. Не бросить ли бумаги в реку?

П е с т е л ь. Мельница еще не горит.

Кн. Т р у б е ц к о й. Эти прапорщики только губят все дело. Зачем вы принимаете их в общество?

Кн. В о л к о н с к и й. Армия состоит не из одних генералов, князь.

Б е с т у ж е в (в окно). Никого нет, господа. Это, верно, кошка пробежала по плотине. В такую ночь зеленую, прозрачную

немудрено свалиться в мечтах в реку. Но надо зарыть бумаги. Степан принес их и лопаты. Вы идите, господа, а мы с Кузьминым и Сухиновым скроем ваши мысли, Пестель, пока не придет время показать их миру. Ваша "Русская Правда" вся здесь. Отлично.

Кн. Т р у б е ц к о й. Да, пора. Может быть, Юшневский...

(Кн. Трубецкой, кн. Волконский, Матвей Муравьев и др. уходят. Бестужев, Сухинов и Кузьмин берут ящик и лопаты и выходят за ними.)

П е с т е л ь. Однако он неподатлив. Страх и слабых людей делает сильными.

С е р г е й М у р а в ь е в. А, между тем, он не трус. Я помню его в сражении под Бородино и под Лейпцигом. Впрочем, солдат и заговорщик - не одно и то же.

П е с т е л ь. Итак, мы не встретимся с вами больше до начала действия. Победа или поражение, Александр или мы. В России становится тесно.

(Пестель и Сергей Муравьев уходят. Входит Шервуд и осматривает стол и скамью.)

Ш е р в у д. Ничего... а были. Она. Записочка беленькая. Сейчас заговорит и расскажет. (Подходит к свече, читает.)

О, младость горькая и сень

Забытая могилы,

Златые кудри, словно день,

И голос, сердцу милый...

Чорт! Чорт! Почерк женский, и бумага надушена. Идиот. Дурак. Вот ей. Вот!

(Рвет записку. Слышатся шаги. Шервуд быстро подходит к скамье, на которой лежат инструменты. Входит Сергей Муравьев.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Шервуд?.. Луной любуетесь, Иван Эдуардович?

Ш е р в у д. Люблю натуру, г-н подполковник. Но нет, не луна, инструменты здесь, напилок понадобился и отвертка-с.

С е р г е й М у р а в ь е в (медленно). Жаль, я не встретил вас дорогой.

Ш е р в у д. Я с пасеки шел, г-н подполковник. Старик просил крест починить. А инструменты все здесь. Никак не найду напилочка.

(Наклоняется над ящиком и ищет. Сергей Муравьев берет со стола свечу и, когда Шервуд оборачивается, быстро поднимает ее над его головой.)

С е р г е й М у р а в ь е в. Так напилок, Иван Эдуардович? Нашли?

Ш е р в у д. Упал, верно, никак не найду. Темно здесь. Я лучше весь ящик возьму. При огне посмотрю. Луна служит Амуру, а не работе-с.

С е р г е й М у р а в ь е в. Лунный свет служит иногда делам очень темным, не правда ли? Вы никогда не ходили по крыше при луне? Тогда очень легко упасть.

Ш е р в у д. Коварное светило, г-н подполковник, словно сердце человеческое - ослепляет ложным, так сказать, блеском.

С е р г е й М у р а в ь е в. Но ведь блеск можно сорвать, Шервуд, особенно дешевый. Как вы думаете? Кстати, я забыл здесь пистолет. Вы не видели его?

Ш е р в у д. Пистолет? Вы забыли здесь, г-н подполковник? Сейчас поищу, поищу. Нет ли здесь, на окошечке. Не трудитесь, найду от сердечного к вам расположения.

С е р г е й М у р а в ь е в. Он здесь, благодарю вас. (Берет пистолет.) Он стоит философии, Шервуд, потому что всегда показывает человека, как он есть...

Ш е р в у д. Материальное орудие-с...

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы боитесь смерти?

Ш е р в у д. Имея совесть столь отягченную, не совершив искупления...

С е р г е й М у р а в ь е в (поднимая пистолет). Зачем вам искупление, Шервуд? Ведь вы не верите. Там замазка, и больше ничего. К чему совесть замазке?.. Вы бледнеете? Почему?

Ш е р в у д (кричит). Чего вы хотите, г-н подполковник? Нет, нет, нет! Не хочу. Я ваш раб. Не верю, но не хочу.

С е р г е й М у р а в ь е в. Вы нездоровы, Иван Эдуардович. Я пришлю к вам Грохольского. Чего вы боитесь? Бессмертия или смерти? А ведь она близко, всегда за спиной того, кто боится ее. Вы философ, Шервуд, и потому знаете, что она не отстает ни на шаг. Вы запомните это, не правда ли?

Ш е р в у д. Да, да, все помню, помню...

С е р г е й М у р а в ь е в. Это хорошо, Шервуд. (Уходит.)

Ш е р в у д. Помню, помню! (Кричит.) Ничего не забуду! И луну не забуду. Он узнает, как Шервуд боится смерти, как визжит перед ним. Захочу и свободы не будет в России, захочу - и царя спасу. Все пошло к дьяволу, все к дьяволу! Пятьдесят миллионов в рабстве оставлю. Пятьдесят миллионов хамов!

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА I

Грузино. Дворец Аракчеева. Вечер. В канделябрах горят свечи. Шервуд и Настасья.

Н а с т а с ь я. Скажи, голубчик, не таи. Не любят злодеи графа. Завидно, что у царя первый друг граф Аракчеев. Чует мое сердце - замышляют погубить его, ох, чует.

Ш е р в у д. О том мне неизвестно, сударыня.

Н а с т а с ь я. Что со мной, горемычной, будет? Изведут хамки, накинутся. Им бы только воровать да графа обманывать, мужичью отродью. Ну, скажи.

Ш е р в у д. Мои вести не для дам, сударыня. Их нежный слух оскорбить могут.

Н а с т а с ь я. Ишь ты. Я, чай, барыня? Точно барыня - по любви моего благодетеля. Хамка, а барыни мне кланяются, хвостами вертят. Сама из сермяжников, вот и знаю мужичью злобу лютую. В землю закопаю, засеку, ничего не поделают лапотники. А все покою нет. Ходят люди, глядят, молчат. Ох, кабы воля им! Скажи мне, ты сведал многое. Убьют графа, сами псами побегут, рвать будут. Что молчишь?