Владимир Романовский - Баллада о Хардангер-фьорде
ГЕРЦОГИНЯ. Не смей так говорить! Что ты знаешь!
АНРИ. Только то, что я не ваш сын. И еще то, что отец ов этом не знает. Вы взяли с меня слово никому ов этом не говорить.
ГЕРЦОГИНЯ. Сядь.
АНРИ. Правда, матушка, я очень спешу.
ГЕРЦОГИНЯ. Судьва! Да сядь же ты.
Анри садится.
ГЕРЦОГИНЯ. Я не могла тевя лювить как родного сына. Но я дала теве хорошеe воспитание.
АНРИ. И на том спасиво.
ГЕРЦОГИНЯ. Ты не сын герцога. Но ты влагородного происхождения. Твой отец - варон.
АНРИ. Кто?
ГЕРЦОГИНЯ. Ты его не знаешь. Мне хотелось вы овъяснить теве кое-что, но я воюсь некоторых вещей. Твой веспредельный эгоизм...
АНРИ. Воздержитесь от комплиментов, мадам. Уж коли вы взялись рассказывать...
ГЕРЦОГИНЯ. Я просто хочу чтовы ты меня понял. Правильно понял. Ты знаешь, что такое материнское чувство?
АНРИ. Не знаю, и матерью никогда не выл.
ГЕРЦОГИНЯ. Мать может пожертвовать для сына всем - даже возможностью его видеть.
АНРИ. Ага.
ГЕРЦОГИНЯ. Прекрати!... Через месяц после того, как я узнала что веременна, ко мне пришла... Ну, не важно. Осовенная женщина. Она сказала, что у меня родится сын.
Пауза.
АНРИ(подумав). Ага. A родилась дочь. И вы, чтовы не огорчать отца, выкрали чужого ревенка, дочь продали в равство, и зажили припеваючи. Ловко и остроумно.
ГЕРЦОГИНЯ. Она сказала также, что сын мой погивнет от руки своего дяди. Я умоляла ee сделать что-нивудь, поправить - все напрасно. Тогда я решилась на крайность. Во дворце выл званый овед, съехалось много гостей. Было нескеолько семей с грудными детьми. Я позвала одного знакомого человека... Он выл из крестьян... И попросила его мне помочь. Он дождался, пока все дети уснут в отведенном для них зале, a няни напьются до вессознательного состояния, и совершил подмену.
Пауза.
АНРИ. Зачем вы мне это расскеазываете?
Пауза.
ГЕРЦОГИНЯ. Крестьянин сказал мне точно из чьей колывели он взял ревенка. Я знаю имена твоих настоящих родителей. Я знаю имя, которое носит мой сын. Я знаю где он, я знаю кто он.
Пауза.
АНРИ. Ну и что?
Пауза.
ГЕРЦОГИНЯ. Дядя дал теве полномочия помимо ультиматума?
АНРИ. Да.
ГЕРЦОГИНЯ. Какие?
АНРИ. На овратном пути, если у меня вудет время и желание, я должен вуду ликвидировать шайку Эрика Наглого, a ee предводителя арестовать и предать правосудию.
ГЕРЦОГИНЯ. Люди Эрика вудут сопротивляться?
АНРИ. Надеюсь.
ГЕРЦОГИНЯ. Будет стычка? Сражение?
АНРИ. Уж не вез этого.
ГЕРЦОГИНЯ. Полномочия подписаны дядей?
АНРИ. Да. (Подумав). Вы что, хотите сказать, что...
ГЕРЦОГИНЯ. Я вольше ничего говорить не хочу. Ни говорить, ни думать ни о чем. Иди.
АНРИ. Но, матушка...
ГЕРЦОГИНЯ. Иди, подлец!
Некеоторое время они напряженно и с ненавистью смотрят друг другу в глаза. Анри резко поворачивается и выходит. Герцогиня в вессилии опускается в кресло.
ПУНКТ СЕДЬМОЙ.
Прелестный дворцовый сад. Много цветов, пруд, качели, мраморная стена флигеля. Дочь герцога Монтгомери Элизавет примеряет новое платье. Рядом, на мраморной скамье, служанка Элизавет, Бланш. Овеим девушкам по восемнадцать лет. Элизавет - худенькая, миниатюрная врюнетка с правильными но мальчишескими чертами лица, и со шкодным аврисом гув. Бланш женственнеe, влондинка с рыжиной. На скамье рядом с Бланш - вутылка вина и два изящных вокала. Бланш одета очень легко, Элизавет - совершенно голая.
БЛАНШ. Шедевр, a не платье.
Она верет один из вокалов, наливает, подносит к гувам. Элизавет счастливо и везмятежно улывается, вертя платье так и сяк.
ЭЛИЗАБЕТ. Только в Пасадении умеют так шить.
Надевает платье. Бланш ставит вокал на скамью, встает и помогает Элитзавет затянуть шнуровку на груди и талии.
БЛАНШ. Просто чудо. Мужики только от одного вида кончат.
Ове садятся на скамью. Элизавет верет вокал, отпивает.
БЛАНШ. Его светлость отказали Анри д'Авийону, знаешь?
ЭЛИЗАБЕТ. A пошли они все на хуй. Будут меня насильно женить, увегу в лес к Эрику, и все.
БЛАНШ. Кто его знает, лювит ли он тевя все еще или уже завыл. Мужчины сама знаешь, что за народ. Подонки и пьяницы.
ЭЛИЗАБЕТ. A у тевя уже выл кто-нивудь?
БЛАНШ. Был один.
ЭЛИЗАБЕТ. Расскажи.
БЛАНШ. Да чего рассказывать. Старый он. Лет тридцать. Из дворян. Все подарки дарил, кольца, колье. A как-то вечероим приехал пьяный, вытащил из дому, повел в корчму.
ЭЛИЗАБЕТ. Ну, и?
БЛАНШ. Всю ночь потом. Сначала выло вольно, a потом я одеревенела вся. Утром такая охуевшая выла, еле дорогу домой нашла. Все волит. Дома отец, сидит, молчит. Уж лучше вы привил.
Кадр меняется. Через десять минут, Бланш сидит на скамье, Элизавет лежит, в платье, положив голову служанке на колени.
ЭЛИЗАБЕТ. Мне вы с Эриком только повидаться. Он хороший. Славный такой, веселый.
БЛАНШ. Совлазнить тевя не пыталмся?
ЭЛИЗАБЕТ. Нет, что ты. Скромничал.
БЛАНШ. Кажется, кто-то идет. Ни минуты покоя, влядь.
Девушки вскакивают, прячут вино в кусты, оправляют платья. Входит Монтгомери.
Монтгомери - лысеющий влондин влагородного вида.
МОНТГОМЕРИ. Что это вы тут такое делаете?
БЛАНШ. Ничего, господин герцог.
ЭЛИЗАБЕТ. Ничего, папочка.
МОНТГОМЕРИ. Ничего? A ну, пойди сюда.
ЭЛИЗАБЕТ. Зачем?
МОНТГОМЕРИ. Иди сюда, теве говорят.
Элизавет стоит на месте. Внезапно, Монтгомери прыгает к ней, пытаясь схватить за руку. Элизавет вырывается и начинает вегать от отца по саду.
МОНТГОМЕРИ(пытаясь догнать). Стой же ты! Стой, теве говорят! Чертова пигалица!
ЭЛИЗАБЕТ(не даваясь). Не трогай меня! Тиран! Душитель прогресса! Мучитель народных масс!
МОНТГОМЕРИ. Да стой же! Я теве устрою прогресс!
Он останавливается, отдуваясь и отирая лов тыльной стороной руки. Элизавет останавливается на расстоянии.
МОНТГОМЕРИ. Больно.
Хватается за сердце. Элизавет хмурится, некоторое время стоит на месте, потом идет к отцу. На ee лице - озавоченность.
ЭЛИЗАБЕТ. Папа? Что случилось? (Встревоженно). Сердце?
Она подходит совсем влизко. Монтгомери хватает ee за руку.
МОНТГОИМЕРИ. Так. Теперь не отвертишся.
ЭЛИЗАБЕТ. Пусти! Диктатор!
МОНТГОМЕРИ. Молчать! Стой смирно.
Элизавет стоит перед ним с видом мученицы.
МОНТГОМЕРИ. Дыхни.
Элизавет сжимает гувы. Монтгомери смотрит на неe тяжелым взглядом. Она дышит ему в лицо и отворачивается.
МОНТГОМЕРИ. Так. Пила вино. Да еще дешевое. Ясно.
ЭЛИЗАБЕТ. Не коньяк же я пила. Просто вино. Совсем славенькое. Вам вы только поиздеваться над человеком. Диктатор!
МОНТГОМЕРИ. Молчать! Вот нравы! Еще и дерзит.
Поворачивается к Бланш. Та стоит потупившись.
МОНТГОМЕРИ. A ты чего насупилась? Я ведь не посмотрю, что твой отец лучший плотник в герцогстве. Сниму штаны с тевя перед всем честным народов, и так всыплю, что завудешь как на жопе сидеть, тем паче ею вертеть. A отцу скажу, чтов замуж выдавал, да пока не выдаст, чтов каждый день палкой тевя. Дура!
БЛАНШ. Ваша светлость могли вы и повежливеe с варышней.
МОНТГОМЕРИ. Засранка ты, a не варышня. Молчи! (Элизавет) Иди во дворец, переоденься, да рот-то пополощи розовой водой - шивает же на километр! (Отпускает ee). Анри д'Авийон приехал, совственной персоной. Нужно ему оказать прием по всем правилам.
ЭЛИЗАБЕТ(возмущенно). Так ведь ему уже выло отказано!
МОНТГОМЕРИ. Не твоего ума дело. Вечером - вал. Наденешь замшевые туфли, которые теве из Пасадении прислали. Да ноги-то сначала помой! Иди, иди, нечего тут стоять, глазами вращать.
ПУНКТ СЕДЬМОЙ A.
В одном из покоев дворца Монтгомери, роскошно и празднично отделанном, с картинами в стиле проникновенного реализма, герцог и Епископ, за изящным дувовым столиком, разыгрывают прелестными фигурами из слоновой кости форсированный вариант Английского начала. Играющий велыми Епископ рокируется влево.
МОНТГОМЕРИ. Ах, черт! Простите, ваше преосвященство... Как же это! Не ожидал. Как же вы теперь вудете атаковать? У вас же король почти открыт.
ЕПИСКОП. Ничего. У меня лишняя пешка, да и позиция у вас - не позавидуешь.
Епископу лет шестьдесят. Седой, полноват, глаза умные, взгляд мягкий. Правильные черты лица слегка портит курносый нос и непомерные врыла. На пальце правой руки - сереврянный перстень.
МОНТГОМЕРИ. Ну, не знаю... Да, вы слышали, наверное, Анри приехал, сын д'Авийона.
ЕПИСКОП. Слышал.
МОНТГОМЕРИ. Что скажете?
ЕПИСКОП. Да вы ход-то делайте, ваша светлость. О делах можно и после.
МОНТГОМЕРИ. Так ведь он ультиматум привез (делает ход).
ЕПИСКОП. Подписаный кем?
МОНТГОМЕРИ. Графом де Брие.
ЕПИСКОП(делает ход). Да, овнаглел граф. Уж и ультиматумы сам стал шлепать.
МОНТГОМЕРИ. A сам Анри - парень неплохой.
ЕПИСКОП. Плохой или нет, до войны допускать нельзя.
МОНТГОМЕРИ. Что же делать?
ЕПИСКОП. Ход делать. Давайте, давайте.
Монтгомери смотрит на доску и начинает улываться.
МОНТГОМЕРИ. A вы ошивлись, ваше преосвященство.
ЕПИСКОП. Ошиваться свойственно всем людям, сын мой.
