Алексей Писемский - Сочинения Н В Гоголя, найденные после его смерти; Похождения Чичикова, или Мертвые души; Часть вторая
Несмотря на это странное соединение доброго сердца, светлого, сознательного ума с распущенностью, пустой в высшей степени жизни с религиозностью, Хлобуев составляет органически цельное, поразительно живое лицо. Вы, читатель, вероятно, имеете одного или двух таких знакомых. Никто вас так не сердил, и никого вы не способны так скоро и душевно простить, как этих людей. Никто вам столько не надоедал своими вздорными надеждами и бесполезным, но искренним раскаянием, и в то же время ни с кем вы не желаете так встретиться и побеседовать, как с ними.
Окончание четвертой главы и пятая глава не могут подлежать никакому суду, потому что это скорее конспекты, и те с пропусками, по которым, впрочем, ясно видно, как много живых струн предначертал себе великий юморист тронуть из русской жизни, и нам, читателям, остается только скорбно сожалеть о том, что он не довершил своих предначертаний, или, как говорят, и довершил, но уничтожил свой труд. В критическом же отношении из всех набросанных силуэтов нельзя не заметить откупщика Муразова. Не произнося над этим лицом приговора, по его неоконченности, нельзя не заметить в нем, как и в Костанжогло, идеала и вместе с тем решительного преобладания идеи над формой.
Такова, по нашему крайнему разумению, столь долго ожидаемая вторая часть "Мертвых душ" с ее громадными достоинствами и недостатками. Трудясь над ней, Гоголь, говорят, читал ее некоторым лицам - и не знаю, раздался ли между ними хоть один раз такой искренний голос, который бы сказал ему: "Ты писал не грязные побасенки, но вывел и растолковал глубокое значение народного смеха. Ты великий, по твоей натуре, юморист, но не лирик, и весь твой лиризм поглощается юмором твоим, как поглощается ручеек далеко, бойко и широко несущейся рекою. Ты не безнравственный писатель, потому что, выводя и осмеивая черную сторону жизни, возбуждаешь в читателе совесть. Неужели по твоей чуткости к пороку, к смешному, ты не раскрываешь добра собственной души гораздо нагляднее какого-нибудь поэта, кокетствующего перед публикой поэтическим чувством? Смотри: одновременно с тобой действуют на умы два родственные тебе по таланту писателя - Диккенс и Теккерей{545}. Один успокоивает себя и читателя на сладеньких, в английском духе, героинях, другой хоть, может быть, и не столь глубокий сердцеведец, но зато он всюду беспристрастно и отрицательно господствует над своими лицами и постоянно верен своему таланту. Скажи, кто из них лучше совершает свое дело?" Не знаю, повторяю еще раз, пришел ли к нему на помощь хоть раз подобный голос, но сам поэт, не в одно и то же, конечно, время, понимал это и сознавал ясно.
"Нет (говорит он, определяя значение смеха и уясняя нравственное его значение), смех значительней и глубже, чем думают: он углубляет предмет, заставляет выступать ярко то, что проскользнуло бы; без проницающей силы его мелочь и пустота жизни не испугала бы так человека. Несправедливы те, которые говорят, будто смех возмущает. Возмущает только то, что мрачно, а смех светел. Многое бы возмутило человека, быв представлено в наготе своей; но, озаренное силою смеха, несет оно уже примирение в душу. Несправедливо говорят, что смех не действует на тех, противу которых устремлен, и что плут первый посмеется над плутом, выведенным на сцене; плут-потомок посмеется, но плут-современник не в силах посмеяться. Насмешки боится даже тот, кто уже ничего не боится на свете. Засмеяться добрым, светлым смехом может только одна глубоко добрая душа. Но не слышат могучей силы такого смеха: что смешно, то низко, говорит свет; только тому, что произносится суровым, напряженным голосом, тому только дают название высокого" (стр. 587 "Театрального Разъезда" в Сочинениях Гоголя. Изд. 1842).
Какое истинное и глубокое эстетическое положение, которое юморист высказывает в период своего нормального творчества! И теперь посмотрите, как болезненно начинает он, под гнетом неисполнимой задачи, вторую часть "Мертвых душ".
"Зачем же изображать бедность да бедность, да несовершенство нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства? Что ж делать, если уже таковы свойства сочинителя, и заболев собственным несовершенством, он уже не может изображать ничего другого, как только бедность да бедность, да несовершенства нашей жизни".
Не может, повторяю и я вместе с этими искренними строками, но только по другой причине. Идеал Гоголя был слишком высок; воплотить его всецельно было, мне кажется, делом неисполнимой задачи для искусства.
Во всей моей статье, не касаясь великого писателя, как человека, что предоставляю будущим его биографам, я смотрел на него как на художника, и надеюсь, что меня не упрекнут в несколько рановременной, может быть, откровенности: чем предмет ближе к сердцу, тем скорее и откровеннее хочется говорить о нем, и сверх того я высказал не свои почти мысли, а те, которые живут и вращаются между большей части искренних почитателей его таланта. Желаю по преимуществу одного: чтоб статья моя вызвала ряд других статей, которые пополнили бы то, что мною недосказано, расширили бы высказанный мною взгляд или даже совершенно отринули его, как односторонний, и заменили бы его другим, более общим и верным. Наконец, в заключение, могу пожелать всем вам, писателям настоящего времени, призванным проводить животворное начало Гоголя или внести в литературу свое новое, - одного: чтоб, имея в виду ошибки великого мастера, каждый шел по избранному пути, не насилуя себя, а оставаясь к себе строгим в эстетическом отношении, говорил, сообразуясь с средствами своего таланта, публике правду.
1855 года.
Июля 27-го
ПРИМЕЧАНИЯ
СОЧИНЕНИЯ Н.В.ГОГОЛЯ, НАЙДЕННЫЕ ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ.
ПОХОЖДЕНИЯ ЧИЧИКОВА. ИЛИ МЕРТВЫЕ ДУШИ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
Статья впервые опубликована в "Отечественных записках", 1855, No 10.
В своих художественных произведениях 40-50-х годов Писемский выступает как крупнейший последователь Гоголя. Современники справедливо усматривали в нем одного из талантливых учеников Гоголя и наиболее яркого представителя натуральной школы. Закономерно поэтому, что в области литературно-критической деятельности Писемского заметным явлением стала его статья о II томе "Мертвых душ" - одна из первых статей, посвященных этому произведению.
26 Октября 1855 года Писемский сообщал М.П.Погодину: "Написал я статью о Гоголе... Сказал, по крайнему своему убеждению, о нашем великом мастере правду; многие на меня, знаю, теперь восстанут, но верю в одно, что с течением времени правда останется за мной"*.
______________
* А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 87-88.
Еще до появления в печати II том "Мертвых душ" вызвал оживленные толки как в среде славянофилов (отдельные главы читались, например, у Аксаковых), так и у представителей другого лагеря (в частности, у И.С.Тургенева, который имел возможность познакомиться с несколькими главами в рукописи). При этом реакция была, конечно, совершенно различной. Аксаковы безоговорочно приняли II том "Мертвых душ". В.С.Аксакова 29 августа 1849 года писала М.Г.Карташевской, что "Гоголь все тот же, и еще выше и глубже во втором томе"*. Более конкретно высказался К.С.Аксаков, который, сообщая брату (И.С.Аксакову) о чтении Гоголем второй главы II тома "Мертвых душ", писал в январе 1850 года: "Она для меня несравненно выше первой. Улинька, генерал, жизненные отношения и столкновения этих и других лиц не выходят у меня из головы. Чем дальше, тем лучше"**.
______________
* "Литературное наследство", т. 58, 1952, стр. 719.
** Там же, стр. 724.
На И.С.Тургенева II том "Мертвых душ" также произвел сильное впечатление. Но в противоположность Аксаковым он смог увидеть в этом произведении и его слабые стороны. П.В.Анненкову 2 апреля 1853 года Тургенев писал: "Довелось мне слышать отрывки из первых двух глав продолжения "Мертвых душ" - вещь удивительная, громадная - но что такое фантастический наставник Тентетникова - Александр Петрович - что за лицо - и какое его значение? - Не нравится мне также Улинька: ложью - (виноват!) ложью несет от нее..."*.
______________
* "Вопросы литературы", 1957, No 2, стр. 179.
Литературно-критические взгляды Писемского сложились под влиянием Белинского, хотя последовательным учеником его как в области философско-эстетической, так и в вопросах социальных Писемский не был. Статья его о II томе "Мертвых душ" в некоторых своих теоретических предпосылках сближается с взглядами Дружинина. Однако, когда Писемский переходит к анализу конкретных историко-литературных явлений, он высказывает суждения совершенно в духе Белинского и деятелей натуральной школы. Так, например, он дает меткие и верные характеристики писателей догоголевского периода, неизменно подчеркивая свое отрицательное отношение к прозе Марлинского и Загоскина, драматургии Полевого, к патетическим и риторическим стихотворным произведениям Кукольника, напыщенной поэзии Бенедиктова.
Очень важно отметить, что Писемский сходится с Белинским в оценке так называемых лирических отступлений в I томе "Мертвых душ". Писемский считал, что Гоголь - великий юморист, но не лирик, ибо весь его "лиризм поглощается юмором". Он находил, что под влиянием лирических отступлений в I томе "Мертвых душ" друзья Гоголя, питавшие "полную веру в лиризм юмориста", "ожидали от него идеалов и поучений", что, по мнению Писемского, несвойственно вовсе природе таланта Гоголя, представляет слабую сторону его. Отрицательно оценивая лирические отступления в I томе "Мертвых душ", Писемский, по существу, повторял то, что в 1846 году высказал Белинский в статье, посвященной второму изданию этого произведения. Белинский видел в лирических отступлениях, то есть в тех местах, где "из поэта, из художника силится автор стать каким-то пророком и впадает в несколько надутый и напыщенный лиризм", "важные недостатки" I тома "Мертвых душ"*.
