Святослав Рыбас - На колесах
Они молча смотрели друг на друга.
Никифоров знал, что в кротких глазах Поддубских не мелькнет даже тени ожесточения, мастер не поверит; но когда убедится, что тот червонец был, что лысый не солгал, его большие впалые глаза подернутся тусклой пленкой. И еще Никифоров знал, что Поддубских не боец, что он уйдет, как только в нем накопится это тусклое презрение, из-за которого он прежде бежал с московских станций техобслуживания, бежал, чтобы, живя в Москве, ездить на работу за семьдесят километров от дома в новый, не зараженный дрянью автоцентр. Но куда бежать самому Никифорову?
- Кто делал машину?
- Голубович.
- Так! Обрадовал.
- Жалоба? - спросил Поддубский.
- Хуже, но ты все равно не поверишь. Сядь и сиди. - Никифоров по селектору вызвал Голубовича.
Поддубских грустно усмехнулся, отошел к стене. Никифоров выдвинул верхний ящик стола, взял оранжевую пластмассовую папку, вытащил листок.
- Ты прав! - гневно сказал он. - Я бы тоже хотел отгородиться от этой гадости! Слушай, что они пишут. - И стал читать с дрожащего в руке листка: "Я, Молоканов В.М., был вызван на приемку осмотрения автомобиля... Меня попросили осмотреть левый лонжерон и левое крыло. Я осмотрел эти детали и сказал, что лонжерон можно вытянуть, а крыло надо менять. И я собирался уходить в цех, но клиент меня остановил и положил мне в карман пятьдесят рублей. Я отказался от этих денег, но он настойчиво сказал, что это тебе за консультацию. Я сказал, что авансов не беру. Он опять положил мне деньги, и я не удержался и ушел в цех. В чем считаю себя виноватым. И обещаю, что больше этого не повторится". - Никифоров вложил листок в папку и продолжал говорить уже как будто спокойнее: - Они дают взятки, а Молоканов и Голубович берут...
- Голубович? - спросил Поддубских. - Не может быть!
- Брось ты! Где эта граница, до которой не может быть, а после все может?! Молоканова мы не выгнали только потому, что такое у нас в первый раз. Но теперь, я вижу, мы совсем оперились. Хватит!
Поддубских выпрямился, теперь глядел напряженно и зло.
Вошел Голубович - щуплый, с хмурым взрослым лицом. У него были мокрые темные руки, он вытирал их серой тряпкой. Остановившись у дверей, слесарь молча смотрел на Никифорова.
- Что ж ты так? - спросил Никифоров с горечью. - Неужели за двадцать один год никто тебе не говорил... - Он не закончил; снова открылась дверь и кособоко вошел Журков. - Пусть с тобой Журков разговаривает!
- А что случилось? - Журков доковылял до стола, сел, поморщился.
- Что случилось? - усмехнулся Никифоров. - Этот мальчишка содрал десятку с клиента.
- Только-то? Они все там, на срочном, с клиентов дерут. Спроси у Поддубских.
- Я не понял вас, Вячеслав Петрович, - холодно сказал Поддубских. Если то, что вы сказали, правда, я готов подать заявление.
- Я тоже не понимаю, - Никифоров покачал головой, - твои шутки, Журков, сейчас неуместны.
- Может, и неуместны, - согласился Журков, - только это не шутки. Чтобы заработать эту десятку, надо вкалывать целый день, а тут он срывает ее задаром. Верно, Володя? - Он повернулся к Голубовичу.
- А мы куда смотрим? - нервничая и снова краснея, спросил Никифоров. Если у людей нет совести, то должен быть хотя бы страх.
- Страх никого не остановит, - сказал Журков. - Дело не в страхе. На "фольксвагене", например, не воруют запчасти - их в магазинах полно. Все твои страхи да совесть - бабушкины сказки. Должна работать сама система: коль продали человеку автомобиль, то обеспечивайте и ремонт. К телеге теперь не вернутся.
- Голубович, подойди, - сказал Никифоров. Слесарь подошел и остановился рядом с Поддубских, держа руки с тряпкой у живота. - Ты брал у заказчика деньги? - Тот кивнул. - Садись, пиши объяснительную.
Голубович сел, положил тряпку себе на колени. Его лицо оставалось в прежнем хмуром однообразном выражении, словно он не вполне понимал, что происходит. И Никифоров вспомнил: Голубович - тот самый слесарь, который когда-то из-за гордости отказался ремонтировать машину, где все детали, даже копеечная подкапотная лампочка, были предусмотрительно помечены мазками зеленой краски - от воров.
Слесарь наклонился над листком бумаги и задумался.
- Пиши! - приказал Никифоров. - "Директору спецавтоцентра Никифорову. От слесаря Голубовича. Объяснительная записка..."
Голубович написал четкими большими буквами.
- "При ремонте автомобиля ЮМО ноль два - сорок пять я взял у заказчика десять рублей". Напиши, почему взял.
Голубович прикоснулся ручкой к бумаге и снова задумался.
- Сукин ты сын, Володя! - сказал Журков.
- А если он барыга, почему я не могу взять у него деньги? - спросил Голубович. - Наверняка они ворованные.
- Барыгу накажет суд, а не слесарь Голубович. Откуда ты узнал, что он барыга? Следствие провел? Может, он ученый или на Севере заработал. Что за стихийное перераспределение доходов? - Журков насмешливо поглядел на Поддубских. - У вас складывается философия, как раздевать клиента?
- Тогда надо ввести карточную систему, - буркнул мастер.
- Вводи! - усмехнулся Журков. - Ты карточную, а я карательную. Заинтересованность в труде упадет, ее надо будет поддерживать штрафами, а может, специальной трудовой повинностью... Дурачок ты, Голубович, вот что я тебе скажу. Не понимаешь ты нашей свободной жизни.
- Не оскорбляйте меня! - тихо ответил Голубович. - Не буду ничего писать. - Он как будто очнулся, но это были не стыд и не гордость: по-видимому, простое предложение, которое ему предстояло написать и которое уже стало мыслью в его голове, что-то разрубило в нем, отделив прошлое от нынешнего дня.
- Не пиши, не пиши. - Журков встал, медленно пошел вокруг стола, на ходу расстегивая и вытаскивая потертый ремень. Все недоуменно смотрели на него.
- А ну-ка встань! - сказал он.
Голубович улыбнулся, поглядел на Никифорова, но встал, подняв руки к груди. Рядом с главным инженером он казался совсем маленьким. Журков медленно размахнулся и стеганул Голубовича по бедру. И тут же схватился левой рукой за поясницу.
- Журков! - вскочил Никифоров.
- Довел-таки, - сказал Журков. - Жалко, радикулит!
- Да вы что! - опешил Голубович. - Зачем драться-то? По какому праву?
- Господи! - воскликнул Никифоров. - Да я и не собирался его наказывать.
Голубович быстро пошел к выходу, оттуда обернулся:
- Александр Константинович, пусть меня Журков еще раз огреет, а писать не буду.
- И огрею, если снова попадешься! - посулил Журков.
Почти сразу за вышедшим Голубовичем появился лысый заказчик.
- Вернули деньги, - вымолвил он любезным голосом. - Но как вы понимаете, вопрос не в деньгах. Что вы решили?
- Вон! - рявкнул Журков.
- Что?
- Вон, а не то спущу с лестницы!
- Взяточники! - сказал лысый. - Вы еще ответите! - И захлопнул дверь.
Никифоров подпер голову руками. Журков заправлял ремень, звякала пряжка.
- Теперь всех будем пороть? - то ли спросил, то ли подумал вслух Поддубский.
- Иди работай, - сказал Никифоров.
- Макаренко тоже врезал одному ученику. - Вытянутое костистое лицо Журкова сжали твердые складки. - А был великий педагог!
Ему нечем было возразить, не было желания, хотя надо бы одернуть главного инженера. Но как одернешь, если он прав? Похоже, стог уже запылал, огонь выбегал из-под топающих маленьких ног, перескакивал с травинки на травинку...
IV
Они уехали из автоцентра в светлых сумерках. Дальние перелески стояли в темной синеве. В зеркале заднего вида маячила одинокая машина.
- Как увидит у вас бутылку, спокойно может в дом не пустить, - сказал Никифоров.
- А мы у ворог разопьем, - ответил Журков.
- Ну, у вас прекрасная жена, Александр Константинович! - почти искренне сказал заместитель главного инженера Иванченко. - Просто вы сегодня измотались.
Никифоров оглянулся - ему влажно блеснули карие глаза, на мгновение застыла сладковатая подвижная улыбка Иванченко.
- Скорее всего, сейчас Губочев думает, что мы вынуждены смириться. - Он отвернулся и больше не вспоминал жену. - Неужели смиримся? Это твой кадр, Журков. Ты его рекомендовал.
- Я посоветуюсь в горкоме, - предложил Иванченко. - Если мы сейчас назначим проверку, закроем склад...
- Рекомендовал, - сказал Журков. - Кто ж знал, что он жулик? Ну ничего, мы закроем склад на сколько нужно, пусть хоть на месяц. А дело передадим в ОБХСС. Может, он на десять тысяч наворовал.
- Без запчастей центр тоже будет стоять, - продолжал Иванченко. - Этот месяц в разгар сезона мы потом никогда не наверстаем. Правильно, Александр Константинович?
- Значит, мы бессильны, - мрачно сказал Никифоров. - Он ворует на наших глазах, а мы ничего ему не сделаем. - Он снова поглядел в зеркало и выругался: следом шел патрульный автомобиль. - Вячеслав Петрович, пристегни ремень, - попросил Никифоров и сам пристегнулся.
- Да ладно, - сказал Журков, - сколько езжу, никогда не пристегивался.
- Пристегнись! - крикнул Никифоров, выпучив глаза. - За нами Кирьяков.
