Михаил Булгаков - Рассказы, очерки, фельетоны 1925-1927 годы
- Нет, а вы такие молодые, мадам, и одинокие, как...
- Как что?
- Хи-хи, былинка.
- Ха-ха!
- Хи-хи. ............................................................................
- Сухаревская-садовая, э 201... Вы ужасно дерзкий инкассатор!
- Ах, что вы! Мерси. Только в номер заеду переоденусь. У меня в номере костюмов - прямо гибель. Это дорожный, так сказать, не обращайте внимания рвань. А какая у вас шапочка очаровательная? Это что вышито на ней?
- Карты. Тройка, семерка, туз.
- Ах, какая прелесть. Хи-хи!
- Ха-ха!
3. ПРЕОБРАЖЕНИЕ
- Побрейте меня, - сказал Мохриков, прижимая к сердцу девять тысяч, в зеркальном зале.
- Слшсс... С волосами что прикажете?
- Того, этого, причешите.
- Ваня, прибор!
Через четверть часа Мохриков, пахнущий ландышем, стоял у прилавка и говорил:
- Покажите мне лакированные полуботинки... Через полчаса на Петровке в магазине под золотой вывеской "Готовое платье" он говорил:
- А у вас где-нибудь, может быть, есть такая комнатка, этакая какая-нибудь, отдельная, где можно было бы брючки переодеть?..
- Пожалуйста.
Когда Мохриков вышел на Петровку, публика оборачивалась и смотрела на его ноги. Извозчики с козел говорили:
- Пожа, пожа, пожа...
Мохриков отражался в витринах и думал: "Я похож на артиста императорских театров..."
4. НА РАССВЕТЕ
... Когда вся Москва была голубого цвета, и коты, которые днем пребывают неизвестно где, ночью ползали, как змеи, из подворотни в подворотню, на Сухаревской-Садовой стоял Мохриков, прижимая портфель к груди, и, покачиваясь, бормотал:
- М-да... Сельтерской воды или пива если я сейчас не выпью, я, дорогие товарищи, помру, и девять тысяч подберут дворники на улице... То есть не девять, позвольте... Нет, не девять... А вот что я вам скажу: ботинки сорок пять рублей... Да, а где еще девять червонцев? Да, брился я - рубль пятнадцать... Довольно это паскудно выходит... Впрочем, там аванс сейчас я возьму. А как он мне не даст? Вдруг я приезжаю, говорят, что от разрыва сердца помер, нового назначили. Комичная история тогда выйдет. Дорогой Мохриков, спросят, а где же двести пятьдесят рублей? Потерял их, Мохриков, что ли? Нет, пусть уж он лучше не помирает, сукин кот... Извозчик, где сейчас пива можно выпить в вашей паршивой Москве?
- Пожа, пожа, пожа... В казине.
- Это самое... как его зовут?.. Подъезжай сюда. Сколько?
- Два с полтиной.
- И... э... ну, вот, что ты? Как тебя зовут?.. Поезжай.
5. О, КАРТЫ!..
Человек в шоколадном костюме и ослепительном белье, с перстнем на пальце и татуированным якорем на кисти, с фокусной ловкостью длинной белой лопаткой разбрасывал по столу металлические круглые марки и деньги и говорил:
- Банко сюиви! Пардон, месье, игра продолжается!..
За круглыми столами спали трое, положивши головы на руки, подобно бездомным детям. В воздухе плыл сизый табачный дым. Звенели звоночки, и бегали с сумочками артельщики, меняли деньги на марки. В голове у Мохрикова после горшановского пива несколько светлело, подобно тому, как светлело за окнами.
- Месье, чего же вы стоите на ногах? - обратился к нему человек с якорем и перстнем. - Есть место, прошу занимайте. Банко сюиви!
- Мерси! - мутно сказал Мохриков и вдруг машинально плюхнулся в кресло.
- Червонец свободен, - сказал человек с якорем и спросил у Мохрикова. Угодно, месье?
- Мерси! - диким голосом сказал Мохриков...
6. КОНЕЦ ИСТОРИИ
Озабоченный и очень вежливый человек сидел за письменным столом в учреждении. Дверь открылась, и курьер впустил Мохрикова. Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами - зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника. Черные косяки мелькали перед глазами у Мохрикова и изредка прерывались черными полосками, похожими на змей; когда же он взвел глаза на потолок, ему показалось, что тот, как звездами, усеян бубновыми тузами.
- Я вас слушаю, - сказал человек за столом.
- Случилось чрезвычайно важное происшествие, - низким басом сказал Мохриков, - такое происшествие, прямо неописуемое.
Голос его дрогнул и вдруг превратился в тонкий фальцет.
- Слушаю вас, - сказал человек.
- Вот портфель, - сказал Мохриков, - извольте видеть - дыра, - доложил Мохриков и показал. Действительно, в портфеле была узкая дыра.
- Да, дыра, - сказал человек.
Помолчали.
- В трамвай сел, - сказал Мохриков, - вылезаю, и вот (он вторично указал на дыру) - ножиком взрезали!
- А что было в портфеле? - спросил человек равнодушно.
- Девять тысяч, - ответил Мохриков детским голосом.
- Ваши?
- Казенные, - беззвучно ответил Мохриков.
- В каком трамвае вырезали? - спросил человек, и в глазах у него появилось участливое любопытство.
- Э... э... в этом, как его, в двадцать седьмом...
- Когда?
- Только что, вот сейчас. В банке получил, сел в трамвай и... прямо форменный ужас...
- Так. Фамилия ваша как?
- Мохриков. Инкассатор из Ростова-на-Дону.
- Происхождение?
- Отец от станка, мать кооперативная, - сказал жалобным голосом Мохриков. - Прямо погибаю, что мне теперича делать, ума не приложу.
- Сегодня банк заперт, - сказал человек, - в воскресенье. Вы, наверное, перепутали, гражданин. Вчера вы деньги получили?
"Я погиб", - подумал Мохриков, и опять тузы замелькали у него в глазах, как ласточки, потом он хриплым голосом добавил:
- Да это я вчера, которые эти... д... деньги получил.
- А где были вечером вчера? - спросил человек.
- Э... э... Ну, натурально в номере. В общежитии, где остановился...
- В казино не заезжали?
Мохриков бледно усмехнулся:
- Что вы! Что вы! Я даже это... не это... не, не был, да...
- Да вы лучше скажите, - участливо сказал человек, - а то ведь каждый приходит и говорит - трамвай, трамвай, даже скучно стало. Дело ваше такое, что все равно лучше прямо говорить, а то, знаете, у вас пух на голове, например, и вообще. И в трамвае вы ни в каком не ездили...
- Был, - вдруг сказал Мохриков и всхлипнул.
- Ну, вот и гораздо проще, - оживился человек за столом. - И мне удобнее, и вам.
И, позвонивши, сказал в открывшуюся дверь:
- Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить...
И Мохрикова повел Вахромеев.
МИХАИЛ
"Гудок", 8 июля 1926г.
ГРОМКИЙ РАЙ
20-го апреля ночью женщина-работница М., уборщица вагонов депо Москва-Ряз. Ур., по обязанностям службы находилась в служебном вагоне э 1922.
Вдруг видит - тащится в вагон пьяная компания. Сам ТРВ Каратаев, с ним два хахаля и какая-то гражданка.
Тотчас Каратаев направляется к уборщице М. и делает ей предложение:
- Так и так, не согласитесь ли объединиться со мной в одном купе?
Словом, предлагает устроить тихий рай. Ну, конечно, получил отказ и вернулся к своей компании.
Только у них там получился совсем не тихий рай, а напротив того - очень громкий.
Поздно ночью слышно было, как неизвестная гражданка снаружи кричала так, что стекла в вагоне звенели.
- Похабники, знакомой даже пяти рублей не заплатили за весь вечер! А еще с кокардами!.. По-видимому, интеллигенты!
И другое, что полагается в таких случаях.
А наутро ТРВ уборщицу М. погнал к вчерашнему хахалю с запиской за этими самыми пятью рублями.
Теперь дальше. Конечно, М. подала заявление в ячейку РКП, а Каратаев с тех пор начал к ней придираться.
Случай совершенно явной придирки произошел 9 июня.
Придя на работу, М. забыла повесить марку на место, но и начальство, и все товарки видели, что она с утра на работе. И вдруг объявляют ей, что полдня не будет записано.
Тут все женщины подняли шум, что это - явная месть со стороны Каратаева, и тогда только начальство отступило.
М. боится, что ее скоро за какой-нибудь пустяк выкинут с позором со службы, и хочет, чтобы ее заявлению был дан ход.
М.
"Гудок", 30 июня 1926г.
АНГЛИЙСКИЕ БУЛАВКИ
1
Принимать бокс за классовую борьбу - глупо. Еще глупей - принимать классовую борьбу за бокс.
2
Не каждый не делающий своего дела, забастовщик.
3
"Время - деньги". Принимай поэтому деньги вовремя.
4
"Английская болезнь" не всегда консерватизм. Иногда это - просто рахит.
5
Если ты бездейственен по натуре, не вступай в Совет Действия.
6
Совет короля плюс Совет Действия не создают еще советской системы.
7
Объявить забастовку незаконной - нельзя. Можно - просто объявить забастовку.
8
Водить массы за нос - еще не значит быть вождем.
9
Туманными фразами Лондона не удивишь: в нем и без того туманно.
10
Не объясняй лондонского томским - тебе не поверят.
11
Если в палате лордов темно - не удивляйся: "высший свет" - одно, а электрический свет - другое.
12
Не суди забастовщиков за "нарушение тишины". Из-за них ведь затихла вся Англия.
13
Конституция - как женщина. Ей не следует хвастать старостью.
14
Присягая королю, можешь покраснеть. Присяга твоя от этого не станет красной присягой.