Борис Екимов - Мальчик на велосипеде
- Чего велеть, я и сам неглупой,- ответил мальчик сдержанно, но с досадою.
Хурдин это понял.
- А я и забыл, когда косил,- сказал он. - Давно-о... Не дашь попробовать? Любопытно: забыл или нет?
- Попробуйте,- ответил мальчик.
Опустившись на колено, он подправил косу бруском и подал ее Хурдину, добавив:
- Она вам не с руки.
Конечно, косье было коротко, и Хурдину пришлось чуть не к земле присесть. Мальчик не выдержал, прыснул в кулак и отвернулся.
Хурдин маханул косенкой высоко, по маковкам. Второй замах взял ниже и вонзил носок в землю. Вытянул его, очистил, и снова косу поднял. Но ничего не получалось. Одно дело - забыл, другое - косенка игрушечная. В две минуты упарившись, Хурдин сдался.
- Нет,- сказал он. - Не могу.
Честное признание смягчило мальчика.
- Конечно... привычку надо. Надо держать ее вот так,- он косу взял и махнул ею, подправляя испорченное. И после двух-трех взмахов его ровная кошенина осталась да валок травы.
- А много у тебя коз?
- Три.
- Ну, и накосишь?
- Накошу помаленьку. Кто за мной гонит? Мамка вот придет, с Ленкой будет сидеть, так запросто.
Мальчик махнул рукой. А рука была детская, хоть и темная, но еще с детской нежной кожею. Стертые и засохшие волдыри мозолей светлели на ней. Хурдин стоял и глядел, а мальчик на него. Но пора было уходить, не мешаться. И Хурдин ушел.
Ягоды его больше не занимали. Он шел, порою оглядывался, и за кустами смородины, а потом за березовой зеленью виделся ему мальчик, мужичок с ноготок.
* * *
Хорошо было сидеть возле кухни, под грушею. Зыбилось по земле пестрое рядно теней и солнечных пятен. Белые капустницы в палисаднике присаживались и вновь устремлялись в пыряющий полет. Большая стрекоза, скрежетнув жесткими крыльями, села на высокую былку и замерла, сияя под солнцем переливами золотого, зеленого и алого цвета. Молодая гусыня с поздним выводком, гагакая, вошла во двор. Поперек клюва у нее стрельчатым усом торчало большое перо. Хурдин позвал:
- Мама, мам...
- Чего, сынок? - вышла из кухни мать.
- Зачем у гусыни перо в носу?
- Где? - посмотрела мать и засмеялась. - Какой-то ты, вроде и не я тебя родила. Все перезабыл. Бьет она гусяток, дура глупая. Вот перо и вставили, чтоб не могла тронуть.
- А-а-а,- понимающе протянул Хурдин и оправдался на материн упрек: Откуда мне помнить, сто лет не видал. А цыплят... Мам, я уж цыплят и забыл, какие они есть.
- Раньше вы их от коршунов стерегли. Ныне-то коршуны перевелися, а бывало...
Но иная мысль пришла к Хурдину, и он сказал:
- Я-то еще что, а вот Герка с Володей и не видели сроду цыплят. Только в кино.
- Они бабку-то родную лишь в кино видали,- осуждающе сказала мать,- не токмо что цыплят.
Хурдин опустил глаза, вздохнул, и мать его пожалела:
- Да чего ж, раз жизнь такая пошла... - и перевела разговор на другое: Я, сынок, ныне на работу хочу с обеда. Управляющий просил. А как же... не могу я отказать. Из его рук живем. А ты, сынок, мне окажи помочь. На картошке жуков поморить надо. Сумеешь?
- Конечно,- ответил Хурдин.
В ту пору, позванивая ведрами, к колонке подкатил мальчик на велосипеде, и мать крикнула ему:
- Сережа! Ты ныне сбирался жуков морить?!
- Поеду,- ответил мальчик.
- Дядю с собой возьми. Подкажешь ему! Хлорофос у нас есть! А ты ему подкажешь, он не могет!
- Ладно,- отозвался мальчик. - Заеду.
- Он заедет за тобой,- передала мать Хурдину, словно тот не рядом сидел. Заедет и тебе помогет. Надо картошку спасать.
Мать ушла на работу, и скоро на улице послышалось велосипедное звяканье и дребезжанье. И голос мальчика позвал:
- Дядя, поехали!
Хурдин взял велосипед и вышел за двор. Мальчик ожидал его не один: в тележке, прицепленной к велосипеду, сидела девочка, обняв руками цинковое ведро.
- Помощница? - спросил Хурдин.
- Помогать Сеёже, помогать буду,- быстро и довольно понятно выговорила девочка.
- Орет. Не хочет одна,- объяснил мальчик.
- Помогать буду. Лена будет помогать.
Она удобно сидела на старой телогрейке, обняв руками ведро, и езды не боялась.
Проехали хутор и солонцовую пустошь, где телята паслись.
- Маенькие теята! - оборачиваясь к Хурдину, закричала девочка.
- Маенькие гусята! - обрадованно возвестила она, когда проезжали плотину и пруд с птицей.
У садов, огороженных не столько плетнями, сколь завалами сухих веток, у перелаза спешились. На земле девочка оказалась совсем крошечной, в длинном бордовом платье.
- Ты сними с нее, а то жарко,- предложил Хурдин.
- Да, снимешь... - усмехнулся мальчик.
- Касивое паатье... Касивое... - горделиво сказала девочка, поняв, о чем речь. - Мое...
- Очень красивое,- подтвердил Хурдин, пересаживая ее через ограду, в сад.
Эти сады лишь по старой памяти назывались садами. Вербы тут росли, тополя, огороды сажали, косили сено. Хурдин свой огород угадал. Картошка на нем стояла в колено. И на сочных листах ее, там и здесь, гнездились полосатые колорадские жуки, а уж личинок была и вовсе пропасть.
- Сейчас я с Ленкой... Пусть она поливает,- сказал мальчик.
- Поивать буду,- подтвердила сестренка, горделиво задирая нос. - Мой капуста... Мой люк,- и заспешила за братом.
В малую "копанку" возле берега мальчик налил воды, вручил сестре игрушечное ведерко и наказал:
- Гляди в речку не лезь. Там глубоко...
- Губо-око... - покашиваясь на воду, подтвердила девочка. - Поивать буду. Мой капуста. Мой люк.
- Да, поливай. Молодец.
Зачерпнув из "копанки", девочка заспешила к огороду, косолапенькая, в длинном, тяжелом платье.
Хурдин с мальчиком развели хлорофос и, помахивая вениками, принялись кропить картофельные кусты пахучей отравой. А девочка топотила по дорожке, от "копанки" к огороду, подавая о себе весть:
- Поиваю! Мой капуста!
- Молодец! Хорошо Лена поливает,- усердно хвалил ее мальчик. - Хозяйка!
- Хозяка! - звенел в ответ веселый голосок.
- Хозяйка, хозяйка!
Хурдину картофельные кусты были в колено. Он кропил их не спеша, курил, стараясь дымом перебить хлорофосовую вонь, порою останавливался, поглядывая вокруг. Огородные деляны лежали вправо и влево.
- Чья это? - спросил он, указывая на сорный, бурьяном поросший участок.
- Фалалеевых,- ответил мальчик и добавил осуждающе: - Будут жалиться: семена плохие, не уродилася.
- А помногу накапываете?
- Мы с мамкой в том году тридцать мешков нарыли.
- Хорошо.
От хлорофосового духа начинало подташнивать, и Хурдин, оставив ведро и веник, к берегу пошел, чтобы отдышаться.
Сады и огороды лежали по обе стороны речки. Пруженая и перепруженная, она, считай, не текла. Местами, где еще били со дна ледяные ключи, речка раздвигала камыши омутами с белыми лилиями и кувшинками.
Мальчик подошел незаметно и сел рядом.
Сестренка подле брата пристроилась, расправляя намокший подол.
- Уста-а. Потом снова буду поивать.
- Скупнуться... - сказал мальчик и, быстро сбросив легкую свою одежду, с разбегу кинулся в воду.
- Он па-авать умеет,- горделиво заявила сестренка. - Па-авает.
Мальчик плавал. В желтоватой воде вьюном вилось тростиночное тело.
Ухнул в воду Хурдин. Плеснула на берег волна, и камыши зашуршали. Даже сейчас, за полдень, студеной была вода, и Хурдин быстро полез на берег. За ним и мальчик.
И снова принялись они за свое дело. В горячем воздухе, перебивая пресный запах воды и полынкового сена, поплыл тяжкий хлорофосовый дух.
Вечером мать Хурдина хвалила:
- Молодец, сынок. Помочь мне оказал. А я выход заработала - може, мне зернеца поболе уделят.
Темнело медленно, и вроде менялась погода. В закатной стороне низкие пепельные облака шли на юг, а над ними летучий небесный дым багряными клубами мчался к северу, к северу. А над хутором стояло чистое небо, с ясной вечерней зеленью.
Хурдин собирался в гости. Из привезенного, московского, набрал он конфет, печенья, пачку халвы, коробку фломастеров взял, детскую книжку и попросил мать:
- Ты бы собрала чего-нибудь. К мальчику я хочу сходить, к Сереже. Сметаны, что ль, молочка... Вареники там остались, давай отнесу. Только подогреть надо.
- Сами они подогреют, у них газ. А чего ты к ним?
- Да поглядеть. Одни живут... И вы к ним как-то относитесь... Не по-людски.
- А мы чего... Мы ничего...
- Вот то-то и оно, что ничего,- попенял Хурдин сдержанно.
Но мать его поняла.
- Сынок, сынок... Нас самих бы кто пожалел. А уж об них нехай начальство горится.
- Что начальство. Вы бы сами, пока отца-матери нет...
- Такого отца век бы не было. Они хоть вздохнули без него. Пропил их вплоть до подушек. Подушками по хутору торговал.
- И брали?
- Люди на все идут.
- Да... - покачал головой Хурдин.
Гостинцы сложил он в сумку и пошел. Улица хутора была пуста. Хаты светились вечерними огнями. Дом мальчика сиял незатворенными окошками. Хурдин вошел в распахнутые ворота, поднялся на крыльцо, постучал.
