Тысяча свадебных платьев - Барбара Дэвис
Рори сглотнула подступившее к горлу рыдание.
– Они, по крайней мере, сказали вам, где ее могила, чтобы можно было ее навещать?
– Нет, – тихо произнесла Солин. – Но, может быть, это и к лучшему. Я знаю, это, наверное, звучит странно, однако вид ее могилы сделал бы для меня смерть дочери более реальной.
– Но ведь эта смерть и так случилась в реальности.
– Это так. И все же, если кого-то очень любишь – по-настоящему любишь, – то связан с этим человеком настолько, что вы никогда не сможете разлучиться. Даже если его от тебя что-то отрывает, ты и спустя годы продолжаешь его чувствовать. Словно бы постоянно возвращающийся к тебе отзвук. И какая-то часть твоей души радуется этим моментам, даже если при этом ты порой чуть не сгибаешься от боли.
«Словно бы постоянно возвращающийся к тебе отзвук…»
От этой мысли Рори похолодела, точно от пронизывающего ветра. Не это ли у нее останется после Хакса? Ни «до свиданья», ни ответов на множество вопросов – лишь масса расплывчатых воспоминаний?
– Иногда я представляю, как будто вижу ее, – каким-то далеким, потусторонним голосом продолжала Солин. – Так же, как это бывало с Энсоном. Я вижу в толпе чье-то маленькое личико – и на какой-то миг у меня замирает сердце. Я представляю, что у нее глаза, как у отца, а улыбка – как у ее тетушки Тии. Но потом она поворачивает голову – и лицо оказывается совсем не таким. И я сразу вспоминаю, что Асии нет.
Некоторое время Рори сидела в молчании, ошеломленная этим немыслимым количеством потерь в жизни Солин. Эта женщина отрицала в себе храбрость, но, разумеется, она была не права. Всю свою жизнь она построила из ничего – разве что из горя. Совершенно одинокая женщина, оказавшаяся одна в незнакомом городе, в чужой стране, когда в мире бушевала война и невозможно было найти какой-то стоящей работы, – и тем не менее ей удалось построить себе прибыльную карьеру и, судя по всему, заработать в своем бизнесе немало денег. Интересно, чего еще она могла бы достичь, если бы новая череда ударов судьбы не изменила так жестоко ход ее жизни?
– А долго вы там оставались… потом?
– Не долго. Как только дети родились, нас всех попросили на выход. Спустя неделю после родов ко мне зашла Дороти Шеридан и сообщила, что она подыскала для меня жилье и работу. Так что мне следовало сложить свои вещи и на следующий день быть готовой перебраться на новое место. Потом, когда в Провиденсе работы не стало, я переехала в Бостон. Но, когда начали возвращаться с войны мужчины, работы там тоже было не найти. Некоторое время я работала в обувной мастерской – в обмен на жилье и питание, – еще со стороны брала заказы на шитье. Свою еду мне приходилось делить с мышкой, но я не слишком возражала против такой гостьи. Мыши тоже голодали.
– И вы никогда больше не общались с отцом Энсона?
– Нет. Я запомнила его обещание уничтожить меня, если я только попытаюсь как-то связаться с ним. К тому же мне ничего от него было не надо. С Тией я бы, конечно, хотела повидаться, чтобы, по крайней мере, объяснить ей свой внезапный отъезд. – Солин мечтательно улыбнулась. – И чтобы сказать ей, что в итоге я смогла шить прекрасные платья, ставя на ярлыке собственное имя.
– Я до сих пор под впечатлением! – сказала, точно выдохнула, Рори. – Начать с ничего – и достигнуть так многого! Как вам такое удалось?
– Как у многих героинь всех прекрасных историй, у меня была своя фея-крестная.
Рори усмехнулась:
– И как же вы ее нашли?
– Их не находят, chérie. Они просто однажды появляются. И чаще всего именно тогда, когда ты больше всего в этом нуждаешься. А насчет того как – это у каждого по-своему. Мою фею звали Мэдди, и он был чудеснейшим человеком.
– Ваша фея-крестная оказалась мужчиной?
– Именно. – Лицо Солин осветилось улыбкой.
– Ну хорошо, тогда скажите: как же он вас нашел?
Улыбка Солин так же быстро потускнела:
– Это уже, думаю, отдельный разговор.
– Простите, я не хотела показаться назойливой.
– Ты вовсе не найзолива. Просто я уже устала от воспоминаний.
Рори взглянула на часы и с изумлением обнаружила, что уже давно за семь. Поднявшись с дивана, она начала собирать на поднос чашки.
– Я не предполагала, что так сильно задержусь. Собиралась сегодня подбирать элементы подсветки. Я только помогу вам перед уходом все прибрать.
Но Солин подхватила поднос, опередив Рори:
– Тут почти что и нечего прибирать. Отправляйся по своим делам. Мне так удобнее.
Рори неохотно нацепила сумочку на плечо и двинулась к прихожей.
– Мне правда очень неудобно, что я отняла у вас так много времени. Вам следовало бы расстаться со мной уже несколько часов назад.
– Не говори ерунды. Чем бы я тут занималась?
– И все же обещаю больше так бессовестно к вам не вторгаться. Хотя за разговор – огромное спасибо. Мне в самом деле совершенно не с кем поговорить о Хаксе. В смысле, нет никого, кто бы это понимал.
– Помни, о чем я тебе уже сказала, Рори. Если ты передумаешь – мы порвем договор аренды и просто о нем забудем. Но мне все же кажется, твой Хакс был прав: в этой мечте и правда твое имя – огромными буквами.
Рори сморгнула подступившие слезы, борясь с желанием крепко обнять Солин.
– Спасибо вам за это, – ответила она и вышла на крыльцо, искренне радуясь, что эта прекрасная и непостижимая женщина так внезапно вошла в ее жизнь.
Когда Рори уже спустилась с крыльца, ей в голову пришла одна мысль. Она остановилась и оглянулась на изящный силуэт Солин в дверном проеме.
– Знаете, я только что кое-что поняла.
– И что же?
– Что вы – моя фея-крестная.
Глава 31
Солин
Хотя и вполне справедливо ожидать денежной компенсации за наше ремесло, все-таки финансовая выгода никак не должна учитываться при решении, браться или нет за очередной заказ. Доверься Великой Матери – она позволит тебе получить свое иными способами, – и помни, что для нас первым и последним соображением является наше Дело.
Эсме Руссель. Колдунья над платьями
Я закрываю дверь, а в ушах еще звучат последние слова Рори. Боюсь, я слишком жалкий вариант для феи-крестной, но тем не менее, услышав от нее эти слова, я ощутила в груди такое тепло, какого не испытывала уже очень давно. И все же я чувствую какую-то странную меланхолию. Мой дом мне кажется вдруг опустевшим, равно как и моя душа.
Я иду в кухню, открываю бутылку вина, которая разбавит мое одиночество, затем прихватываю тарелку с оставшимся печеньем и отправляюсь в кабинет. Именно здесь в последнее время я в основном провожу свои вечера, перебирая воспоминания и постепенно нагружаясь так, чтобы уснуть без снов.
Эти «мадленки» – со вкусом лимона. Взяв одну с тарелки, я ее надкусываю и оставляю кусочек медленно таять на языке. И внезапно ловлю себя на том, что улыбаюсь. Пикантная сладость этого печенья напоминает мне о Мэдди – вот почему я время от времени их покупаю. Лимонные «мадленки» были его любимыми и, в каком-то отношении, стали поводом для нашей дружбы.
Порой кажется, будто это было только вчера, а иногда – словно прошла целая вечность. Я тогда только приехала в Бостон и все еще искала работу. Тогда у меня еще был довольно сильный акцент, и в магазинах одежды, в модных ателье не желали нанимать иностранку, которая будет напоминать их заказчицам о войне. Поскольку деньги у меня стремительно таяли, я не могла себе позволить излишнюю разборчивость, а потому просто начала ходить от магазина к магазину, от ателье к ателье, готовая выполнять любую работу.
И вот как-то раз я заглянула в маленькую кондитерскую под названием «Bisous Sucrés». «Ну, наконец-то, – подумала я, – хоть где-то мой акцент окажется полезным». Однако было уже поздно, и я за день очень устала, да еще и ароматы кофе и шоколада так напомнили мне о доме, что, когда женщина за стойкой спросила, чего я желаю, мои глаза наполнились слезами, и я не смогла выговорить ни слова.
Женщина пожалела меня – благослови ее господь! Она провела меня в закуток в глубине заведения, после чего принесла тарелку с восхитительнейшими пирожными, вкуснее которых
