История из Касабланки - Фиона Валпи
Свет меняется, я собираю кусочки и снова начинаю шить, успокаиваясь от монотонных действий и необходимости думать только о том, чтобы делать один аккуратный стежок за другим.
Наконец я добираюсь до конца последнего шва и заканчиваю его тремя прочными стежками, заправляя конец нити под шов, прежде чем обрезать ее ножницами. Готов тринадцатый блок. Я поднимаю его, показывая Грейс, которая одобрительно агукает.
Затем мне нужно будет тщательно продумать, как разрезать берберскую шаль на полосы, которые я собираюсь использовать для установки блоков. Но сейчас солнце скрывается за крышами города, медленно опускаясь к далеким волнам, что разбиваются о волнорез, а тени на половицах удлиняются, приглушая потертые цвета ковра.
– Думаю, на сегодня достаточно, – говорю я Грейс и наклоняюсь, чтобы поднять ее, а она смеется и тянет ко мне ручки, когда я целую мягкий изгиб ее шеи и вдыхаю аромат ее невинного совершенства. – И пора укладывать тебя спать.
Отдаленный звук призыва к молитве смешивается с задумчивым воркованием голубей, когда я обнимаю ее и прижимаю к себе, чтобы она ощущала, что она в безопасности здесь, со мной, в нашем святилище, укрытая ото всех трудностей и боли этого мира в нашей мансарде.
Дневник Жози – пятница, 23 января 1942 года
Мы все чувствуем себя довольно шокированными после событий этой недели. Я ожидала, что сейчас буду на корабле в Португалию, но увы, я снова в своей спальне – так что на чердаке дома на бульваре Оазо все еще находится безумная женщина.
Папе удалось получить наши транзитные визы в Португалию и разрешение на выезд из Марокко. Наконец-то у нас были все необходимые документы для отъезда! Корабль «Эсмеральда», о котором мистер Рид рассказал папе, прибыл в Касабланку 14 января и должен был отправиться в Лиссабон через 3 дня, как раз вовремя, чтобы наши документы для Америки все еще были действительны. Мы все упаковали, я попрощалась с Ниной и Феликсом. Печалило, что после долгих месяцев бездействия теперь все происходит в спешке. Я отдала Нине свою библиотечную карточку и предупредила, что мадемуазель Дюбуа будет ее ждать. Она сказала, что ее тетя, продавщица снов, прислала мне прощальное послание, желая напомнить о том, что она говорила раньше: когда луна освещает сто чаш с водой, каждая из них наполнена лунным светом. Мы договорились, что эти слова помогут нам чувствовать себя лучше – несмотря на разлуку, мы могли бы смотреть на луну, будь мы в Марокко или в Америке, и знать, что она светит нам обеим, напоминая нам о нашей дружбе.
Кенза вышла на порог, чтобы проводить нас. Она крепко обняла меня, отчего я расплакалась, хотя и обещала себе, что не стану, а она, прижав меня к себе сильнее, прошептала:
– Будь сильной, Хадар Ини.
А потом мы взяли такси до порта.
Там были огромные очереди, все казались очень нервными и раздраженными из-за ожидания погрузки на «Эсмеральду». Наконец, как только наши документы были тщательно проверены тремя разными должностными лицами за тремя разными столами, нам разрешили подняться на борт. Последний просмотрел американские визы и справку врача и сделал пометку о дате.
– Как раз вовремя, а? – мрачно сказал он, возвращая их папе. Проверяющий не улыбался, и его тон действительно был не слишком дружелюбным.
Мы нашли нашу каюту. В ней несколько пахло затхлостью. Это напомнило мне о том, как мы покидали Марсель много месяцев тому назад. Мы все чувствовали себя довольно беспокойно и попытались устроиться поудобнее на наших койках. Мама велела нам с Аннет лечь спать, потому что так время пройдет быстрее и мы будем чувствовать себя гораздо лучше, когда корабль выйдет в океан, где волны куда сильнее, чем в Средиземном море.
– Когда ты проснешься завтра утром, мы уже будем в пути, – пообещала она.
Что ж, это оказалось еще одним из тех обещаний, которые не сбываются. Я открыла глаза в тусклом утреннем свете, ожидая услышать гул корабельных двигателей, почувствовать качку и движение нашего корабля, но стояла жуткая тишина. Папы в каюте не было. Немного позже он появился, чтобы рассказать нам, что происходит. Он выглядел обеспокоенным.
Судну не дали разрешения покинуть порт, потому что у Гибралтарского пролива проходили какие-то военные маневры. Это означало, что кораблю пришлось бы плыть дальше в Атлантику, чтобы обогнуть их. Очевидно, у капитана не было ни разрешения, ни топлива для этого. Итак, мы застряли, и никто не знал, сколько еще пройдет времени, прежде чем «Эсмеральда» сможет отплыть.
Мы ждали два дня и две ночи. Мои пальцы снова кровоточили, так как я сильно обкусала ногти. А потом мрачный чиновник, который записал дату истечения срока действия нашего медицинского свидетельства, пришел, постучал в дверь нашей каюты и сказал нам, что мы должны высадиться. У него был список, и он четко провел карандашом по каждой строчке с нашими именами, что заставило меня почувствовать, будто наши жизни перечеркнули. Затем он велел нам собрать вещи и явиться на главную палубу, где ждала полиция, чтобы убедиться, что все неподходящие пассажиры покинули корабль, освобождая места для тех, у кого все документы в порядке. Когда он ушел, мы словно оцепенели и сидели в ошеломленном молчании.
Мы услышали, как он прошел по узкому коридору чуть дальше и постучал в дверь другой каюты. Услышали плач и женский голос, умолявший позволить остаться на борту, а затем и голос чиновника, очень грубый и сердитый, приказывавший забрать свои вещи и явиться на главную палубу, прежде чем он вызовет солдат.
При этих словах мама взяла себя в руки и вытерла глаза носовым платком. Затем она встала – очень высокая и очень прямая – и, не говоря ни слова, начала собирать наши вещи. Мы с Аннет последовали ее примеру, стараясь не смотреть на выражение папиного лица. Это было совершенно ужасно.
К счастью, мадам Бенатар еще не нашла новых жильцов в дом на бульваре Оазо, так что мы могли вернуться.
Хотя бы Нина-то определенно будет нам рада, несмотря на то что ей придется снова делиться со мной велосипедом и библиотечной карточкой.
Зои – 2010
Одеяло, которое шьют в центре для беженцев, предсказуемо продвигается гораздо быстрее, чем то, над которым я работаю дома, хотя мое намного меньше. Очень много женщин уже внесли свой вклад в создание полотна, и оно превратилось в настоящее произведение искусства ручной работы. И как
