Привет, офисный планктон! - Светлана Рощина
Глава 53,
которая наглядно демонстрирует точность слов Плутарха о человеке, наделённом властью
Все видели, как со мной поступает начальство, но никто не хотел встать на мою сторону, потому что они боялись. Все понимали, что сейчас, в данный конкретный период времени, Воронова выбрала меня в качестве девочки для битья и, что важнее, в качестве первого кандидата на вылет при ближайшем сокращении штатов. И пока есть я, им ничего не грозит. Но стоит им поднять голову и сказать хоть слово в мою защиту, как тут же хищница Воронова увидит новую цель для своих издевательств, и тогда этот самоотверженный защитник может занять моё место в качестве мишени для унижений и оскорблений. А никто из них этого не хочет. Потому-то они и сидят тише воды, ниже травы и спокойно наблюдают за тем, как Воронова измывается надо мной, пытаясь выжить с работы. Только они не понимали одного. Когда я уйду, им всё равно придётся столкнуться с выбором: или молчать дальше, провожая на закланье очередную жертву, или же прекратить эту кровавую традицию. Но только что-то мне подсказывает, что конец этой печальной истории очевиден. Мои коллеги будут безропотно наблюдать за тем, как их убивают поодиночке, пока однажды не сменится руководство нашей Корпорации, и лишившуюся «крыши» Воронову не постигнет участь её жертв, как это уже случилось с нашим прежним начальником Макаровым. Но пока это не произошло, нас ждало очередное нововведение, которое каким-то невероятным образом возникло в голове Вороновой, и чем она в этот момент думала, я не знаю, потому что лично мне подобная глупость не привиделась бы даже в бреду.
Вместо того чтобы заниматься реальной работой, эта скверная женщина решила, что её миссия состоит в том, чтобы максимально усложнить жизнь подчинённых сотрудников. И для этой цели она завела журнал, в котором требовалось записаться, если тебе вдруг необходимо было выйти из кабинета. Причём посещение туалета тоже требовало получения предварительного разрешения Вороновой, после чего она записывала в своём журнале точное время выхода сотрудника из кабинета и требовала обязательного доклада после возвращения из туалета. Лимит времени на посещение этого заведения составлял две минуты, после чего, если человек не появлялся на пороге кабинета Вороновой и не докладывал, что успел справить нужду в отведённое время, она начинала названивать ему по мобильному телефону и орать, обзывая нецензурной бранью и требуя немедленного возращения на рабочее место независимо от того, успел ли этот человек справить нужду.
Узнав о подобном нововведении, мы пытались бунтовать, но Мытников почему-то не стал вмешиваться и препятствовать подобному абсурдному требованию Вороновой. Впрочем, парни не особо пострадали от новых правил, так как количество мужских туалетов в Корпорации, как я уже упоминала, было больше, да и для того, чтобы сделать там свои дела, времени им требовалось меньше. А для женской части нашего отдела это стало просто катастрофой. Чтобы меньше хотелось в туалет, мы вообще прекратили чаепития и старались посещать это заведение либо до начала рабочего дня, когда Воронова ещё не успевала прийти на работу, либо во время обеденного перерыва. Но беда состояла в том, что и во время обеденного перерыва Воронова, которая сама всегда уходила обедать в кафе, расположенное напротив здания нашей Корпорации, могла с ложкой во рту позвонить любому сотруднику (к сожалению, чаще всего это была именно я) и потребовать немедленно ей отчитаться по какому-либо документу, как я понимаю, исключительно для того, чтобы проверить, продолжает ли этот человек работать в обеденное время или, не дай Бог, пошёл без её разрешения в туалет или ест прямо на рабочем месте. И если ты не мог в ту же секунду ей отчитаться по тому вопросу, который она задавала, приходилось выслушивать столько нелицеприятных слов в свой адрес, включая угрозу увольнения, что моментально пропадал аппетит, а также желание справить нужду, если таковое и имелось.
Мой любезный читатель, вероятно, сейчас ловит себя на мысли, что я выдумала весь этот ужас, который творился в тот момент в нашей Корпорации, но я клянусь всем, что мне дорого! Я не соврала и не преувеличила ни слова! Всё именно так и было.
Мне жаль, что моя правдивая повесть постепенно растеряла весь свой жизнерадостный настрой, и я искренне хотела бы, чтобы всё сложилось иначе. Но жизнь такова, что хорошее никогда не длится долго. Одна паршивая овца, затесавшаяся в стадо, может испортить всё поголовье. А ещё народ говорит, что рыба тухнет с головы. Вот и у нас в отделе всё происходило по той же схеме. Слаженный и работоспособный коллектив, где все успели стать настоящими друзьями и надежными товарищами, разваливался на глазах. И от этого страдали не только наши личные отношения, но и сама работа.
Плутарх сказал: «Нет зверя свирепее человека, если к страстям его присоединяется власть». Эта женщина, которой довелось оказаться у власти, добившись её грязными и унизительными способами, теперь всячески унижала нас за свой позор. Втаптывая нас в грязь, она переставала чувствовать себя ничтожной и никчёмной, ведь по большому счёту, кроме этой самой должности у неё ничего не было. Да, у неё имелась семья и даже двое детей, но как-то в самом начале её появления в нашей Корпорации, когда Воронова ещё не успела так дистанцироваться от нас и даже иногда могла поговорить за жизнь, она поведала женской части нашего отдела, что муж изменяет ей направо и налево, и потому она даже не следит за его похождениями, довольствуясь лишь статусом замужней женщины. Сын Вороновой, едва тому исполнилось восемнадцать лет, вообще ушёл из дому и перестал общаться с матерью, что лично для меня совершенно неудивительно. И единственный член семьи, который ещё не отверг её, это малолетняя дочь, которая всё своё время проводит с няней, и которая, в силу возраста, ещё не способна понять, каким человеком является её мать и как бесчеловечно она поступает с другими людьми. Со временем, вероятно, Воронова пожалела о своих откровениях и, может быть, именно поэтому она стала относиться к женской части нашего коллектива гораздо хуже, чем к мужской, хотя все мы честно хранили её тайны, даже если она этого и не заслуживала.
Дома я поведала своим детям и мужу о том, что за дурдом творится у нас
