Пантелеймон Романов - Русь (Часть 1)
И действительно, у него стульчик сразу раскрылся, только внутри его что-то слабо трес-нуло.
- Пружинка какая-то отскочила, - сказал Петруша, отдавая раскрытый стульчик и что-то ища в траве под ногами. Но, не найдя, отошел на свое место, бывшее, как всегда, несколько в стороне.
Александр Павлович, любивший в качестве слушателя всякий спор, подсел к Авениру и профессору, продолжавшим развивать свою тему, и, приятно улыбаясь на разговор, подергивал свои свисшие книзу усы, подмаргивал глазом и любезно поддакивал, без дальних разговоров соглашаясь с тем из собеседников, который обращался к нему за подтверждением своей мысли.
И, хотя ему приходилось подтверждать самые противоположные мнения, его улыбка от этого не становилась нисколько менее приятной, и каждый спорщик не мог мысленно не отме-тить, какой это приятный человек, в котором без ошибки всегда можно найти поддержку.
Александру Павловичу, понимавшему толк только в собаках, пороше да в хорошей закусоч-ке после охоты, было и не важно, о чем они спорят. Важно было то, что собрались хорошие, умные люди и - говорят. И с ними было бы просто грешно в чем-нибудь не согласиться, раз это может доставить им удовольствие.
Митенька Воейков поместился на ковре рядом с хозяйкой. У него было такое настроение, какого, ему казалось, у него никогда не было.
Перед глазами еще живо стоял образ Ирины и взгляд, которым она посмотрела на него и который неожиданно сказал ему всё... И вот теперь вокруг были милые люди, волшебная лунная ночь, светлая, как день, с неясными сливающимися в матовом серебре далями, а в душе беспо-койно-радостное ощущение пережитого момента открывшейся любви к нему чудесной девушки.
В нем были такое счастье и полнота, что он не знал, куда излить ее.
- Итак... - сказал Валентин, поднимая налитый стакан вина, - последний день, друзья, я сижу с вами среди этой природы. Через несколько дней передо мной будет другая природа - дикая, первобытная, которой, к счастью, еще не коснулась рука человека. Меня влечет к неизве-стным берегам. Все неизвестное и неиспытанное имеет надо мной непреодолимую власть. Быть может, неумолимое время или какой-нибудь неожиданный ураган человеческой жизни, разрывая старые пределы, сотрет все это с лица земли, уничтожит эти леса и усадьбы, - все-таки тот факт, что мы сидели здесь в эту лунную ночь с поднятыми бокалами вина, - этот факт останет-ся вечно. Прошедшее имеет то преимущество перед будущим, что оно бесспорно и незыблемо. Выпьем!
Все, оживленно заговорив, потянулись со своими стаканами к Валентину, к хозяйке и к профессору, высоко надо всеми сидевшему на своем стульчике, исправленном Петрушей.
- Не забывай, Валентин!.. - сказал Владимир. - Хотел было я тебе показать свою дачу, но, видно, не судьба. - И он, выпив стакан, махнул рукой.
- Два месяца назад, - сказал Федюков, - мы говорили: через каких-нибудь семь дней Валентина с нами уже не будет. Теперь мы можем сказать, что через каких-нибудь семь часов его уже не будет с нами.
- Да, дни сменились часами, - сказал Валентин и прибавил: - А теперь я скажу новость, открою секрет. - Он на секунду остановился, дожидаясь, когда Владимир, лазивший на четве-реньках с бутылкой в руках по ковру, наполнит снова стаканы. - Новость эта заключается в том, что я еду не один...
Все удивленно переглянулись. А баронесса Нина растерянно взглянула на профессора, сидевшего на своем складном стульчике, и даже сделала движение протянуть к нему руки, как к божеству, за помощью. Очевидно, ей представилось, что это ей придется делить общество с Валентином среди первобытной природы, которой еще не коснулась рука человека, и варить ему нагишом уху.
- Я еду не один... - повторил Валентин, - все трудности путешествия пожелал разделить со мною наш общий друг Дмитрий Ильич, для которого это, кстати, является новой полосой жизни и отрешением от старой.
- Браво! - крикнул Федюков. - Еще герой!
- Браво!.. - закричали все. А баронесса Нина живо и удивленно оглянулась на Митеньку и смотрела на него некоторое время почти с выражением восторга и благодарности, как смотрит осужденная жертва на человека, идущего вместо нее на заклание.
- Вот благородный человек, Андрэ. Ты понял что-нибудь? - сказала она, обращаясь к мужу.
Внимание всех на несколько минут всецело сосредоточилось на Митеньке, как на герое. Даже забыли о Валентине. И Митеньке пришлось рассказать о своем отказе навсегда от старой жизни, с ее отречением от своей личности во имя общественности, и о своей уже оставленной новой жизни, с ее обратным отречением от общественности во имя своей личности, жаждавшей мещанского счастья и конечных земных целей устроения. И о предстоящей новой жизни с отречением от обеих прежних.
Авенир вскочил, как будто сказанное Митенькой озарило и зажгло его.
- Я ждал этого! - крикнул он, подняв вверх руку. - Я говорил уже и еще раз повторю, что мы - сфинксы. От нас не знаешь, чего ждать, и нам предстоит великое будущее. Мы принесли миру такое новое слово, которое перевернет все вверх тормашками и не оставит камня на камне от всей ветоши старой жизни. Отречься в один момент от всего проклятого наследства, накопленного кропотливой тупостью веков, найти новую светлую дорогу и от нее даже отречься - на это не способен ни один народ в мире.
- Верно! - крикнул Владимир, держа наготове свой стакан и думая своим восклицанием поставить точку и закрепить это хорошим глотком доброго вина.
Но Авенир точки не поставил, а, подняв свой стакан еще выше и для удобства несколько отойдя от ковра, продолжал тоном пророка, предсказания которого начинают сбываться на глазах у всех:
- Для нас нет ни прошлого, ни настоящего. Действительность для нас ерунда, сплошная ошибка или сырой материал. Ей мы никогда не сделаем никаких уступок и пойдем таким путем, каким не шел еще ни один народ в мире. А почему? Потому что в нас свежесть и самобытность, которая перевернет все к черту. У нас вера в идею, в порыв. У нас только какой-нибудь мерзавец будет заботиться об улучшении существования своей собственной персоны, о комфорте да о красоте, будь они трижды прокляты! Потому что мы настоящим не живем, а смотрим в будущее. Вся сила наша в будущем, когда мы всему миру покажем, на какие шутки мы способны!..
Он поперхнулся и, откашлявшись, крикнул с новой силой, широким жестом руки указывая на Валентина и Митеньку:
- Вот плоть от плоти и кость от костей наших! Они бросают всё и уходят... Куда? Неизвестно. На Урал? Не верю: они с полдороги повернут куда-нибудь, потому что Урал - это определенность, это точка. А наш дух в стремлении к беспредельности, а не в точках.
Идите же с богом, друзья! - воскликнул Авенир, издали протянув по направлению к ним руку. - А мы останемся у старых очагов и будем ждать, когда с рук спадут тяжелые оковы, и мы разбросаем эти очаги ко всем чертям.
- Верно! - крикнул Федюков.
Авенир, вошедший во вкус, не обратил на него внимания. Он как только добрался до возможности говорить, да еще впал в свой обычный тон пророчества, так остановить его было уже трудно. А спорить с ним и вовсе было невозможно, потому что он не слушал никаких возражений, громил всех и ходил по головам, не разбирая ни врагов, ни единомышленников. Главная же его сила была в том, что он верил в свою непогрешимость, так как говорил не за себя, а за весь народ, и притом говорил не о настоящем времени, которое можно было как-то учесть, а всегда о будущем, которого учесть было невозможно.
- Нам дана великая земля! - продолжал он, став на кочку и подняв стакан еще выше. - И, если только внешние условия переменятся и с рук спадут оковы, прогнивший Запад с его механикой, культурой и этой своей красотой - будь она проклята! - только ахнет от того, как мы мимо культуры и прочей дребедени сразу шагнем лет на тысячу вперед.
Профессор, предупрежденный Валентином относительно сильного природного ума Авени-ра, сидя против него на своем стульчике и моргая, смотрел через очки на Авенира, не отрываясь, и слушал с величайшим вниманием. Но при последней фразе он счел своим долгом вмешаться.
- Мы должны, как и все, идти путем эволюции к истине, а она одна для всех.
- Да на что нам нужна ваша истина? - крикнул Авенир. - Нам правду подай, и такую правду, чтобы спасла весь мир. Вот тогда мы, может быть, еще поговорим с вами. Да и то еще только может быть, - прибавил он, подняв над головой руку и погрозив указательным паль-цем. - А этих всяких погремушек нам даром не надо.
- Верно, голубчик, верно, - сказал Александр Павлович, не потому, что он понял и оценил мысли Авенира по существу, а потому, что ему хотелось чем-нибудь поощрить Авенира, который начал уже хрипнуть и два раза вытирал пот со лба.
Авенир действительно охрип. Он взялся за горло одной рукой, а другой сделал жест, обоз-начавший, что, если бы не ограниченность сил в голосовых связках, он говорил бы с удовольст-вием хоть еще два часа.
