Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан
При общении с Лю Хо у Се Яцзюнь невольно возникало чувство гораздо более глубокое, чем просто жалость. Всякий раз, когда она глядела на обезображенное фиолетовыми рубцами лицо подростка, ей казалось, что она видит, как оно горит и даже потрескивает в огне, и тогда из ее глаз начинали катиться слезы. Как же ей хотелось выплакаться – и за него, и за брата, и за себя, и за всех дорогих ей людей. Раньше она и думать не думала о таких вещах, как судьба, но сейчас она понимала, что человеческая жизнь несет на себе печать многих невзгод. Судьба напоминает лицо этого подростка: когда-то светлое и прекрасное, в один миг оно покрылось неизгладимыми рубцами, а ведь рубцы, что остаются на сердце, наверняка еще глубже. Ей даже страшно было представить, какое потрясение, какой кромешный ад испытали Лю Хо и ее братик Ячжоу, когда в той жуткой комнате буйствовал пожар.
Им обоим пришлось несладко, но Лю Хо, понимая переживания девочки, не позволял себе распускать нюни, потому он намеренно сменил тему разговора и принялся как ни в чем не бывало рассказывать историю про то, как к нему через тайный ход пробрался Ячжоу: «Этот маленький сурок изрядно меня напугал: ведь я решил, что мое укрытие обнаружили и теперь мне крышка». На этих словах Лю Хо и Се Яцзюнь, не удержавшись, громко рассмеялись. Но эти звуки были надежно укрыты от посторонних ушей, их не слышал никто, кроме спокойно лежавших перед ребятами собак. В такое трудное время собаки, словно родные люди, дарили величайшее успокоение, и если раньше расхожая фраза «собака – лучший друг человека» воспринималась всего лишь как крылатое выражение, то теперь ребята сполна прочувствовали ее глубину. Они были неотделимы от своих собак, как и собаки от них, только вместе друг с другом они обретали целостный мир.
По правде говоря, Се Яцзюнь мечтала остаться в этой небольшой крепости навсегда и никуда даже носу отсюда не показывать. Но от мыслей о несчастной матери и голодном брате ей тотчас становилось не по себе. Состояние матери с каждым днем ухудшалось, братишка в одиночку выжить еще не мог, об отце вообще ничего не было слышно. Лишь она одна могла худо-бедно быть опорой семье, хотя порою она и о себе-то не могла позаботиться как следует.
34
Словно измученная затяжными холодами весна, Бай Сяолань ходила сама не своя, с глазами на мокром месте.
Дурацкая выходка матери, которая в тот день вела себя словно взбесившаяся псина, окончательно разрушила ее отношения с Се Яцзюнь. Бай Сяолань ненавидела мать, ненавидела до смерти. Еще никого в своей жизни она не ненавидела так сильно. Ей было жутко неприятно узнать, что матери нравится добивать лежачего. Прекрасно зная, что у отца Яцзюнь возникли проблемы, она тем не менее позволила себе так поступить с его дочерью. Бай Сяолань не хотелось иметь такую мать, она не могла понять, с каких пор та стала такой бесстыжей.
Изредка, когда на улице девочка замечала кого-нибудь из семейства Се, ее сердце разрывалось от боли. Ей так много хотелось им сказать, но она не смела и рта раскрыть. Бай Сяолань намеренно избегала общения, поэтому при встрече лицо ее было напряжено, глаза опущены, чтобы не дай бог с кем-нибудь из них не встретиться взглядом. Опустив голову, она быстро проходила мимо, а то и вовсе разворачивалась и шла в другую сторону. По правде говоря, в такие моменты ей больше всего на свете хотелось умереть; ее разом одолевали стыд, презрение к самой себе, неловкость и обида. Она часто думала о том, что Се Яцзюнь ни за что и никогда не простит их с матерью, хотя сама Бай Сяолань не имела никакого отношения к случившемуся. Она понимала, что мать совершила непростительную ошибку, глубоко ранив ее лучшую подругу, и наверняка Се Яцзюнь ее возненавидела, как теперь ненавидела ее она сама.
Узнав о том, что случилось с Се Яцзюнь в тополиной роще, Бай Сяолань потеряла сон. Уйдя с головой в свои страдания, она утратила смелость смотреть подруге в глаза. Теперь ничего нельзя было исправить. Безответственный поступок матери, которая наговорила всякую чушь, навечно погубил их драгоценную дружбу. Пусть их дружба и не была долгой, Бай Сяолань ею очень дорожила. До появления в поселке Се Яцзюнь у нее никогда не было близких друзей. Се Яцзюнь стала лучиком мартовского солнышка, который неожиданно растопил ее заледеневшую душу. И пускай сама она уже давно привыкла сносить бесконечную брань и оплеухи своей матери, черствость по отношению к Се Яцзюнь девочка простить не могла. Ранив Се Яцзюнь, мать тем самым ранила свою дочь, Бай Сяолань. Перестав общаться с подругой, Бай Сяолань утратила вкус к жизни. Когда она засыпала, ее часто мучили кошмары, от которых ее прошибал пот и она погружалась в беспамятство или начинала бредить.
В эти тяжелые дни, когда родным людям лучше бы как никогда хорошо заботиться друг о друге, Бай Сяолань оставалась в доме совсем одна. Те крохи риса, что мать тайком привезла со стройплощадки, они уже давно съели, в вывернутом наизнанку мешке не осталось ни рисинки. Едва за окном начинало смеркаться, мать, словно кошка, бесшумно уходила из дома в неизвестном направлении, а жалкая, добросердечная душонка Сяолань попадала в плен одиночества, голода и кошмаров. Пересиливая себя, девочка усаживалась на кровати, в панике закутывалась в одеяло, так что виднелись одни лишь глаза, и, похожая на капусту, подолгу трусливо и в то же время упрямо таращилась в окно, не в силах уснуть. Такова была реальность Бай Сяолань, которая каждую минуту тряслась от холода, темноты и одиночества.
Мать снова куда-то собралась уходить. На ощупь пробираясь к двери, она на что-то натолкнулась и невольно вскрикнула. Перед самой дверью, словно пень, преградивший дорогу, стояла Бай Сяолань. Лица девочки в темноте было не разглядеть, лишь черные глаза светились решительным блеском.
– Напугала до смерти, словно оборотень какой. Почему не в кровати, чего тут
