Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов
– Бутерброд будешь? С колбасным сыром.
– Буду.
Пока Дрюня варил кофе и резал сыр, Соня рассказала о болезни Пучеглазова.
– С ногами плохо. Пять минут походит с палочкой и садится, устал. Ступни опухать стали. Привезла хорошего врача-терапевта. Он, конечно, насоветовал процедуры, уколы, таблетки. В Москве то же самое рекомендовали. Сосуды кальцием забиты… Я кое-что почитала, хочу попробовать. Нашей водой полечить. Поможешь мне? Он не хочет видеть чужих людей.
Пучеглазова привезли к роднику, надели на него длинную белую рубаху и завели в купальню. Он окунулся с головой пару раз и заорал:
– Ххо-ло-дно! Оо-о-е! Хорошо!
Медсестра долго растирала белую тушу министра сухими полотенцами, потом массировала ступни и лодыжки. Министр оделся и крякнул от удовольствия:
– Тело горит!
Процедуры повторялись ежедневно. Через месяц Пучеглазов осторожно сказал Соне:
– Я сегодня ходил к Дону и до обеда гулял по пойме… Я, кажется, здоров, Соня…
Соня крепко поцеловала мужа, засмеялась и заплакала.
– Я знала! Знала! Знала! – Соня громко кричала и хлопала в ладоши. – Это родник! Родник! Родник!
15
С утра у Егорьева Ключа собирались сотни паломников. Они сидели в тени под вербами, ожидая хозяйку. Многие были из дальних мест и ночевали тут же на траве под деревьями. Дети играли в чехарду, женщины раскладывали на рушниках нехитрую снедь, тихо переговаривались. Хозяйка запаздывала. Дрюня в монашеском одеянии сидел в домике у самого родника возле купальни, слушая точеные пересвисты соловьев и человечьи клики кукушки. На днях отец Амвросий благословил своего друга носить монашеское облаченье и именоваться старцем Андреем, как его давно уже называли паломники. Они же с почтением называли матушкой Софью Ильиничну. Старец и матушка уже прославились исцелением. В купальне на глазах у толпы паломников вылечили мальчика от заикания. Много лет страдавший от судороги местный учитель прямо у родника отбросил костыли и стал делать приседания, как молодой. Но самым впечатляющим было выздоровление молодой женщины с нервным расстройством. Ее накрывала падучая по нескольку раз в день. И вот после двухнедельного купания в ледяной родниковой воде и растирания сухими полотенцами женщина объявила всем, что выходит замуж и до скончания дней своих будет молиться за старца Андрея и матушку Софью. Царица небесная, все во власти твоей! Сколько умников остались в дураках, не вкусив блаженства испытать чудо. А может, им не дано видеть то, что видят страждущие и алкающие благодати. Хвала вам, вкушающие исцеление и утешение в Егорьевом Ключе от старца Андрея и матушки Софьи. Ищите и обрящете!
Хозяйка появилась, как ясно солнышко, светлая, целомудренная. В белой приталенной кофточке, в белом шелковом платочке, с веткой жасмина в руке. Паломники почтительно встали, кланяясь. Низко поклонилась и матушка Софья.
– Здравствуйте!
Она спустилась к купальне, поздоровалась со старцем Андреем и уселась в плетеное кресло. Служки стояли у входа, у открытой железной калитки, пропуская по двое паломников. Две медсестры у купальни принимали пациентов, проделывали водные процедуры, растирали сухими полотенцами, напутствовали советами и обращались к другим страждущим исцеления. Процесс сопровождался жалобами, стонами, мольбами. Участие старца Андрея заключалось в накладывании рук на головы стоящих в купальне и обращением к каждому:
– Во имя Отца и Сына, окунайся!
Процедуры длились каждый день с утра до вечера, и паломников прибавлялось. Гостиница была переполнена, люди устраивались на ночлег по соседним дворам, а то и вовсе на траве под деревьями. Хозяйка начала строительство еще одной гостиницы. Прикладбищенский бизнес процветал. Отец Амвросий, благословивший Егорьев Ключ, теперь укоризненно качал головой и говорил своему другу Дрюне:
– Негоже подогревать людские страсти. Негоже брать деньги за дармовую водицу…
Дрюня вздыхал, мрачнел и отмалчивался.
Тихон, директор кладбища, всегда под хмельком, умилялся и хвалился загряжцам:
– Это не женщина, а совет министров! Софья Ильинична даст фору любому Ротшильду. Молюсь и буду молиться за нее до скончания века.
В этот день Соня выглядела не совсем обычно. Многозначительная улыбка дрожала на губах, рука беспокойно теребила ветку жасмина. Белая полупрозрачная кофточка с глубоким вырезом на груди выглядела не совсем скромно на этом почти церковном обряде.
Она недолго побыла у родника, царственно встала с кресла, позвала старца Андрея и повелела:
– Андрей Васильевич, пожалуйста, зайди ко мне в обеденный перерыв…
Голос Сони был по-девичьи чист, воркующ. Веточка жасмина медленно щекотала кончик носа. Прямой немигающий взгляд был настолько откровенен, что Дрюня почесал поясницу и отвел глаза.
Соня ждала в комнате отдыха, вход в которую был прямо из кабинета. В комнате было прохладно и темно, работала охладительная установка. Небольшой столик был накрыт просто и со вкусом. Отварное мясо, овощи, балык из осетрины, черная икра. Коньяк, соки. Огромная ваза с розами. Пока Дрюня осваивался с темнотой и разглядывал закуски, из глубины комнаты вышла Соня в розовом прозрачном халате. Она улыбнулась многозначительно, вскинула голые руки к затылку, пришпиливая длинные волосы. Сквозь прозрачную ткань близко виделись темные подмышки и темный мысок под животом.
– Дрюня, милый, – сказала она буднично, по-родственному. – У меня сегодня именины. Ты мой родственник и друг, самый близкий в Загряжске. Поздравь меня.
Дрюня облизнул губы и твердо сказал:
– Поздравляю!
– Поцелуй меня.
Дрюня взял в ладони ее голову и медленно тщательно поцеловал в губы.
– Иди ко мне.
Она медленно отступала в темноту, роняя на пол халатик.
– Иди… Тут хорошо, мягко…
Дрюня пожевал пересохшие губы и косолапо потянулся к ней.
Через полчаса они сидели за столом, пили коньяк, ели мясо с кинзой и огурцами. Дрюня наивно спрашивал:
– Ты зачем… это?
Соня строго посмотрела ему в глаза.
– Дурачок ты, Дрюня. Ребенка хочу.
– А муж? Денис?
– Он знает.
– Это… это как-то по-московски…
– Дрюня, ты же понятливый, Денис не может, что же мне, на дискотеку ходить? Ты из Пучеглазовых, порода хорошая – вот весь мой расчет. Мне наследник нужен, сыночек. Давай выпьем, ты поймешь меня.
За свою грешную жизнь Дрюня познал немало женщин, и на старости лет они мало чем могли его удивить. Соня его удивила. Он стучал по темени кулаком и восхищенно изрекал:
– Царица!
После этого он как-то попытался обнять ее, Соня наотмашь ткнула его локтем и зло отрезала:
– Слышишь! Никогда больше не прикасайся ко мне!
Дрюню точно кипятком ошпарили. Он с ожесточением скреб затылок и мотал головой:
– Царица!
