Ночь борьбы - Мириам Тэйвз
Каким-то образом бабуля рассказала все даже им.
Я вернулась к маме и Горду. Мама уже лежала в постели как положено, не считая того, что размахивала своим розовым паркером у всех на виду. Ее ноги были высоко в воздухе, и она все еще рычала.
Кто-то вытягивал из нее Горда.
– Стой тут, стой тут, – сказала медсестра. – Тебе вообще не следует здесь находиться.
Мама сказала:
– Останься!
Медсестра надела на меня халат и повязала мне на лицо маску. Я стояла у маминой ноги. Я не знала, что делать. Я положила руку ей на колено. Оно дрожало. Медсестра велела маме дышать.
– Да, мам! – сказала я. – Ты слышала эту леди! Дыши!
Вместо этого мама зарычала, как будто планировала убить нас всех, как только из нее вытащат Горда. Дыхание в больницах – это самое главное. Это все, чего они от тебя хотят, неважно, молод ты или стар, и даже если тебе нужна помощь шланга. Чтобы ты дышал и ел пончики. Мама все еще рычала. Как будто у нее в голове осталось только две мысли. Родить ребенка. Убивать людей. Я подумала, не нужно ли мне предупредить медсестер, что они имеют дело с очень трудной женщиной. Но затем, веришь или нет, Горд выскользнула прямо из маминой задницы, и вуаля!
P. S. Я знаю, что это не ее задница, окей? Никогда не говори со мной о таких вещах.
Потом произошло много всего. Просто посмотри «Зовите акушерку», если у тебя есть телевизор, и ты поймешь, о чем я. Медсестры швырнули Горд на маму, отчего она расплакалась. Я прямо слышала, как она думает: «О черт, и это Горд?» Но она плакала не поэтому. Это были слезы счастья, я впервые о таких слышу. Но это же мама. Теперь у нее нет мозга. У нее все эмоции задом наперед. Она схватила меня. Я оказалась лицом к лицу с Горд, которая была вся в крови и кишках. Мама обняла нас так, словно мы были двумя последними золотыми билетами из «Чарли и шоколадной фабрики». Ничто не могло помешать ей придушить нас до смерти. Возможно, из-за всего этого рычания и стояния на четвереньках она превратилась в дикое животное, убивающее своих детенышей из зависти, потому что они молоды и красивы. Уровень кислорода у меня был низкий, как у бабули. «Дыши, Горд! Дыши!» – сказала я про себя, пока сама задыхалась до смерти. «Защита „Снежного городка“ – такая глупость», – это была моя последняя мысль.
Но, как ты уже, наверное, догадался, мы выжили. Мама сказала, что я должна проверить бабулю. Она попыталась засунуть себя в рот Горд. Горд закричала, потому что кто бы не закричал, если бы ему вдруг стали впихивать в рот часть тела. Мама заставила меня лечь на кровати рядом с ней и Горд. Она хотела, чтобы мы все трое сделали лежачее селфи для бабули. Горд была такой маленькой. Нам всем было сложно уместиться в кадре.
– Ладно, кролик Флопси, – сказала я Горд. – Скажи «сыр».
Я поцеловала склизкую голову Горд и потную мамину щеку и тихо соскользнула с кровати. Я должна была пойти проверить, как бабуля.
Я побежала в отделение интенсивной терапии и подождала, пока через запертую дверь не пойдет кто-нибудь, кому можно заходить внутрь, чтобы я могла прокрасться вслед за ним. Бабуля лежала в своей постели. Теперь вокруг нее возились только две медсестры. Я посмотрела на ее грудь. Молодая медсестра заметила меня.
– Горд родился? – спросила она.
– Да! – выкрикнула я. Бабуля не открывала глаза.
– Поздравляем! – сказала медсестра. Бабуля по-прежнему не открывала глаза. Аппараты так сильно шумели. А где ангел Лу? Медсестра сказала мне, что к бабуле приходил доктор Де Сика и что он знает, что она в отделении интенсивной терапии. Я улыбнулась и кивнула. Бабуля, наверное, была так рада его видеть.
– Она проснулась? – спросила я.
– Нет, к сожалению, – сказала медсестра, – она спит. Он оставил ей записку.
Медсестра спросила меня, не хочу ли я дать бабуле ледяную крошку. Она велела мне подержать ее на бабулином языке и дать льдинкам там растаять. Из ее рта все еще торчал шланг. Он был приклеен к ее щеке. Ее губы потрескались, а в уголке рта все еще оставалась запекшаяся кровь, потому что шланг немного порвал его. Я держала ледяную крошку на ее языке. Он не зашевелился, даже когда я положила на него лед. У себя в голове я услышала, как она сказала «Na oba!» на своем секретном языке.
– Бабуля, Горд здесь.
Я поднесла телефон с фотографиями прямо к ее глазам. Я прокрутила, чтобы она могла увидеть их все. Но она не открыла глаза. Молодая медсестра сказала:
– Дорогая, дай бабуле отдохнуть.
Она добавила, что у них пересменка и что я смогу прийти утром. Она сказала, что уже поздно, и ничего себе, какой напряженный день, а? И что мне нужно поспать. Я сфотографировала бабулю для мамы и Горд.
Я побежала обратно к ним, но их не было там, где я их оставила. Их перевели в другую палату с окном. Они спали в кровати вместе, хотя у Горд была своя небольшая пластиковая коробка, в которой она могла спать рядом с мамой. На ней был чепчик. Я наклонилась над кроватью с фотографией бабули, но они не открыли глаза. Все спали, а я не знала, что мне делать. Я села на стул рядом с мамой и Горд. Мама говорила, что я должна обзвонить всех с новостями насчет Горд и бабули с ее телефона. Но где сейчас ее телефон? Я хотела позвонить Лу и Кену. «Горд родилась, чуваки! С ума сойти, верно?» Я вспомнила, что у меня в телефоне есть контакт Ти, который он оставил бабуле. Я отправила ему несколько фотографий со мной, мамой, бабулей и Горд. В промежутках между всеми его сообщениями от сексуальных голливудских девушек в джакузи он получит фотографии бабули, подключенной к шлангу. И случайной канадской семьи, в которой не хватает некоторых членов.
Потом я вспомнила кое-что из «Зовите акушерку». Я вывалила все из своего рюкзака на стул. Я сняла джинсовую куртку и вложила ее в рюкзак, чтобы там было мягко и тепло. Я осторожно, осторожно, осторожно положила Горд в рюкзак. Мама не шевелилась и не издавала ни звука. Тоже мне, родительница! Она явно врала мне, когда говорила, что молодые матери никогда не спят. Чепчик Горд торчал из
