Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться - Ярослав Андреевич Соколов
Врач назначила кучу анализов и обследований, в том числе направила на МРТ. Результаты повергли нас с мамой в шок: диагноз «деменция по смешанному типу». То есть нарушения в головном мозге имелись и сосудистого типа, и атрофического (по типу Альцгеймера). К чему нам готовиться, мы тогда еще не представляли, понятно было только одно – процесс этот необратимый. А вот как быстро болезнь будет прогрессировать и сколько может продлиться, никто сказать не сможет. Единственное, что в наших силах, – несколько замедлить деградацию мозга и поддерживать функционирование жизненных систем. Именно функционирование, так как нормальным словом «жизнь» вскоре это уже стало невозможно называть.
В течение первого года после постановки диагноза (а начались разрушения, думаю, сразу после инсульта) мы перестали доверять бабушке какую-либо готовку на кухне, это все чаще заканчивалось дымовой завесой в квартире и сгоревшими кастрюлями. Стали даже снимать краны с плиты, если нужно было отлучиться, а готовую еду оставляли в микроволновке, с яркими стикерами-указателями. Со временем пришлось отказаться и от микроволновки, и от того, чтобы куда-то отлучаться. Кому-то из нас теперь обязательно нужно было быть с бабушкой. Выкручивались как могли.
Потом из ее памяти информация начала пропадать целыми блоками, она стала забывать наши имена, и кто мы вообще такие; и кто она такая, и свое имя. Словно кто-то стирает невидимым ластиком всю прожитую человеком жизнь. И самого человека. Поначалу это меня больше всего угнетало – то, что она не узнает меня. Не сказать, чтобы я ожидала какой-то благодарности в ответ на заботу (а это ведь немалый труд и часто отказ от собственной жизни), но иногда бывает просто невмоготу принять все это.
Принять, что рядом с тобой уже не тот родной человек, не та бабушка Уля, которой можно было положить голову на колени, уткнуться в полинявший байковый халат, закопаться в теплые мягкие руки и сказать всем напастям: «Я в домике».
Теперь это даже не то чтобы чужой человек, а какой-то капризный и злобный подменыш, жуткий филин с красными глазами вместо доброй и ласковой Снегурочки…
Знаю, что мама тоже очень болезненно все это переживает, мы с ней постоянно друг друга оберегаем от срывов и вытаскиваем из неизбежного сползания в депрессию. А тут она вдруг очень некстати вспомнила рассказы своего дядьки о последних годах жизни их с бабой Улей матери, которую чуть не каждую неделю приходилось искать с милицией, когда она выходила из дому и где-то терялась. Кусочки пазла неожиданно сложились в единую картинку. И теперь я часто вижу, как мама смотрит на бабушку и видит на ее месте себя. «Удуши меня подушкой», – сказала она мне однажды, и я сразу поняла, о чем это она. А еще мама перестала называть меня полным именем, Ульяной (да, меня в честь бабушки окрестили), зовет как раньше, в детстве – Яня, Яничка.
Конечно, как и моя мама, я не могу не задумываться о будущем, о перспективах собственной старости, хотя это кому-то может показаться странным для моего возраста. В молодости редко кто об этом думает, старость обычно кажется чем-то таким далеким-далеким и несбыточным, почти как космос. Но мне просто очень не хочется под конец жизни превратиться в кактус, которому нужен лишь постоянный уход и полив, не хочется стать бессмысленной ношей для близких. Вот иногда подумываю, когда будет время, сходить проконсультироваться у невролога, может, какие-то ноотропы пропить для профилактики. Хотя это чушь, наверное. А если объективно, это ведь еще не самое страшное. Сам дементик не страдает от болезни, через какое-то время он вообще перестает осознавать свое состояние. И никаких проблем у него, все на плечах родных.
Раньше, где-то года полтора назад, бабушка очень беспокойно спала, могла подскочить посреди ночи и начать куда-то собираться. То ребенка забрать из садика, то молока купить для кошки, которой нет. Глючило, словом, не по-детски. Ключи от входной двери мы давно от нее попрятали, чтобы не искать потом нашу гулену по всему городу, но на нее это плохо подействовало – она могла закатить целый концерт по этому поводу. Лекарства тоже не всегда работали, а иногда приходилось их отменять или снижать дозировку из-за побочки. Поэтому я взяла за правило почаще с ней гулять перед сном, пока еще не стемнело, – темнота ее пугала.
Мы с ней ходили по бульвару, как в детстве, когда она забирала меня после садика, а потом и после школы. Я старалась поводить ее подольше, чтобы она хорошенько устала, потом мы садились на лавочку, и я читала ей детские книжки – те самые, что она когда-то читала мне, «Незнайку в Солнечном городе» и «Алису в Зазеркалье». Бабуля слушала, но, скорее всего, просто звук моего голоса ее успокаивал, не уверена, что она тогда еще была способна улавливать смысл слов. На соседних лавочках иногда рассаживались мамаши с детками, и я представляла себя со стороны – такая же клуша со своим дитенком. Если малыши оказывались слишком шебутными и горластыми – мы уходили, у бабули это вызывало тревожность, хотя в основном интереса к происходящему вокруг она не проявляла. Но как-то раз, когда мы шли домой дворами, через детскую площадку, она увидала качели. Подошла, потрогала руками и вдруг уселась на них. Я сперва опешила, но потом легонько покачала – надо было видеть, как засветилось ее личико. Чисто ребенок! Всю ночь она спала спокойно и (как мне показалось) даже улыбалась во сне.
Знакомые иногда спрашивают, почему мы не пристроим бабулю в какую-нибудь подходящую по диагнозу клинику, где ей был бы обеспечен нужный уход, – мама могла бы спокойно работать, а я учиться. Ответов, на самом деле, у нас с мамой обычно два: во-первых, все упирается в финансы, а во-вторых… Нам однажды все же пришлось на время отправить бабулю в психоневрологическую больницу – маме предстояла длительная командировка, а мне – сдача экзаменов. Но когда мне пару раз удавалось ее навестить, бабушка постоянно спала, причем в совершенно непривычное для нее время, а на запястьях обнаружились гематомы. Мы с мамой предположили, что ее просто накачивали снотворными и привязывали к кровати. Решили, что такой «уход» нам не
