Мистер Вечный Канун. Город Полуночи - Владимир Торин
— Где ты была? — с безразличием к недугу дочери спросила Мегана. — Ты ведь знала, что я тебя ищу!
— Я помогала мистеру Греггсону. Ну, ты знаешь, такой ф-франт в п-полосатом костюме… кхе-кхе…
— Что?! Греггсон? Какого черта ты ему помогала? Что еще за новости?
— Ну-у-у… не кричи на меня… — заныла Мими. — Папа велел мне помочь м-мистеру Г-греггсону с меню. У него особые предпочтения и…
— Я все знаю о его чертовых предпочтениях! — прорычала Мегана. — Папа, значит, сказал?! Мы еще с твоим отцом поговорим об этом, уж поверь мне. И только попробуй еще раз приблизиться к Греггсону, поняла? А сейчас за мной! Скоро праздничный ужин. Тетушка Корделия велела накрывать на стол.
Не говоря больше ни слова, Мегана развернулась и пошагала вниз по лестнице. Мими поплелась следом, и Виктор снова остался один.
Корделия Кэндл застыла на пороге, пораженная открывшимся ей зрелищем. Всего какое-то мгновение назад, поворачивая ручку двери и входя в комнату младшей дочери, она собиралась что-то сказать и что-то сделать, но сейчас… да, она забыла, что хотела, и просто утратила дар речи.
Спальня малышки Марго, всегда такая чистенькая и прибранная, украшенная миленьким кружевом, со множеством фарфоровых кукол, стоящих на специальных полках вдоль стен, сейчас превратилась в нечто совершенно невообразимое.
Чайный сервиз, от которого еще поднимался пар, идиллически разместился на столике, словно на какой-нибудь пасторальной картине. На этом идиллия заканчивалась. Крем на пирожных стал алым от кровавых брызг. Вся комната была в крови: детская кроватка Марго, стены, увешанные рисунками девочки и милыми картинами с овечками и зайчиками в овальных рамах, узорчатые коврики, ящики с игрушками. На стульях вокруг стола сидели три грузных женских тела в вечерних платьях, напоминающие набитые соломой чехлы для мебели. У тел отсутствовали головы и руки.
Дочь стояла посреди комнаты и глядела на мать невинно-невинно. При этом во всем ее облике проскальзывало нечто пугающее, ненормальное… нечто чудовищное.
— И что ты станешь с этим делать, мамочка? — ядовито-приторным голоском спросила Марго.
— Что ты натворила? — в ярости прошептала Корделия, поспешно закрывая дверь.
— Я просто не могла больше их слушать… — Марго скривила личико. — «Ля-ля-ля», «тра-ля-ля».
— Это ведь не повод их убивать!
— Когда твой ребенок рождается мертвым, это ведь не повод искать замену или, вернее… подмену, так ведь, стрига? — не осталась в долгу Марго. В ее тоне и ее лице сейчас не было ничего детского.
— Не смей меня так называть, — прошипела Корделия. — И упрекать тоже. С чего мне было предположить, что…
— Конечно не с чего. Ты решила, что тварь-подменыш лучше мертвого ребенка. Я все помню.
Корделия сжала кулаки от ярости.
— Не называй себя так. Ты моя дочь.
— Нет, твоя дочь мертва, ты родила ее мертвой, разве забыла?
Для Корделии подобное напоминание было намного более жестоким, чем какое-то там убийство трех надоедливых троюродных тетушек. И к тому же совершенно излишним.
Корделия Кэндл ни на мгновение не забывала о том, как из нее достали мертвого ребенка, и о том, что она сделала, не в силах с этим смириться. Сейчас она была уже не той Корделией. Сейчас она, возможно, поступила бы иначе, но тогда, семь лет назад, она приманила стригу, злобную ведьму из рода тех, кто живет под холмами. Старуха притащила с собой подменыша, ребенка тварей, кого обычные люди называют «нечистой силой». Рискованное и ужасное дело — едва ли не преступление — завершилось удачно. Хотя многие усомнились бы в том, что это — «удача». Ведьма Кэндл обманула стригу, подсунув ей мертвую девочку, а вместо нее получив…
— Сколько можно напоминать мне об этом? — тихо проговорила Корделия.
— Буду напоминать, пока ты не перестанешь делать удивленный вид всякий раз, когда я «вытворяю» что-то обычное… обычное для меня. Я ведь всего лишь подменыш, а ты — моя любимая стрига. Ты заботишься обо мне лучше, чем та, первая. Ты не пытаешься от меня избавиться, подложить кому-то, а я никого не трогаю… почти. Чего же ты еще от меня хочешь?
— Чтобы ты вела себя как обычная девочка.
— Обычная девочка спит в земле. Поэтому смирись. Не ты ли сама говорила, что тварь-подменыш лучше мертвого ребенка?
— Мне стыдно за эти слова. Ты не тварь, ты — моя милая маленькая Марго.
— Я все жду, когда же ты пожалеешь о том, что сделала, — испытующе глядя на «мать», проронила Марго. — Пожалеешь, что не раскаялась вовремя и не посадила меня на лопате в печь, чтобы я со свистом вылетела в трубу и распалась на сотню золотых искр.
— Не смей так говорить. Я ни разу не жалела.
— А если я буду и дальше… — Маленькое чудовище обвело широким жестом комнату.
— Не будешь, — безоговорочно заявила Корделия.
— С чего бы это вдруг?
— Ты забылась, крошка моя, — угрожающе проговорила Корделия. — Кажется, мне стоит тебе напомнить, кто здесь главный.
— Ты не можешь меня контролировать, стрига-мать, как не могла и та стрига, которую ты заманила сюда со мной в пеленках.
— Контролировать? — На миг лицо Корделии Кэндл изменилось. Образ заботливой мамы исчез: остались лишь нескрываемые злость и раздражение, вызванные неким досадным обстоятельством, отвлекающим от действительно важных дел. — Контролировать… Вот насмешила. Если тебе так наскучило жить в моем доме, негодная маленькая мисс, я могу отнести тебя туда, где тебя с радостью примут. В полночь холм откроется и…
— Нет!
В глазах твари моментально отразился подлинный, животный ужас: за столько лет она слишком уж привыкла к человеческому обществу и обращению. Ей уже не просто нравилось чувствовать себя маленькой девочкой — она больше не могла представить себе, как это — не быть частью семьи. Корделия прекрасно знала, чего боится ее Марго: та была в ужасе от одной только мысли, чтобы вернуться в то место, откуда ее когда-то забрали. И пусть подобная перспектива саму ведьму пугала не меньше «дочери», последней об этом знать вовсе не следовало.
Марго затряслась от накатившего страха, отчего тут же стала походить на самого настоящего ребенка:
— Прошу-у-у-у, не надо. Я буду очень-очень послушной, мамочка-стрига. Честно-честно… Ты ведь не поступишь так со своей доченькой?
— Поступлю, если ты еще раз вытворишь нечто подобное. И говорю тебе в последний раз, Марго. Не смей меня так называть!
— Но ведь рядом никого нет! Никто не услышит, стрига.
— Все равно не называй меня так!
