Федор Сологуб - Королева Ортруда
Синдикалисты оказались довольно сильными в прекрасной стране Соединенных Островов. К этой партии примкнуло большинство интеллигентного пролетариата, и значительная часть рабочих тех производств, где требуется большая степень умственною развития и специальных навыков и знаний. Этой партии весьма симпатизировал и доктор Филиппо Меччио. Впрочем, он еще продолжал оставаться в составе центрального комитета социал-демократической партии.
Другие главари социал-демократов уже давно были настроены недружелюбно к Филиппу Меччио. Для этого, кроме обычного в людях, по слабости человеческого сердца, недоброжела-тельства слабейших к сильнейшему, были и более основательные и достойные причины, как в теоретических колебаниях Филиппа Меччио, так и в его поступках. О беседе Филиппа Меччио с королевою Ортрудою скоро узнали. За эту встречу его очень упрекали и в партии, и в обществе. Одно время упорно держались слухи о том, что Филиппо Меччио принужден уйти из партии. Центральный комитет социал-демократов опроверг эти слухи, когда они стали повторяться и в печати. Но всё же положение Филиппа Меччио в центральном комитете было довольно неприятное.
В широких же слоях общества и в народе в эти дни, несмотря ни на что, и как бы вопреки всем толкам о его ошибках, очень возросла популярность Филиппа Меччио. Самые колебания его привлекали к нему сердца многих. В нем видели не человека программы, а человека живого дела. Женщины с особенною страстностью оправдывали его визит к покойной государыне, как поступок рыцарский по отношению к женщине.
В лавочках и у разносчиков газет продавались портреты Филиппа Меччио. На открытках он был изображен в десятках поз. В кабачках пели куплеты, прославлявшие его прошлое. В салонах и на общественных собраниях повторяли его "слова", более или менее острые,- а многие из этих словечек никогда не были им сказаны. Дошло до того, что старые анекдоты и выдумки новейших остроумцев все без исключения приписывались одному Филиппу Меччио. Ежедневно в разных концах Пальмы и в других городах происходили многолюдные и шумные манифестации в честь Филиппа Меччио.
Каждый день собирались толпы народа перед домом, где жил Филиппо Меччио. Ему приходилось выходить на балкон, и говорить речи. Каждый день в двери его квартиры стучались толпы девушек и женщин, приносящих ему цветы,и были тут и праздные нарядные барышни, дочери адвокатов и инженеров, и быстроглазые, просто одетые работницы, учительницы и студентки, и скучающие дамы, и труженицы, которым некогда скучать.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
В то же время и в Пальме, и вне столицы начались частые манифестации против принца Танкреда.
Одна из этих манифестаций в Пальме была особенно бурною. Толпы рабочих со своими женами и дочерьми шли из предместий по улицам, и кричали:
- Долой Танкреда!
- Пусть он убирается из Пальмы!
На площади, где стоял памятник королевы Джиневры, перед зданием парламента сошедши-еся с разных сторон толпы соединились. Мальчишки сложили костер у самого подъезда парламента, и на нем сожгли портреты принца Танкреда. Девушки и женщины с хохотом и песнями плясали вокруг этого костра.
Отсюда толпа двинулась прямо к королевскому замку, где жил принц Танкред.
Министерство послало против манифестантов отряд войска. Недалеко от королевского замка солдаты преградили дорогу манифестантам.
Мерный строй и звуки барабанов произвели не особенно сильное впечатление. Толпа остановилась. Но не расходились.
Мальчишки прыгали перед строем, гримасничали и распевали уличные песенки против Танкреда. Подростки держали себя смело до дерзости. Девушки смеялись и бросали в солдат цветы.
Приказов разойтись толпа не слушала.
Среди солдат поднимался угрюмый ропот. Генерал, командовавший отрядом, нашел, что необходимо скорее кончать. Он тихо сказал своему адъютанту:
- Открыть по мятежникам огонь.
Адъютант почтительно выслушал приказ. Потом, нервно сжимая левою в белой перчатке рукою узду своего красивого вороного коня, он приблизился к батальонному командиру, который стоял на тротуаре у стены чьего-то дома за рядами своих солдат, и передал ему приказание генерала.
Раздались звуки рожка, предупреждавшего, что будут стрелять. В толпе смеялись. Были уверены, что стрелять не посмеют.
Тогда послышалась команда. Но солдаты стояли неподвижно, и команды не исполняли.
Офицеры были смущены. Генерал пришел в ярость. Кричал:
- Расстреляю!
Но очевидно стало, что никакой дисциплины нет, и что солдаты в рядах не менее опасны, чем рабочие в толпе.
Ряды солдат расстроились. Передние смешались с толпою. В толпе слышались дружелюбные крики:
- Да здравствует армия!
- Да здравствует народ!
Солдаты братались с рабочими. Менялись медными образками. Целовались. Молодые работницы осыпали солдат цветами.
В королевском замке принц Танкред, облеченный в свой мундир дивизионного генерала, украшенный звездами, орденами и медалями здешними и иностранными, беседовал с друзьями. Принц Танкред и его друзья лихорадочно ждали событий.
Сюда же приехал Виктор Лорена и еще несколько министров.
Ожидание выстрелов было напряженным. Принц Танкред то и дело посылал адъютантов узнать, не началась ли стычка солдат с манифестантами.
Смутные гулы из города рождали в замке смятение. Наконец стали приходить вести о том, что случилось на площади королевы Джиневры и на улице перед королевским замком. Сначала это были какие-то неопределенные слухи. Потом стали получаться донесения адъютантов. Наконец явился комендант города. Его доклад произвел потрясающее впечатление.
Ждали, что толпа нападет на замок. Генералы горячились. Они предлагали самые крайние и крутые меры,- пустить в ход артиллерию, залить возрождающийся мятеж потоками крови.
Министры были осторожны. Виктор Лорена говорил:
- Рабочие не вооружены. Это - простая манифестация, правда, неприятная, но вовсе не опасная. Покричат и разойдутся. А завтра полиция и комендант примут надлежащие меры.
Виктор Лорена один был спокоен. Остальные стали подумывать о бегстве.
Был смутный говор, что из замка есть подземный ход. Но никто не знал тайны чертогов Араминты.
Принц Танкред гневно восклицал:
- Я говорил тогда! Меня не послушались,- и вот результат налицо. Надо было без всякой пощады разделаться с этою сволочью, повесить этого разбойника Меччио.
Граф Роберто Камаи сказал самоуверенно:
- Мы одолеем!
В душе его была тихая злорадная злость. Он был бы рад, если бы толпа ворвалась в замок, и убила принца Танкреда.
Герцог Кабрера упорно молчал. Его серое лицо бледнело, ничего не выражая, кроме страха.
Меж тем толпа хлынула на площадь перед дворцом. Долго раздавались угрожающие крики. Но напасть на замок не решались. К ночи разошлись.
КОММЕНТАРИИ
Творческое наследие одного из самых своеобразных и значительных русских писателей начала XX века - Федора Сологуба (Федора Кузьмича Тетерникова; 1863-1927) до сих пор основательно не изучено. Помимо неоднократно переиздававшегося романа "Мелкий бес", небольшой части его поэтических произведений (общее количество которых выражается четырехзначным числом), вошедшей в книги большой и малой серии "Библиотеки поэта" и одиннадцати рассказов, включенных в минский сборник Сологуба "Свет и тени", книги его в советское время не издавались. Если учесть, что значительная часть его стихов, почти все статьи и некоторые рассказы были опубликованы лишь в периодических изданиях, малодоступных либо вообще недоступных рядовому читателю, вопрос о научном и комментированном издании его произведений становится особенно важным. Произведения, никогда не публиковавшиеся, были, по большей части, сожжены самим писателем за несколько месяцев до смерти; уцелели лишь немногие. Несколько лучше обстоит дело с его перепиской: письма Сологуба к В. Брюсо-ву, Вяч. Иванову, В. Мейерхольду сохранились и тоже ждут своей публикации.
В настоящее издание вошла лишь малая часть творческого наследия Сологуба. Помимо романа "Творимая легенда" (в первом издании "Навьи чары") в книгу включены статьи Сологуба, необходимые для понимания сложного и противоречивого внутреннего мира писателя. Особое место занимает корпус биографических материалов, печатающихся по малодоступным или архивным источникам и достаточно полно представляющих жизненный и творческий путь Федора Сологуба.
Все тексты, вошедшие в книгу, печатаются по последним прижизненным публикациям, со сверкой (во всех случаях, когда это возможно) по рукописи, послужившей непосредственным источником текста при печатании. Пунктуация Сологуба, не всегда совпадающая с общеприня-той нормой, сохранена, так как автор придавал ей большое значение, педантически выправляя ее во всех случаях, когда авторская воля не учитывалась издательством. Особенности орфографии не соблюдаются, если они не несут дополнительного смыслового значения (корридор, аттака), но учитываются, если слово при написании по современному образцу изменяет смысл (миро и мирра). Иностранные имена печатаются в транскрипции, принятой Сологубом (Верлэн).
