Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 2)
Он уселся на опушке леса на обледенелый пень, чтобы поужинать хлебом с брынзой. Он и сам не заметил, откуда подошла к нему эта собака - красивый породистый сеттер, по-видимому, бездомный, рыжая шелковая шерсть висела грязными спутанными клочьями, длинные висячие уши давно никто не расчесывал, бока ввалились.
- Ах ты, бедняга! Да ты, я вижу, тоже бедствующий аристократ! Ну, поди сюда, бери, - и Олег протянул кусок хлеба. Собака подошла, хромая, и взяла хлеб, деликатно не коснувшись руки человека.
- Мы с тобой, как видно, товарищи по несчастью, ты кто же - граф, маркиз или князь?
Сеттер в печальной задумчивости внимательно смотрел на него. Олег выложил перед ним остатки хлеба и брынзы.
- Извини, как говорится, чем бог послал. Ну, пойдем, побродим по лесу, а то ведь тоска, брат.
Усвоенным с юности охотничьим жестом он ударил себя по колену, и тотчас что-то сверкнуло в печальных глазах собаки.
Уже в сумерках они подошли к неприглядному дому на опушке.
- Вот и наше палаццо! Не знаю, впустят ли тебя. Придется, пожалуй, весьма не по-товарищески тебя бросить. Ночевать на морозе очень уж не хочется.
Старуха и в самом деле не разрешила войти с собакой, и Олег вошел один, сопровождаемый долгим взглядом, в котором были одновременно и укор и понимание.
Он все-таки не ожидал такой картины: комната оказалась вся до отказа забита народом - лежали прямо на деревянном полу, сидели на подоконниках, играя в карты, ругались, курили, кто-то опрокидывал "маленькую" прямо в горло и удовлетворенно крякал, кто-то наяривал на баяне. Уголовники! - мир засаленных полосатых гимнастерок, голубых маек и старых кожанок, парни "что надо" и полуспившиеся мужики, - половина из них, по всей вероятности, нигде не прописаны. Сундук оказался занят; правда, в ответ на протест Олега старуха явилась навести порядок и согнала с него одну из подозрительных личностей. Подложив под голову свой рюкзак и закрывшись пальто, Олег устроился кое-как на абонированном участке. Унылые напевы баяниста: "Вот умру я, умру я, похоронят меня, и никто не узнает, где могилка моя" наводили тоску.
"На дне! - подумал он. - В эту ночь останусь здесь, а завтра придется поискать нового прибежища".
Однако, как только пробило одиннадцать, на электростанции выключили свет, и вся публика волей-неволей стала устраиваться спать. Позажигали два-три сальных огарка, от которых по грязному потолку заходили гигантские тени, но вскоре затушили и их.
- Гони, гони - и без нее живого места нет! - услышал вдруг Олег чей-то возглас.
- Пошла, пошла, рыжая бестия! - подходил другой.
Олег приподнялся:
- Что там?
- Собака проскочила. Пошла, пошла отсюда, стерва!
Олег чиркнул зажигалкой, глаза его и сеттера встретились.
- Не гоните, это мой сеттер, пусть погреется.
- Да здесь и людям-то места нет. К себе на сундук бери, коли так.
- Разумеется, возьму к себе.
Олег хлопнул ладонью по сундуку, сеттер легким прыжком оказался около него и стал устраиваться, задевая Олега обледенелыми лапами и дыша ему в лицо.
- Ложись, ложись, мой бедный маркиз. Ты меня пожелал иметь своим хозяином? Неудачный выбор! Я такой же бездомный, как и ты, - шептал Олег, почесывая собаке за ушами. Холодный нос коснулся его уха. Дашков обнял и прижал к себе собаку, оба затихли в объятиях друг друга.
На следующий день документы Олега поступили на прописку, а сам он с утра отправился разыскивать лесопильный завод, где ему предложили наведаться через несколько дней. Позвонив с вокзала домой, он узнал от Натальи Павловны, что ребенку лучше и Ася решилась отлучиться на уроки. Наталья Павловна сообщила также, что получила письмо от Нины, которая устроилась в доме литфонда; Олег тотчас пожелал разыскать этот литфонд, но напрасно стучал в калитку - в доме не было ни души. Только на третий день в ответ на его стук наконец откры-лась дверь, и он увидел, как Нина спешит к калитке, увязая в сугробах заметенного снегом сада. На ней были валенки и платок. Дашков поцеловал ей руку:
- Как ни переряжайтесь - все равно губернаторша или генеральша!
- Посмотрите мою резиденцию: я одна в пяти комнатах, - ответила она, смеясь. - Это дом отдыха для писателей, он в зимнее время закрыт. Меня устроила сюда военчасть: я пела у них в клубе и договорилась вести частным образом кружок художественной самодеятельности с женами комсостава и хоровое пение с их детьми. Узнав, что мне негде жить, заведующий клубом командир с тремя шпалами сам ходил к коменданту литфонда и просил его разрешить мне тут пожить, а прописку мне устроили в соседнем доме у сторожихи. Здесь было бы очень хорошо, если бы не лютая стужа в комнатах; я хозяйничаю на керосинке и отапливаюсь только ею же, а ведь дом нежилой, стены сырые. У меня зуб на зуб не попадает, я все время в валенках и в пальто.
Нина оказалась в обществе Марины, которая приехала, как только выяснилось точное местопребывание Нины. Обе сидели за чаем в литфондовской гостиной и тотчас пригласили Олега к столу.
- Я тебе еще месяц назад сказала, что кончится именно так! - говорила, продолжая прерванный разговор, Марина. - Я не умею защищаться: меня может обидеть кролик, а не то что целый кагал.
- А что, в самом деле судил-рядил тот Соломон? - спросила Нина.
- Он. Только, несмотря на самые веские основания прозываться именно так, имя его оказалось Яков Маркович. Огромная голова, маленькие кривые ножки, борода, как у Карла Маркса, а глаза - лисьи, облачен в допотопный лапсердак. В середине допроса что-то ему в наших ответах не понравилось вдруг как двинет от себя стол, а один из уважаемых членов рода сидел на шаткой скамеечке и, когда стол ушел у него из-под локтей, - грохнулся на пол. Сарочка как взвизгнет... Разве воспитанная женщина позволит себе закричать? А они все затараторили, завизжали, загалдели.
- Какие же вопросы задавал этот Яков Маркович? - спросила Нина.
- Прирожденный крючкотворец! пожелал выяснить, кто ухаживал, а мне по части бойкости в ответах - где уж с Сарочкой равняться! Я мямлю, а она тараторит по-своему - я не понима-ла, так и возражать не могла. Ну, присудил ей большую комнату, а не проходную маленькую на том будто бы основании, что она дежурила у постели по ночам... в действительности, конечно, потому, что единоплеменница! Я могу оспаривать через суд, да не хочу: в успехе я вовсе не уверена, а с ними в этом случае рассорюсь окончательно.
- А вещи? - спросила Нина.
- Вещи все мне отдали. Сарочка заявила было претензию на мою чернобурку, но Соломон решительным жестом осадил ее. Она поревела, но покорилась. Кстати, это Соломон заявил, что "нажмет" на зава какой-то поликлиники, очевидно, тоже еврея, чтобы меня приняли туда работать кастеляншей. Все бы ничего, если б не комната!
Олег слушал, отделываясь сочувственно-безразличными репликами. Разговор затянулся так же, как чаепитие, которое разнообразилось привезенной Мариной кулинарией собственного изготовления. Олег, которого общество Марины несколько тяготило, вызвался принести дров из лесу, чтобы Нина могла протопить, и ушел, сопровождаемый верным Маркизом. Когда он вернулся с вязанкой за спиной, было уже совсем темно, и Марина поднялась, чтобы поспеть к вечернему поезду. Олег предложил свои услуги доставить Марину на вокзал, уныло предчувст-вуя, что разговор тем или иным путем непременно нырнет в прошлое. Очень скоро они подошли к огромной луже талого снега, образованной снеготопилкой, и Марина беспомощно останови-лась. Он протянул ей руку, говоря: "Прыгайте!" - и на минуту она оказалась в его объятиях. Почувствовав, как быстро разомкнулись его руки, она смутилась и сказала:
- Вы вправе считать меня эгоистической и ничтожной женщиной, Олег Андреевич, если вы иногда вспоминаете... те дни... то, наверно, с упреком.
Секунду он помедлил с ответом.
- С огромной благодарностью.
- Как? - удивленно спросила она.
- Да, с благодарностью. Я ни о чем не жалею и всю жизнь буду благодарен вам, что вы согрели меня. Несмотря ни на что...
- Вы можете переночевать в одной из этих комнат, - сказала ему Нина, когда он вернулся с тайной надеждой услышать именно эти слова.
- Здесь отдохнете, наверно, лучше, чем на своем сундуке, и мне не так страшно будет, а то я дрожу при каждом шорохе - вокруг так пусто, а Луга полна бандитов, которых выселяют из Ленинграда, как и нас с вами.
Чувствуя, что глаза его слипаются после трех бессонных ночей, Олег решил воспользоваться предложением Нины и начал устраиваться на ночь в гостиной. Мимо садовой ограды по пустому обледенелому шоссе промелькнула женская фигура, прямая как стрелка, с рюкзаком за спиной, она попала на минуту в полосу света, падавшего из окна, и Олег увидел, как, перескочив с легкостью козы через канаву, она скрылась в темноте. Движением этим она напомнила ему Асю, и тоскливое ощущение, словно невидимой рукой, тотчас притронулось к его сердцу. Нелепая мысль: ее никогда бы не отпустили на ночь в незнакомый город. Кто-то из сосланных, наверное; на коренную лужскую обитательницу непохожа - покрой пальто не здешний и без валенок, в одних башмачках!
