Мирза Ибрагимов - Наступит день
- Ради аллаха, господин!.. Дай кусочек хлеба ребенку!.. Мужчина молча оторвал кусок хлеба и с раздражением бросил в ее сторону.
Так началась для Сарии жизнь нищенки, та самая жизнь, которой она даже мысленно для себя не допускала.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Распространить вторую брошюру оказалось намного труднее, чем первую. За подозрительными повсюду следили, люди теперь всего боялись. Даже книготорговцы и букинисты проявляли величайшую осторожность. Все, что бы они ни покупали, подвергалось тщательному осмотру. Они разворачивали газеты, перетряхивали книги и журналы, с ног до головы изучали забредшего к ним человека. Даже старые книги Фирдоуси или Саади, в пожелтевших от времени переплетах, с засаленными и истлевшими листами, они брали не иначе, как только тщательно обследовав.
И все-таки Фридун и его товарищи сумели распространить сто брошюр среди студентов университета, школьников и учителей и триста - среди рабочих, ремесленников и мелких торговцев.
Курд Ахмед и Ферида, взяв с собой по сотне брошюр, еще на прошлой неделе выехали в Азербайджан, пристроившись на какой-то машине, которые сотнями сновали между Тегераном и Тебризом. В дороге они держались как незнакомые люди. По приезде в Тебриз, удостоверившись окончательно, что у Фериды все в порядке, Курд Ахмед двинулся дальше.
Ризван с Серханом должны были ехать в Гилян и Мазандеран. На южные, нефтяные промыслы, по совету Керимхана Азади, решили послать с брошюрами Гусейна Махбуси, который был из Эхваза и хорошо знал южные провинции. Это было первое серьезное поручение, которое они давали Гусейну Махбуси. Он был уже предупрежден о поездке в Эхваз, но о цели поездки еще ничего не знал.
Они решили собраться вечером и посовещаться вместе. Вернувшись из университета, Фридун сидел после обеда в своей комнате и думал о работе организации, о будущем, о том, как много еще надо сделать, и перед его мысленным взором открывалась картина предстоящих боев. Ему казалось, что начатое дело должно непременно завершиться успехом. На общественной арене все более и более резко размежевывались две силы. Одна из них несла на своем знамени свободу и труд, другая - насилие и гнет.
Фридун ни минуты не сомневался, что в Иране борьба между этими двумя лагерями увенчается победой лагеря труда и свободы... Тогда-то наконец для родной земли начнется прекрасная веска подлинно свободной жизни!
Каждый раз, отдаваясь этим мечтам, Фридун восторженно думал о великой Советской державе: "Оттуда по всей земле распространяется свет немеркнущего солнца, озаряя самые темные ее уголки.." При этом он чувствовал, как укрепляется его воля, как вливаются новые силы в его грудь, как радостно бьется сердце.
Советы были в его представлении другом, верным и непоколебимым другом всех угнетенных наций. И красное знамя было для него вечным символом будущего счастья всех угнетенных людей земли. Путь к светлому будущему родины, к счастливой жизни родного народа проходил под живительными лучами этого великого стяга.
Так думал не один Фридун. Так думали и Курд Ахмед, и Риза Гахрамани, и Арам Симонян, и тысячи, сотни тысяч тех, кто стремился к свободе, кто хотел избавиться от голода и нищеты, от произвола и насилия.
В этом - и именно в этом - видел Фридун причину лютой ненависти реза-шахов, хикматов исфагани, хакимульмульков к Стране Советов, к этой могущественной и несокрушимой крепости свободы...
Стук в дверь оторвал его от заветных мечтаний. Шофер Шамсии привез от нее письмо. Девушка просила его к восьми часам быть обязательно в Шимране. Фридун заколебался - в девять часов они должны были собраться у Арама Симоняна. В конце концов он решил ненадолго заехать к Шамсии, а уже оттуда отправиться на собрание.
В Шимране его встретила сама Шамсия. Фридун сразу обратил внимание, что в девушке не было и следа обычной для нее почти детской резвости и веселого лукавства. На ее красивом лице лежала на этот раз печать глубокого раздумья.
Шамсия усадила Фридуна на скамью под большой чинарой и ушла, сказав:
- Подождите здесь минутку, с вами хочет говорить сертиб Селими.
В голове Фридуна мелькали, сменяя друг друга, сотни разных мыслей. Он старался угадать - смогли ли Шамсия и сертиб Селими найти общий язык, миновала ли опасность, грозившая сертибу.
- Вы, вероятно, не ожидали встретиться со мной? - сказал, подходя, сертиб и, не дожидаясь ответа, перешел к волновавшему его вопросу. - Вы оказались правы, дорогой Фридун, - горячо заговорил он. - Я понял, что деспотический строй глубоко враждебен народу и нашей родине. Я смог убедиться, что он - злокачественная язва на теле народа. А единственное средство избавления - вырезать эту язву.
И сертиб Селими коротко рассказал Фридуну о своем свидании с Реза-шахом.
- Питаясь вредной иллюзией, я бесплодно растратил лучшие годы своей жизни. Теперь раскаяние грызет меня. Кто в силах вернуть мне хотя бы один из тех дней, когда я возлагал всю свою надежду на якобы обманутого придворными монарха?! - произнес сертиб с горечью.
Фридун почувствовал всю силу отчаяния, охватившего сертиба Селими.
- Нет, нет! - поймав его взгляд, продолжал сертиб Селими. - Вы не думайте, что я бесплодно справляю тризну по ушедшим дням. Что может быть глупее - совершив ошибку, лить слезы раскаяния? Именно потому, что я понимаю всю глубину моих заблуждений, я хочу перейти к решительным действиям.
- В чем же будут заключаться эти действия?
- Я решил, объединив всех честных людей, поднять, их против гнилого шахского режима. У меня одна цель - пусть ценой.своей гибели, но добиться свободы и независимости родины. У меня много преданных и смелых друзей среди военных и интеллигенции. А вы близки к низам, к людям труда. Отныне наш с вами долг - объединить эти две силы.
- Приветствую ваше решение, - сказал Фридун и протянул руку сертибу Селими. - Пора, давно пора!
Это была первая честная и сильная рука, которая была протянута сертибу Селими на избранном им новом пути. Он крепко пожал эту руку.
- Да, пора! Шахский режим привел Иран на край пропасти. Спасение страны в объявлении демократической республики. К этому мы и должны готовиться. Ясно и то, что мы не одиноки в своих стремлениях. Нашлись даже люди, которые уже приступили к действию. Брошюры, которые переполошили всю дворцовую камарилью и шаха, выпускаются какой-то сильной организацией. - Он помолчал с минуту и добавил: - Но боюсь, что такая организация недолго просуществует.
При этих словах Фридун насторожился.
- Почему вы так думаете? - спросил он, стараясь не выдать своего волнения.
- Потому что какой-то предатель помог напасть на ее след. Не сегодня-завтра начнутся аресты. Помните, некогда в Азербайджане, на Тегеранском шоссе, в чайной, вы видели Гусейна Махбуси. Этому матерому провокатору, который служит трем державам и иранской тайной полиции одновременно, удалось проникнуть в организацию. Так-то, мой друг, иностранный капитал не ограничивается ограблением наших естественных богатств. Он разлагает и людей, превращая их в подлецов и негодяев.
Фридун уже не слушал сертиба. Перед его глазами проносились образы товарищей, которые в эту самую минуту находились у Арама Симоняна, он видел виселицы, которые, готовились для них. Ему хотелось вскочить и, не медля ни минуты, помчаться туда, чтобы предупредить их, принять какие-то срочные меры. Но сертиб Селими ждал ответа, и ответ надо было дать. Фридун не сомневался, что в его лице организация приобретет ценного человека, но не считал себя вправе, не посоветовавшись с товарищами, не получив их согласия, открывать сертибу Селими существование такой организации.
- Я затрудняюсь сразу принять какое-нибудь решение, - ответил он спокойно, - но я подумаю над вашим предложением. Во всяком случае трудно что-нибудь возразить против вашего вывода - что так продолжаться дольше не может. Можете быть уверены, сертиб, что все сказанное здесь останется между нами...
Произнеся последнюю фразу, он заметил как облегченно вздохнул сертиб.
Затем Фридун извинился и торопливо поднялся. Сертиб Селими пошел проводить его до ворот.
- Как ваши отношения с Шамсией-ханум? - несмотря на глубокое волнение, спросил Фридун.
- Вы и сами знаете, что она порядочная девушка и не похожа на своего продажного отца. Она не лишена способности постигать правду жизни. Поэтому я открыл ей, что мы с ней жертвы дворцовых интриг и шахского произвола. Мы договорились о том, что если даже нам и придется формально вступить в брак, мы никогда не будем мужем и женой. А когда будут разбиты ненавистные цепи, каждый пойдет своей дорогой и найдет свое счастье.
На прощание Фридун крепко пожал сертибу руку и, сев в машину, бросил шоферу:
- Быстрей в город!..
Вернувшись с работы, Керимхан Азади пообедал и, по обыкновению, принялся за газеты. Хавер убирала и мыла посуду. Маленький Азад строил в углу домик из кубиков и то и дело поглядывал на отца. Видимо, ему очень хотелось что-то сказать отцу, но он не решался.
