Евгений Чириков - Зверь из бездны
– У меня просто скверное настроение, Лада… Ты не придавай моим словам особенного значения.
– Если ты сделаешь что-нибудь над собой, я… тоже… не останусь жить. И знай, что убьешь не себя, а всех нас… и нашу девочку! Я никому не оставлю ее на этом свете… с собой возьму!..
– Ну, Лада, это уже совсем… дико. Это в варварские времена родители имели право распоряжаться жизнью детей, а теперь…
– И теперь варварские времена…
Опять сидели молча и думали. Ладе надо было уходить, но… взглянет мимолетно в лицо Владимира и боится уйти. Уже смеркалось, а она сидела на камне, как изваяние.
– Тебе пора, Лада…
– Я не уйду… Знаешь что?.. Давай умрем вместе!.. Я тоже устала жить…
Владимир встрепенулся: точно разгадал вдруг загадку, над которой он долго трудился напрасно. Странный огонек блеснул в его глазах. Он так настойчиво в последние дни думал о самоубийстве, и всегда она, вот эта несчастная женщина, которую он связал со своей жизнью, становилась поперек дороги к смерти, избавительнице от всех мук. И вот теперь все разрешается…
– Уйдем, Володечка, все, все!..
– Нет. Только вдвоем.
Лада заплакала. Уйти и оставить ребенка – нет, она не в силах сделать так!
Владимир ходил около и говорил. Они с Ладой прожили свою жизнь. Была эта жизнь коротенькая, но она была, как свеча под ветром, – сгорела, и не стоит жалеть огарка, который только коптит, а не светит больше. А жизнь ребенка вся впереди. Кто скажет, какова будет эта жизнь? И кто скажет, что будет через десять лет? Он, Владимир, фаталист: смерть приходит к каждому в предначертанное время. Разве Лада не чувствует, что их жизнь сгорела? Ничего, кроме смерти, впереди. Все осталось позади. Только прошлое ценно, а настоящее – одна мука, скорбь и тоска. Надо все предоставить судьбе: если ребенку суждено умереть – придет смерть под маской скарлатины, тифа, дизентерии, оспы, и девочка умрет. А самим отнять у нее жизнь – это та же звериная жестокость, а не любовь. Почему Ладе кажется необходимым умереть вместе с ребенком? Материнский слепой эгоизм. Если бы девочка могла понимать, она замахала бы ручонками и закричала: «Не хочу!»…
Лада слушала и поддавалась внушению: уверенная страстная речь Владимира действовала на нее, слабовольную, как «заговор» колдуна на темного человека. Слушала и кивала головой. Да, Лада верит в загробную жизнь и верит, что все они соединятся потом. От этой мысли лицо Лады просияло улыбкой.
– Уйдем, Володечка!.. Я так устала!.. Так хочется отдохнуть…
Владимир подсел и стал ее ласкать. Гладил по голове и целовал мокрые от слез глаза. Шептал ей: сегодня он придет ночевать, он простится с ребенком и потом уйдет, совсем, навсегда…
– В море? – шепотом спрашивала Лада.
– Да, в море…
Владимир уже ходил к берегу: там есть огромный камень, с которого можно спрыгнуть.
– Только… скорее!., чтобы не мучиться…
– Можно сперва из револьвера… упадешь с камня, и все кончено…
Они сидели, как заговорщики, и шептались. А море ворчало прибоем, взметывая ввысь каскадами водяной пыли свои зеленые тяжелые волны с белыми гривами, как несметные полчища всадников, скачущие правильными рядами, как конница, от затуманенного горизонта.
Крепко поцеловались, глядя друг другу в глаза…
Итак, он придет, как только стемнеет. Лада кивнула и пошла домой…
А дома объяснение с отцом, обвинение и попрек «любовником».
– Да, да! Ходила к любовнику. И сегодня вы его увидите: он придет ко мне ночевать. Довольны?
Так и случилось. Когда совсем уже стемнело, в дверь балкона кто-то постучался. Отпер старик.
– Не бойтесь! Последний визит…
Ужас объял старика: перед ним был снова «покойник». Что-то зашамкал губами, метнулся в сторону, зашатался и упал, наотмашь, ударившись оголенным черепом об пол. Выбежали Лада, старуха. Перетащили потерявшего сознание старика на диван. Он неподвижно смотрел широко раскрытыми глазами на окружающих, шевелил губами и мычал… Спустя десять минут в доме был настоящий покойник. Никто не плакал. Казалось, что в белый домик пришла сама смерть, и все притаились и спрятались… Только в комнате старухи загорелась синим огоньком лампадка перед старым образом в потемневшей серебряной оправе…
Зачем пришла смерть в белый домик? Может быть, она не хотела принять жертвы, которую ей готовили заговорщики?..
Пришла и помешала…
Глава тридцать первая
Негде достать гроб!..
Вошла за плечами Владимира смерть в белый домик, но никто не плакал, все прятались за вопросом: «Где достать гроб?» Вообще – как быть с покойником? Церковь и кладбище далеко, верст за десять, проехать по измытой ливнями и забросанной огромными камнями дороге невозможно, да и не только проехать, а даже пронести на руках гроб – неразрешимая задача. Даже священника достать трудно: согласится ли идти пешком? Люди перестали ходить по шоссе: под Байдарскими воротами хозяйничали опять «зеленые», а может быть, просто грабители. Как и где похоронить? Нельзя отдать последних почестей при разлуке с близким человеком: отслужить панихиду, возжечь восковые свечи, почитать погребальные псалмы и каноны, проводить торжественным шествием до могилы… И от этого человек мертвый становится не покойником, а трупом, и самая смерть теряет свою значительность… Лежит старик на диване под простыней и только пугает: от мигающей лампадки кажется, что мертвый шевелится под простыней… Это так странно: Лада, решившая сама отдаться смерти, теперь боится войти в зал и остаться с мертвым отцом. Точно не отец, а просто чужой мертвец. Прячется в своей комнате, около ребенка, который беспечно и весело разговаривает, смеется и этим не пускает мысли о смерти в комнату. Владимир в комнате брата все пишет «прощальное письмо людям» и не появляется в зале. Одна старушка войдет, постоит, повздыхает, потрясет головой, отрет слезки, перекрестится и уйдет в свою норку думать о том, что и ей пора на вечный покой. Нечего больше в этой жизни ждать! Все кончилось, кроме смерти. Прошлепает туфлями, заглянет в комнату Лады:
– Ладочка! Как же без гроба и без священника? Точно и не человек…
Лада вздрагивает, сожмется и со стоном ответит:
– Что же, мама, я могу сделать?
От Лады к Владимиру:
– Владимир Павлыч! Как же быть-то теперь… похоронить-то человека?
Он сам накануне смерти, а жизнь заставляет заниматься такими пустяками:
– Вырыть могилу, завернуть в простыню, перекрестить и зарыть…
– Так ведь я и этого сделать не могу!.. Из-за вас помер, вы испугали, а даже помочь не хотите…
Пишет и не отвечает. Опять позади стонущий голос старухи. Оборачивается и с раздражением говорит:
– Завтра я вырою яму, и похороним…
– Яму? Что он, собака, что ли?
Взяла старуха палку и поплелась к морю, к рыбакам: надо поскорее Бориса вызвать, послать за ним в Севастополь, может быть, этот Ермила согласится пешком сходить – поблагодарит она его. А может быть, и гроб рыбаки сделают… Люди же! Должны понять. Долго спускалась по тропинке. Пришла. Рыбаки спали. Разбудила одного и рассказала. Тот спросонья ничего не понял, махнул рукой и, отвернувшись, снова улегся. Точно сказал: «Не мое дело!» Старуха села на лавочку и завыла. Проснулся Ермишка. Что такое?..
– Батюшка! Ермилушка! Горе-то у меня какое…
– Что такое?
Рассказала старуха, а Ермишка потянулся, крякнул и сказал:
– Ничего, старушка Божия! Все в свое время помрем. Три фунта сахару дашь, и гроб сколотим, и могилу выроем, и все честь честью… Ребята!
Разбудил товарищей, обрадовал сахаром. Нигде сахару не достанешь, а тут три фунта. Поговорили между собою:
– За четыре фунта согласны!..
– А пять фунтов дашь, так и за попа справим, – пошутил один молодец, и все захохотали.
Не люди, а звери. Даже из великой тайны смерти человеческой устраивают себе развлечение. Старуха чуть ползла в гору, возвращаясь домой, земля уползала у нее из-под ног, колючая одышка мешала дышать, точно сердце комом вставало в горле. Умереть бы! Остановилась, а позади веселые голоса: Ермишка с ребятами догоняют – с кирками и лопатами.
– А где, бабушка, могилу копать будем?
– Повыше где-нибудь… Подальше от людей…
– Постараемся, бабушка! Покрасивее местечко выберем, чтобы далеко видать было покойничку с высоты. По горе лесенку выложим, если три коробка спичек прибавишь…
– Ладно. Прибавлю…
– Идем, ребята!.. А чай у вас остался?
– Есть еще…
– Поработаем да чайку с сахаром попьем. И что такое? Не могу без сахара жить? Чего нет, то всего дороже на свете…
К вечеру Ермишка с Харлампием гроб принесли и сказали, что все готово. Помогли старика обмыть и в гроб уложить. Ермишка удивлялся:
– Смердит от него… И что такое? Помер, и дух скверный… Что от человека, что от падали… Одна цена!.. А сахарку-то, бабушка?
– Сейчас разве? После уж… когда похороним.
– Не обманем!.. Доверься! Долго ли отнести да закопать? Пустое.
