Письма с острова - Татьяна Борисовна Бонч-Осмоловская
Просторно в высоком небе, уютно на тесной земле. Время стекает со звезд по крупинке, шурша золотом под ногами, засыпая города, рощи, ручьи, деревни. Строка течет по склону горы, между кустами с алыми, созревшими к осени ягодами, по камням, в пыли, среди гусениц и упавших листьев, к озерцу, убранному по окружности белым камнем. Бронзовый журавль стоит на краю воды, следя, чтобы она текла по трубам, достигая самого дальнего дома города, самой верхней залы дворца. В торце левого крыла лабиринта, на втором его уровне расположена комната, узкая, полтора на четыре шага, она кажется высокой, хотя потолок здесь расположен на той же высоте, что и в других. Со стены открывается вид на город, колеблющийся в полуденном мареве словно мираж, на площадь, бурлящую людьми, как костями в супе, на луг, на сосновый лес, на гору на другой стороне, где дымок вырывается из пещеры. В комнате – молодая женщина, худая и деревянно-твердая, с волосами прямыми, как солнечные лучи в столбе пыли. Ее кожа круглый год покрыта веснушками. Она носит перстень на безымянном пальце левой руки, слишком тяжелый для женщины, вероятно, принадлежащий прежде ее отцу или любовнику, и перекроенный для ее узких пальцев. Она читает свиток или пишет еще один. Она любит читать, особенно воспоминания, рассказы о чтении, размышления о сознании, загадки, игры, фокусы и парадоксы. Во дворце она целый день занята с детьми: по утрам выводит их в сад, где свет густой и веселый, и просит написать дерево, птицу или улыбку бога. Девочки обожают ее, а она не судит строго рисунки, следит лишь, чтобы на них не проявлялось сходство с кем-либо из семьи. Иногда она рассказывает им истории – о летающем городе, об окаменевшем царе и ожившей статуе, о пробудившемся острове, окруженном венком морской пены, о мертвой невесте. Говорит она с легким сипением, раздувая ноздри, с присвистом, особенно заметным, когда произносит слова на «с» или «ш» – собака, коса, простор, пастух, пустыня, сплетая их в шелковую простыню.
Письмо шестьдесят первое
«если глядеть изнутри…»
если глядеть изнутри, ночь – это
ароматный пирог с цукатами,
разрезанный на четверых.
если глядеть снаружи,
ночь – это только дольки
тепла с человечками
за накрытым столом.
отступаешь подальше
и отступаешь, и оно
испаряется,
уменьшается в точку,
исчезает бесследно, если только
не было нарисовано тушью
или записано, чем найдешь
под рукой, навсегда на бумаге
Письмо шестьдесят второе
Приходит волна
За вереницей холмов и впадин, простирающихся передо мной, уже краснело небо. Меня ожидал длинный день. Длинный хороший день. Я отметила присутствие хлора в порыве ветра. Я впервые умирала сто лет назад в такой же замечательный день. Потом море прокатилось дальше на запад, и я проснулась и отправилась вслед за ним.
Горизонт вновь наполнялся светом. Пока еще мягкое, тепло раздумчиво текло по песку, разгораясь с каждой минутой. Мои батареи раскрывались навстречу ему. Я должна подождать, пока прогреются внутренности под темными фильтрами, от поверхности до сосудов внутри. На что я могла рассчитывать здесь, по сути, немногим больше, чем располагали слуги Герона Александрийского, согреваемые священным огнем, чтобы прийти в движение.
Меня согревает солнце. Я стремлюсь навстречу ему. Вереницы холмов и впадин стелятся к горизонту. Между белесых пиков рыжеет песок. Я уже обошла кругом эту землю и, если б не ветер и волны, могла бы увидеть собственные следы, оставленные в прошлый и позапрошлый разы.
Удивительно, как быстро поднимается солнце. Оно разливается неукротимо, и воздух содрогается, становясь жестким и плотным, наполняясь энергией и песком. Пора в путь. Я забираюсь на скаты и склоны. Рецепторы фиксируют шелест песка, запись, как всегда, улетает сквозь атмосферу на спутник, если на орбите все еще висит мой принимающий спутник. Я не получала сигналы от него много лет. Я сохранила минимум информации в памяти, многократно перезаписывая текущие наблюдения на место его прежних посланий.
Солнце поднимается выше. Кровь забурлила в сосудах, я бегу по земле, перепрыгивая трещины и булыжники. По сторонам сверкает залитая солнцем, усеянная выветренными столбами долина. С неба льется поток слепящего света, песок багровеет под ступнями. Я прикрываю визуальные датчики, чтобы не повредились под давлением света. Я могла бы починить их, но на это нужна фиксация на несколько суток, а я не могу останавливаться. Потому – безопасность и осторожность.
Песок под ступнями размягчается, превращаясь в слепящую кашу, я увязаю в нем, это замедляет движение. Мне нельзя останавливаться. Всякий камешек теперь ранит меня, и я перелистываю покрышки подошв едва ли не с каждым шагом. Воздух стеной встает на пути, обдавая палящей волной. Небо выгорело до белесого, испарения от песка поднимаются вверх, я давно сняла темные фильтры, теперь не раствориться бы вместе с песком на солнце. Я уже с трудом различаю столбы и ямы, ощупывая пространство перед собой, чтобы не провалиться в дыру и не влететь в стену. На время прохождения солнца в зените я отключаю и тактильные клапаны, по всему спектру идет только белый шум.
Я бегу вперед, вперед, почти не распознавая пути. Странные ощущения, что-то внутри меня кричит – шагни вбок, упади, падай, остановись, отдохни. Я знаю, послушай я этот голос, вставать и возвращаться на путь будет труднее. Солнце сжигает покровы, я слышу хруст сочленений. Я знаю, что вскоре не выдержу. Я двигаюсь дальше, понимая бессмысленность каждого шага. Все лучи собрались словно в линзе и уставились на меня кинжалом в сердце. Искрящийся острый нож нацелен в мою сердцевину. Он рассекает мои покровы, сочленения, суставы, сосуды. Он разрезает меня на куски, на пластины, насквозь.
И тогда накатывается волна. Она так медленно выползает из‑за границ плоскогорья, что кажется неподвижной. Солнечные лучи падают вертикально, и первое, что я замечаю, – зеркальную гладь позади. Равнина превращается в дно бесконечного моря, над которым летит ореол света и пены. Зеркало нагоняет меня, подгоняет меня, оно стучит камнями о дно земли, раскаленные камни шипят в кипятке.
Море вздыхает и вбирает меня.
Море заливает мне суставы ступней. Море поднимается до колен. Солнце выжигает зеркало моря, дробит его на осколки, рикошетом разлетающиеся в небеса. Я вкапываюсь в песок, закрываю
