Элли и арфист - Хейзел Прайор
Я должна перепробовать все варианты. Рано или поздно я верну нам прежнего Клайва. Он не может вечно на меня дуться.
– Как знаешь, – сказал он. – Ты же всегда поступаешь как хочешь.
* * *
Сочельник. Клайв куда-то уехал. Понятия не имею куда. Он взял свою машину.
День светлый и ясный. Я открываю заднюю дверь и выхожу на улицу. Сад весь в кристаллах, каждая травинка блестит и переливается в лучах солнца. Я натягиваю куртку и вдыхаю колючий от холода воздух. Он бодрит. Лучик солнца падает на щеку, и мне становится легче.
Скоро все изменится. Так дальше продолжаться не может. Меня наполняет уверенность: Клайв меня простит. Должен простить. Интересно только когда. Ну, конечно! Он решил дотянуть до завтрашнего утра, чтобы сделать Рождество еще более чудесным. Или он простит меня сегодня вечером. Возможно, уже сейчас он бродит по магазинам в поисках какого-нибудь милого подарка, какой-нибудь красивой вещицы, которая, как он знает, мне понравится. Он обнимет меня. Страстно поцелует меня, а я поцелую его в ответ, и все снова будет хорошо. Мы найдем способ восстановить наши отношения после этих невзгод. Все будет как раньше, когда он покупал мне цветы, массировал мне ноги и поддерживал меня, когда что-то шло не так. Я улыбаюсь, чувствуя, как с сердца уходит тяжесть.
С тех пор, как я отменила поездку к Вик, я почти ничего не делала для подготовки к Рождеству, разве что заказала индейку. Теперь я берусь за дело. Я хватаю секатор и бегу в сад. Кусты остролиста сверкают тугими гроздьями ягод; здесь есть и плющ. Я срезаю понравившиеся веточки, подравниваю их и перевязываю красными лентами. Я размещаю их на книжных полках, над картинами, вдоль каминной полки – везде, где только можно. Чтобы дом выглядел празднично.
Из шкафа под лестницей я достаю рождественскую коробку. Внутри – клубок сверкающих вещиц. Я выуживаю струи мишуры и украшаю ими перила лестницы и пространство вокруг камина. Все наши рождественские открытки лежат кучей на кухонном подоконнике. Я расставляю их по шкафам и комодам.
Я замечаю, что серебряные подсвечники заметно потускнели. Я нахожу полироль и натираю их до блеска. Свечи давно не зажигали, но они в полном порядке, лишь слегка запылились. Я осматриваю дом и смеюсь от волнения и предвкушения. Возможно, это будет не самое худшее Рождество. Возможно, если мы все обсудим, Клайв примирится с моей игрой на арфе, и я смогу время от времени наведываться в амбар. Хотя бы изредка. Я была бы этому очень рада. Я буду к этому стремиться.
Рождественской елки у нас нет. Может быть, Клайв принесет ее домой сегодня, но я не собираюсь рисковать. Прошлогодняя норвежская ель до сих пор стоит в горшке в глубине сада. Я спешу к ней. Она немного растрепалась и местами облысела, но все это можно легко прикрыть мишурой. Сойдет. Я начинаю затаскивать елку в дом.
– Привет, Элли!
Это Паулина, она окликнула меня через забор. Ее не узнать, до такой степени они укутана в шерстяную одежду.
– Привет, Паулина!
– Все в порядке, дорогая?
– Все отлично! Счастливого Рождества!
– Счастливого Рождества, дорогая!
* * *
Елка, дом, ужин – все идеально. Я надела свое красное платье. Оно прекрасно смотрится с серебряным ожерельем, которое Клайв подарил мне на нашу последнюю годовщину. Я подмигиваю себе в зеркале. В кои-то веки я чувствую себя привлекательной.
Горят свечи и играет наш любимый компакт-диск с рождественской музыкой.
Он же наверняка вот-вот вернется домой?
Я подхожу к плите и еще раз перемешиваю карри. Клайв любит карри, а это особый рецепт с шафраном, изюмом и миндалем. Есть карри в канун Рождества – наша давняя традиция. Я смотрю на часы и добавляю еще несколько ложек бульона. Карри так долго стоит на плите, что начинает подсыхать.
Музыка все звучит. Я нажимаю кнопку «стоп» на проигрывателе компакт-дисков и выключаю его. Любой звук действует мне на нервы.
Я снимаю карри с плиты. От запаха меня слегка тошнит.
Задуваю свечи. Уже десять часов.
Прохожу в гостиную. Я рискнула снова растопить камин, но огонь уже погас. Я опускаюсь в кресло рядом с ним и сижу, глядя на угли и продолжая ждать.
Наконец я слышу, как открывается входная дверь. Я мчусь к ней.
– Клайв, я так за тебя волновалась!
Одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять, что он бесконечно далек от прощения. Он отталкивает меня в сторону и, пошатываясь, поднимается наверх. За ним тянется запах виски.
* * *
Я поднимаюсь на второй этаж. Карри теперь стоит в пластиковом контейнере в холодильнике. Возможно, мы съедим его завтра на обед. Я устала, но почему-то сомневаюсь, что удастся уснуть.
Завтра Рождество, и я не знаю, что оно принесет. Интересно, будем ли мы есть индейку, которая нас ждет, картофель, капусту и пастернак, хлебный соус и все остальное? Стоит ли мне тратить время на то, чтобы все это приготовить? Наверное, стоит. Стоит, если это что-то изменит. Нужно продолжать доказывать Клайву, что мне не все равно.
В спальне горит свет. Я заглядываю в комнату с порога. Свет подчеркивает фигуру Клайва. Он сидит в постели, голый, с книгой в руках. Он смотрит на страницы книги. Книга – это мой блокнот, в котором я пишу стихи. Обычно я храню его в ящике стола. Клайв никогда, ни разу в жизни не проявлял интереса к моему творчеству. Мое сердцебиение учащается. Вдруг на этих страницах есть что-то компрометирующее? Я знаю, что есть. А в связи с тем, что Клайв и без того полон подозрений, мои стихи только усугубят ситуацию.
Я делаю шаг вперед, и он резко вскакивает с кровати. Молча проходит мимо меня и направляется в ванную. Блокнот лежит раскрытый на подушке. Я беру его в руки и вижу стихотворение, которое написала всего пару недель назад.
Неужели это то,
Без чего нам не прожить,
Что трепетать нас заставляет,
Чего так страстно мы желаем,
Что наши мысли заполняет
И сна надолго нас лишает?
Все эти годы я жила
И верила – то жизнь моя,
Я плакала, порой смеялась,
Переступить черту все не решалась.
Но место теплее я нашла,
В нем музыка, пространство и душа,
В нем стало легче дышать.
Тут так
